Я дитя Божье

Юлия Рязанова

Дорогие, я не писательница и не журналистка, я простая малограмотная старушка. Мне 93 года. Учиться не было возможности. В 1933 году был страшный голод. В конце многих сел стоял черный флаг. Это означало, что здесь нет ни одной живой души. После такого голода не только плоть высыхала, а, наверное, и мозги. Какая там учеба... Только научились писать, читать, началась война...

После войны, в 1947 году, опять ужасный голод. На соседней улице с нашей мать съела шестерых своих детей и все равно умерла, а сосед зарубил жену и спас этим детей.

Почему я все про голод? Я дитя Божье! Мой дорогой, любимый и любящий Господь явился мне в 1922 году, когда мне было 5 лет. Он заговорил со мной и назвал меня дочерью, хоть я и родилась в неверующей семье. Как раз отец умер, а мы с мамой остались. Но я не об этом хочу рассказать.

Немного об отце и сыне, в чьем доме меня приютили, после того как моего отца (отчима) осудили по 58-й статье в пятидесятые годы, как и многих верующих. Конфисковали у нас все: дом и что в доме. А жили мы в то время в селе Городище Днепропетровской области. Маму приютила одна семья, а я пошла скитаться. Приехала в Дагестан, г. Кизляр. Устроилась страховым агентом. Ходила по домам, страховала, и, конечно, говорила людям о Боге, и направляла уверовавших в дом молитвы. Однажды утром прихожу на работу, а меня ждет машина КГБ. Встречают и говорят: «Садитесь в машину, вы уволены». Привезли в какое-то здание и после допросов и истязаний швырнули с крыльца и спустили овчарку. Я растянулась на земле. Лежу и молюсь, встать не могу, а собака добежала, обнюхала и начала лизать лицо, руки. Они, видя, что собака не разорвала, пригрозили: мол, собака не взяла, так мы доберемся еще. Я немного отошла, с трудом поднялась и в тот же день уехала в Чечено-Ингушетию.

Между Грозным и Гудермесом есть такая станция Джалка. Здесь меня временно приютила сестричка в Господе Маруся. У нее были осуждены отец и брат. Через несколько дней после того, как я поселилась у них, пришел ее брат из заключения (отца почему-то еще задержали). И вот что он рассказал:

– Когда забрали отца, а за отцом и меня, оказались мы в одном лагере. Дали нам по 25 лет тюрьмы строгого режима. И вот в один день вызывают отца и меня, выводят во двор и говорят: «Вот сейчас будете бежать к забору, а мы вслед вам пустим собак (а собаки большие, злые, пена изо рта), и если успеете добежать, значит, останетесь живы, а не успеете – собаки разорвут вас. Посмотрим, как ваш Бог спасет вас». И мы побежали. Бежим, слышим – собаки бегут следом. Отец уже устал и говорит мне: «Беги, может быть, успеешь добежать, а я уже не могу. Я задержу животных возле себя, пока они меня будут рвать, ты, даст Бог, успеешь». Но я сказал: «Нет, отец, я тебя не оставлю». Взял его за руку, и мы побежали дальше. Слышим, уже собаки нас догоняют, и вдруг я споткнулся и упал. А отец, видя, что собаки настигают, упал на меня, прикрыв собой. Лежим, плачем и молимся. Вдруг чувствую, что кто-то слезы мои вытирает, я подумал, что это отец, а когда открыл глаза, вижу – собаки лижут нас, вытирают слезы языком. Легли вокруг нас и скулят...

Звали рассказчика Иваном, фамилию не помню.

Тогда моя девичья фамилия была Артюшенко. Отец давно отошел к Тому, в Которого верил, за Которого страдал, а нас еще терзали и в шестидесятые годы, но это другая тема…

Мне так хочется, чтобы у малодушных христиан укрепилась вера, смотря на стойкость веры братьев и сестер в прошлом столетии. Ведь не всегда так будет...

Желаю всем Божьего благословения.