В полночь

Кэрри была женой американского миссионера Эндрю. Почти всю жизнь они провели в Китае. Некоторое время они жили в самой глуши, в маленькой деревушке, куда редко попадали иностранцы.

Здесь Кэрри провела одну из прекраснейших зим своей жизни. Маленький азиатский домик был очень уютным. На подоконниках цвели цветы – всё у неё цвело и пахло. И комнаты, несмотря на бедную обстановку, выглядели уютно и приветливо.

За зимой пришла весна, а потом и лето. «Только бы не такое жаркое, как в прошлом году», – думала Кэрри. Но уже весна была намного теплее прошлогодней. Проходили дни, о дожде не было и речи. Крестьяне, ожидавшие сезона дождей для своих рисовых полей, с горечью наблюдали, как засыхают молодые стебельки. В разгар лета жара поднялась до предельных отметок, тем самым уничтожив всякую надежду даже на самый малый урожай риса. Чтобы зимой не умереть с голоду, крестьяне тут и там сеяли кукурузу.

Чуткая Кэрри быстро распознала перемену в настроении людей. Всё меньше людей приходило в церковь, где проповедовал её муж Эндрю. А в одно из воскресений не пришёл никто. На следующий день помощница Кэрри − Уанг Ама – вернулась с базара и передала тревожную новость:

– Тебе лучше не выходить на улицу. В селе идёт разговор о том, что богов разозлил приход иностранцев, и поэтому нет урожая.

Эндрю тоже заметил враждебность в мрачных взглядах местных жителей. Однако проповедник не только не сдавался перед трудностями, но ещё больше укреплялся в них. Когда миссионер понял, что продолжать работу на этом месте невозможно, он на некоторое время предпринял путешествие по стране. Эндрю отлучился на несколько недель, а Кэрри с детьми и помощницей Уанг Амой осталась одна в доме.

В один из жарких августовских дней Кэрри сидела у раскрытого окна и шила. Тяжёлый, душный воздух, казалось, усиливал любой шорох с улицы. Вдруг до слуха Кэрри донёсся чей-то шёпот. Она озабоченно прислушалась. Двое мужчин о чём-то договаривались.

– Сегодня в полночь взломаем ворота, – сказал один, – убьём их и бросим трупы к ногам богов, чтобы наконец-то прекратилась засуха и пошёл дождь.

Кэрри тут же встала и пошла к Уанг Аме:

– Быстро пойди на улицу и прислушайся. Узнай всё, что можешь, о том, что планируется сегодняшней ночью.

Без лишних слов Уанг Ама вышла на улицу, но вскоре вернулась – в её глазах был ужас. Тщательно закрыв двери, она подтвердила Кэрри то, о чём жена миссионера уже догадывалась:

– Они придут сегодня ночью. Хотят убить тебя и детей. Говорят, нужно убить всех белых.

– Ты думаешь, они это действительно сделают?

– Сделают, – с тревогой ответила Уанг Ама и смахнула фартуком накатившуюся слезу. – Все те, кому ты делала добро... Ни один не решится помочь тебе сейчас. Если кто-то заступится, его тоже убьют.

Кэрри стояла молча, но в голове роилось множество мыслей. Она взяла Уанг Аму за руки и посмотрела ей в глаза.

– Я не боюсь, – сказала она спокойно, – я пойду и помолюсь Богу.

Войдя в спальню, она закрыла за собой дверь и стала у постели на колени.

– Если это Твоя воля, – молилась она, – то спаси нас, Господи! Но что бы ни случилось, помоги мне не бояться.

Кэрри долго ещё стояла на коленях, обдумывая, как поступить. В молчании она ждала, пока Бог не ободрил её, вселив мужество и дав ей мир. Кэрри решила в этой ситуации во всём положиться на Бога.

Вечером Кэрри рано уложила детей спать, после чего спокойно принялась за вязание. Весь день мужество и упорство не оставляли её. «Я не хочу умирать», – решительно и твёрдо повторяла она, мысленно перебирая всевозможные идеи, как спасти детей и себя.

Кэрри подошла к окну. Сельский шум доносился сквозь затхлый пыльный воздух. Она прислушивалась к этому шуму, напряжённо пытаясь уловить всякое в нём изменение. Ближе к полуночи это изменение наступило. Гул усилился вокруг стен их дома.

Полночь близилась. Кэрри встала и тихо попросила Уанг Аму поставить чай, а сама принялась накрывать на стол. Она выставила все имеющиеся в доме блюдца, а на тарелки разложила пирог. Затем подмела пол и расставила кресла и стулья. После этого миссионерка вышла во двор, подошла к главным воротам и настежь открыла их.

