Омуты тихого времени

Надежда Орлова

Европа успокоилась от религиозных войн и распрей, что бушевали на ее территории многие века подряд. Сколь долго будет длиться сей период тишины, неизвестно, но в сравнении с человеческим веком он и так уже достаточно большой. Времена жестокого преследования за инакомыслие и инаковерие отодвинуты в историю, во всяком случае на большей территории Старого Света. Бывшая «империя зла», распавшись на суверенные государства, открыла двери заколоченных церквей. Относительные мир и свобода посетили общины христиан, а вместе с ними стабильность, умиротворенность, невозмутимость, благодушие, примиренность и застой. Даже в тех странах, где религиозная терпимость очень молода, чувствуется расслабленность и апатия: привычный круг друзей, привычный ход богослужения (необязательно спокойно-размеренный, возможно, бурный и эмоциональный, но все равно обычно привычный), сонное время, эдакая идиллия в духе викторианской Англии.

Конечно, жизнь в начале двадцать первого века бурная, сложная, напряженная. Общество живет динамично: с кризисами и борьбой с ними, с политическими страстями и с локальными конфликтами, с газово-нефтяными войнами и с бесконечными саммитами, с проблемой безработицы и голода, с погоней за Саддамом Хусейном и бен Ладеном, с трагедиями терактов и с лагерями беженцев. Однако для большинства тех, кто читает сейчас эти строчки, все вышеописанное – только перечисление газетных заголовков и телевизионных репортажей. Рабочая неделя привычно сменится воскресным походом в церковь. Привычное богослужение сменится вечером выходного дня. Привычный отдых сменится рабочей неделей. Это замечательно, это прекрасно, это благословение. И именно в таком ритме труднее всего быть посвященным, в ежедневных обязанностях видеть горние вершины, пом-нить о высшей цели земного странствования, оставаться царственным священством. Рутина – самая страшная тюрьма, поскольку болотистое спокойствие глубин затягивает.

И приходит на память знаменитое чаепитие из сказки английского писателя Л. Кэрролла «Алиса в стране чудес», где стрелки постоянно указывают на пять часов. Пятичасовое чае-питие – традиция, ставшая олицетворением и визитной карточкой консервативного королевства. А тут еще этот неизменный ритуал достигает сверхнеизменности: застыл навечно. Безвременный покой: сельский домик, зеленая лужайка, тихий предвечерний час, милая компания. Такая вот застывшая картина.

«– Значит, вы так и пересаживаетесь по кругу? – спросила Алиса.

– Пересаживаемся, – подтвердил Шляпник. – Попьем чайку и пересядем. Попьем и пересядем.

– А что будет, когда чистые чашки кончатся? – отважилась спросить Алиса.

– Очень увлекательный разговор! – зевнул Заяц. – Поболтаем лучше о чем-нибудь другом…»

Остановившаяся стрелка часов была наказанием за преступление против времени. Многие из нас, как кэрролловские герои, также губят его: проводят, тянут, коротают, тратят, убивают. Современная картина жизни иной раз напоминает это сумасшедшее чаепитие: только вовремя надо успеть пересесть, чтобы оказаться возле чистой чашки, и стараться не замечать рокового вопроса: «Что будет, когда они кончатся?» Что будет, когда всколыхнутся темные воды застоя? Что будет, когда тепленькая погодка сменится стихийным бедствием?

И речь здесь не о всемирном Армагеддоне, не о глобальных мировых потрясениях, а о личном пути каждого верующего и неверующего. Безволие, бездействие на Божьей ниве – это преступление не против времени, а против вечности. «Итак, смотрите, поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы» (Еф. 5:15–16).

Лукавые дни увлекут, пообещают вечность – бесконечность на Земле, заманят неторопливостью и неподвижностью, а потом понесутся вскачь, как закусившие удила кони, и сбросят с «телеги жизни», оставив оторопевшего смертного перед лицом Творца. А рядом рассыплются в пыли несбывшиеся планы, неосуществленные проекты, оставленное служение, упущенные возможности, растоптанное посвящение, благие намерения. И призраки непосещенных больных, оставленных узников, не услышавших Евангелие язычников, вдов и сирот окружат укоряющей толпой.

