Юрий Каминский

Каминский Юрий Зиновьевич родился в г. Днепропетровске 30 ноября 1938 года в семье офицера, погибшего в 1942 году на фронте.

Стихи начал писать еще в школе, но серьезно стал относиться к этому делу после службы в армии.

Печатался во многих газетах и журналах Москвы, Киева, Ленинграда.

Выпустил четыре сборника своих стихов: один – «Эти ночи» – в Москве в 1990 году; и три – в Кривом Роге. Последний вышел в 1994 году.

О себе он пишет: «О чем болит душа? Да все о том же: как остаться человеком в наше, порою бесчеловечное, время.

Основная тема стихов: все то, что волнует обычных людей. Я очень многим, если не всем, обязан маме. Поэтому одна из главных тем — женщина.

О Боге. Это, как мне кажется, очень личное, но могу сказать: я только иду к Нему.

Работаю я вот уже тридцать лет слесарем–сантехником. Сейчас готовлю новую книгу. Буду рад, если вам понравятся мои стихи».

МАМЕ
Год 1946.
    
Вся в звездах, словно в хлебных крошках
От чьих-то сказочных пайков,
Стояла ночь на курьих ножках,
Мерцавших в окнах огоньков.
    
И я, сухарь смакуя ржавый,
Смотрел, как, в сон тебя клоня,
Росой стреноженные травы
Паслись у самого плетня.
    
А за плетнем, где сразу, резко
Ложилась густо тишина,
Не разобрать – орлом иль решкой
Упала на воду луна.
    
И хоть под ложечкой сосало
От голода сто раз на дню,
Мне снилось, помнится, не сало,
А злак, сминающий броню.
    
Я знал: бессмертна незабудка,
Я знал: медвежьей нет глуши,
Пока над спазмами желудка
Царит волнение души.
    
И знаю я: меня от скуки,
От лживых слов, от злобных харь
Спас твердый, как гранит науки,
Тобой не съеденный сухарь.
    
    
РАВВИН
    
Средь хибар черней иных руин,
Между синагогой и пороком,
Жил на нашей улочке раввин
С бородой библейского пророка.
    
Повидавший всякое, старик,
Весь в молитвах – до седьмого пота,
Этот мир, где каждый миг столик,
Чтил, как Богом данную субботу.
    
Щедрый, словно вешняя вода,
Был он удивительно рассеян,
Мягок был, но речь была тверда,
Как чудесный посох Моисея.
    
И, кривя в святом волненье рот,
Он взывал к сидящим у порогов:
«Что ж ты, Богом избранный народ,
Вместо храма строишь глазки Богу?!»
    
И чтоб я душой не околел,
Сквозь столетья горя и печали
Голоса двенадцати колен
В одиноком голосе звучали.


* * *

А над землей обетованной
Звезда библейская горит.
Я здесь, конечно, гость желанный,
Хотя не весел и не брит.
    
Но здесь, где жестче камня травы,
Где зной, как зверь голодный, лют,
Слова, написанные справа
На сердце, прямо в сердце бьют.
    
Но застарелые, литые,
Кровавым распрям вопреки,
Здесь, под Стеною плача, злые
Оттаивают желваки.
    
И все же я, друзьями званный
На все готовое, до слез,
Как по земле обетованной,
Грущу по шелесту берез.
    
Сейчас дохнет полдневным жаром
Чужая, в общем-то, страна,
Но оборвется Бабьим Яром
Из слез отлитая Стена.
    
    
МОЙ СОСЕД
    
Время, примиряя всех, бежит,
Но застыл сосед, прижавшись к тыну:
Нынче утром кто-то бросил: «Жид!»
Будто нож всадил соседу в спину.
    
И стоит он, бравший «языка»,
Переживший мировую драку...
От улыбки жалкой старика
Павшие, восстав, пошли б в атаку,
    
Ибо помнят, не в пример живым,
Павшие на Волге и за Бугом,
Как делился сухарем ржаным
Жид, который был железным другом.
    
Как под небом, брызнувшим из глаз,
Он лежал средь мерзлых трав и кочек,
Но Господь его от смерти спас,
Чтобы испытать еще разочек.
    
И стоит он, белые усы
Пальцами дрожащими сминая, –
То ли Украины блудный сын,
То ли Вечный Жид ее – кто знает?