У ворот стояли мужчины. Их лица невозможно было разглядеть в темноте. Но Кэрри почувствовала, что они отступили назад. Не теряя уверенности, она возвратилась в дом, оставив дверь широко раскрытой. Свет керосиновой лампы проникал теперь далеко наружу. Затем она разбудила детей, одела их и привела в столовую. Дети молчали, удивляясь необыкновенному поведению матери. Она спокойно разговаривала с ними и пела им песни. Это успокоило детей, и они начали весело играть. Уанг Ама принесла чай и расставила несколько чайников по столу.

Голоса вокруг дома становились всё громче. Когда из общего шума уже можно было расслышать отдельные слова, Кэрри хладнокровно встала и, подойдя к двери, громко позвала:

– Пожалуйста, заходите!

Снаружи стояла мрачная толпа озлобленных мужчин. В руках они держали палки, дубинки и ножи. Кэрри снова приветливо позвала их, голос её прозвучал звонко и ясно:

– Заходите, пожалуйста, друзья и соседи! Я вам чай приготовила.

При этих словах мужчины нерешительно остановились. Некоторые из них протиснулись вперёд. Кэрри разлила чай по блюдцам и начала разносить их, держа обеими руками – вежливый жест китайцев. Первое блюдце она предложила большому мрачному мужчине, который, казалось, был главарём. Он ошеломлённо раскрыл рот и принял чай из её рук. Кэрри с сияющей улыбкой взглянула на лица стоявших в дверях мужчин.

– Заходите, пейте чай, – пригласила она, – и садитесь, пожалуйста. Извините, что в моём доме нет достаточно места, но всё, что у нас есть, – ваше.

Один за другим мужчины начали проходить в комнату. С вытаращенными глазами и раскрытыми от удивления ртами они на мгновение были отвлечены от своего намерения.

– Ты посмотри, она нисколько не боится, – услышала Кэрри шёпот одного из них.

– Почему же я должна бояться своих соседей? – спросила она с улыбкой и удивлением.

Мужчины начали осматривать обстановку: занавеси, пианино. Один из них нажал клавишу. Кэрри, заметив это, села на табурет и принялась тихонько играть знакомую им мелодию, а потом запела китайскую песню.

В комнате воцарилась мёртвая тишина. Когда Кэрри закончила, мужчины переглянулись, и один пробормотал:

– Тут никого нет, только женщина и дети.

– Я пошёл домой, – сказал другой, продвигаясь к выходу.

Многие, всё ещё мрачные, оставались стоять. Главарь остановился возле детей. Он протянул руку Артуру. Розовощёкий, дружелюбный мальчишка, уже давно привыкший к желтокожим лицам, улыбнулся и схватил указательный палец грубой руки китайца. Китаец рассмеялся и сказал:

– Да с тобой играть можно!

Оставшиеся гости собрались вокруг детей. Они подняли игрушки, покрутили их в руках и даже начали играть с детьми. Кэрри в большом напряжении наблюдала за всем этим. Какое-нибудь грубое движение могло испугать детей и таким образом изменить настроение мужчин. Наконец главарь встал и громко произнёс:

– Здесь больше нечего делать. Я пошёл домой.

Это был знак всем остальным. Один за другим они вышли во двор. Кэрри подняла самого младшего на руки и, усевшись в кресло, принялась нежно укачивать его. Это была последняя картина, которую уходившие соседи увидели с порога. Когда последние скрылись, Кэрри повела малышей обратно в спальню и уложила спать.

Затем она вышла и закрыла ворота. Улица была пустой и безлюдной. У дверей дома Кэрри остановилась. С юга-востока дул ветер – предвестник тайфуна. Она прислушалась. Ветер поднялся внезапно и рывком ворвался в открытые окна, взметнув к потолку занавески. Он был свежим и прохладным – долгожданный гость с моря!

Кэрри вошла в спальню и легла. Она лежала тихо и прислушивалась, не принесёт ли ветер дождь? Благодарность великому Богу, сохранившему её и детей, охватила её сердце, и она уснула мирным сном.

Немного позже Кэрри проснулась от долгожданного звука. По черепичной крыше мелодично били капли дождя, а по окнам бежали струйки воды.

Кэрри встала и подошла к окну. Сероватое небо растянулось над крышами деревни. Вокруг всё было спокойным и безмятежным – усталые от жары жители спали в своих домах. На пустые пыльные улицы лился дождь длинными струями. Бог спас их – ужасная ночь и засуха были позади.

Автор неизвестен