Безмятежное плавание по течению выхолащивает душу, искажает приоритеты, подменяет понятия, убивает не только время, но и жизнь по Духу. Мы стали менеджерами, а не пастырями, психологами, а не душепопечителями, богословами, а не проповедниками. И дело не в терминах – пусть звучат современно и красиво, – дело в изменении сущности отношений, целей, перспектив. И объясняем свое бездействие, всеобщее безволие, окружающее глубочайшее равнодушие социально-экономическими проблемами, а не греховностью. Церковь стала работой, где практически ничто не делается бесплатно. О посвящении, об отдаче себя на служение остались только слова. Дух коммерции процветает: община сдает в аренду помещения, некогда выстроенные «всем миром», разговор религиозных лидеров порой слишком похож на беседу бизнесменов средней руки, служение рассматривается с точки зрения зарплаты, материальных возможностей, связей, власти, популярности. Конечно, содержать семью, заботиться о близких – это необходимо. Конечно, пастор, регент, проповедник вправе рассчитывать на содержание. Конечно, в общинах необходимы современные и своевременные преобразования.

Но наряду с подобными разумными принципами возникли и другие, легализовавшие многие грехи, и вот тех, других, слишком много. Слишком много принципиально невозможных компромиссов. Слишком много разводов и вторичных, третичных браков, разрешенных и благословленных (правда, несколько стыдливо) церковью. Слишком много людей, пребываю-щих в грехах без раскаяния и при этом вовлеченных в служение. Речь не идет о косынках – брюках. Речь о прелюбодеянии, о жестоком обращении в семьях, о непомерном стяжательстве, об оккультной привязанности, о воровстве, о гордости, об обмане, о покрывании греха, о наркотической зависимости, о распрях, оскорблениях, сквернословии. И это не парафраз из Послания к галатам, а описание повседневной жизни тех, кто называет себя христианами. И процветает культ, но не культ Иисуса. Культ дорогих машин, дорогих костюмов, успешной карьеры, богатых домов, престижного отдыха. Это становится целью, вершиной земного бытия, а Христос – лишь ступенька к этой вершине или эскалатор. И Его чело до сих пор ранят колючки, если не терна, то «белого венчика из роз».

Не обо всех общинах здесь речь, слава Создателю за это! Илия, ходивший среди избранного народа, был одинок. Порой и посвященные христиане наших дней чувствуют эту неразделенную тяжесть ревности по Богу, непонятость окружающими братьями и сестрами, ощущают себя сиротами и пасынками в церкви.

И если предыдущее поколение христиан говорило: «Как трудно идти через тернии мира!», то нынешнему впору воскликнуть: «Как трудно идти через розы церкви!» Но в любой ис-торической ситуации есть те, кто входит в семь тысяч, не преклонивших коленей ни перед золотым тельцом, ни перед дубравами Иезавели, ни перед истуканом Навуходоносора, ни перед партийными лидерами, ни перед тепленькой застывшей картинкой комфортной жизни. Всегда есть эти несгибаемые семь тысяч.

В трудные переломные времена являются герои яркие, отважные. Когда мир делится на черное и белое, «своих» и «чужих», врагов и соратников, когда каждая минута жизни требует самоотдачи, мужества, напряжения, то и человеку легче определиться с выбором позиции, установить правила и нормы.

У Василия Гроссмана в романе «Жизнь и судьба» есть герой, физик-ядерщик. Позволю себе кратко и достаточно вольно пересказать один эпизод. В конце войны, вернувшись в Москву из эвакуации, он, еврей по национальности, попадает под очередную антисемитскую волну.

Однако находит в себе мужество противостоять власти, оставаясь на принципиальных позициях, – не предавать, не угождать, не пресмыкаться. Боясь выйти из квартиры, вздрагивая от любого звука, он со дня на день ожидал ареста. И вдруг раздался телефонный звонок. На проводе был Сталин. Вождь мирового пролетариата поинтересовался, как идет работа у советского ученого, есть ли у него какие-либо пожелания, просьбы. Нетрудно догадаться, как после этого разговора изменилась жизнь главного героя.

Спустя некоторое время ему предложили подписать «гневное письмо, осуждающее шпионов-диверсантов», среди которых были видные деятели науки, друзья и коллеги. При этом было сказано: «Товарищ Сталин был бы очень рад, он так на вас надеется, так внима-тельно следит за вашими успехами, так верит в вас». И наш ученый размышляет: «Насколько легче противостоять власти, когда она показывает свой звериный оскал, и как трудно противиться ей, когда она ласково похлопывает по плечу и доверительно заглядывает в глаза».

Тяжело противиться греху, когда он мягкий и ласковый, комфортный и обволакивающий. Нужно просить у Господа сил для преодоления притяжения теплых омутов, в которых когда-нибудь время, как погоня, настигнет нас. Есть, есть семь тысяч, всегда остающиеся на страже сердца, на принципиальных позициях Бога. Так Библия говорит. Господи, дай нам их встретить на жизненном пути. Господи, дай войти в их число.