Псалом 137

Жанна Вакульская

Боль скрутила Ларису неожиданно. Уставшая, но радостная, возвращалась она вечером от подруги, которой помогала клеить обои в новой квартире. Вдруг словно кто-то большой и сильный воткнул в нее раскаленный стержень и стал медленно поворачивать, чтобы усилить мучения. Охнув, она схватилась за живот и присела. Потемнело в глазах, и Лариса потеряла сознание.

Очнулась уже в больнице. Вокруг суетились врачи и медсёстры, задавая множество вопросов, заполняли какие-то бумаги, измеряли давление и температуру, стучали молоточком по коленям, снимали кардиограмму. По отрывочным фразам врачей и по тому, как все враз забегали вокруг, Лариса поняла, что с ней случилось что-то нехорошее, но ни сил, ни возможности расспросить поподробнее не было. Поэтому она просто закрыла глаза и стала молиться, привычно прося у Господа помощи.

По длинному мрачному коридору её на каталке отвезли в какое-то отделение. Словно куль, переложили на кровать в одиночной палате, сделали уколы, подключили капельницу. Очевидно, от препаратов боль слегка по-утихла, но оставалась по-прежнему острой. Лариса молча смотрела в потолок – смотрела не потому, что искала там ответы на мучившие её вопросы: что же с ней произошло и что будет дальше, а потому, что ей больше ничего не оставалось – любое, даже малейшее движение вызывало новый приступ. Затем пришёл врач, в зелёном хирургическом костюме, с бумагами в руке, и по-хозяйски уселся на стуле рядом с её постелью.

– Лариса Сергеевна, голубушка, как вы себя чувствуете? – заглянув в принесённые бумаги, чтобы уточнить её имя, приятным басом спросил он.

Врач ей понравился: немолодой, проседь уже изрядно посеребрила виски, но и не старый. В манере двигаться и разговаривать чувствовались энергия и сила, с умными глазами и легкой приветливой улыбкой на губах. Было видно, что он устал или чем-то очень встревожен. «Наверное, дежурство выдалось нелегким, вечер ведь уже. Ему бы отдохнуть, а тут я со своим аппендицитом», – Лариса была совершенно уверена, что у неё банальный острый аппендицит и предстоит обычная в таких случаях операция. Ситуация неприятная, но не смертельная.

– Ну как вам сказать, бывали дни и получше.

– Вы позволите вас осмотреть?

– Да, пожалуйста. Опять ей мяли живот, заглядывали в глаза и рот, ещё раз измерили давление и сняли кардиограмму. Потом санитарки бегом отвезли её в кабинет компьютерной томографии (раньше Лариса даже не знала о существовании такой техники), где их уже ждали и сразу же поместили в аппарат, похожий на...

На что был похож этот аппарат, Лариса решить не успела, так как её уже везли обратно. «Как принцессу возят. Интересно, это ко всем такое внимание или только мне повезло?» Несмотря на боль, Лариса продолжала, как говорится, «держать хвост пистолетом». В палате ожидали уже знакомый доктор и ещё один, постарше, в таком же хирургическом костюме. Они сразу стали внимательно рассматривать привезённые снимки и длинные ленты кардиограмм, тихо перекидываясь между собой какими-то медицинскими терминами. Лариса особенно не прислушивалась: слова были ей незнакомы, да и от всех манипуляций она заметно устала и хотела лишь одного, чтобы всё поскорее закончилось.

Наконец врачи перестали совещаться между собой и подошли к её постели:

– Лариса Сергеевна, у нас, к сожалению, не очень приятные новости: у вас перитонит и необходима срочная операция, – произнёс тот, что помоложе.

– Перитонит? Что это такое? Слово-то знакомое, но что и к чему, не знаю.

– Ну если не вдаваться во всякие медицинские подробности, то перитонит – это воспаление париетального и висцерального листков брюшины, которое возникает вследствие попадания в полость инфекционных или химических раздражителей. Кроме того, как в вашем случае, оно может возникать из-за нагноения избыточной свободной жидкости вследствие воспаления органов брюшной полости.

– Какие химические раздражители? Какая жидкость? Простите, но я ничего не понимаю, – Лариса почувствовала себя совершенной невеждой.

«И почему врачи всегда изъясняются так, чтобы их невозможно было понять нормальному человеку?»

– Если говорить уж совсем просто, – вступил в разговор врач, который был постарше, – у вас в животе гной, и если не прооперировать...

– Так оперируйте! Этот перитонит, он ведь опасный?

– Опасный. В случае несвоевременной или неадекватной помощи прогноз очень неблагоприятен.

– Неблагоприятен? Насколько? Оставят без десерта на обед? – за напускной бравадой Лариса пыталась спрятать растущую панику.

– Да нет, всё значительно серьёзней – летальный исход.

В палате повисла неловкая пауза.

– Так чего же вы ждёте?! – почти от страха закричала она.

– Мы бы и рады, да вот только в вашем случае не всё так просто. Вы ведь недавно перенесли обширный инсульт?

– Да. Знаете, так случилось – мама умерла, ну и... – на глаза навернулись непрошеные слёзы, и задёргались левая щека и глаз, как всегда бывало, когда она сильно нервничала.

– Я очень сожалею. Примите наши соболезнования, – сказал пожилой доктор и, дружески похлопав её по руке, продолжил: – Кроме того, у вас проблемы с сердцем: кардиограмма очень плохая. Нам надо решать, что делать. Ситуация критическая – ждать больше нельзя. Операция большая, более четырёх часов. У нас есть сомнения, выдержите ли вы наркоз. Простите, что вынужден сообщать такие новости, но в данном случае решение принимать вам.

Лариса пыталась переварить полученную информацию. Ещё пару часов назад она была, скажем так, почти здоровой женщиной, спешившей к себе домой, в тепло и уют, а сейчас она лежит здесь, в холодной больничной палате, где в неё вливают непонятные лекарства, и этот приятной внешности врач только что сообщил ей, что она умирает. «Господи! Зачем? За что Ты со мной так?!»

– А не оперировать? Таблетками, может, можно или уколами...

– Без операции шансов вообще никаких, – подключился к разговору другой врач и тяжело вздохнул.

Где-то под потолком противно жужжала разбуженная теплом и светом поздняя осенняя муха, за окном шумели машины и слышались чьи-то голоса – все жили своей нормальной жизнью, и только она, вдали от родных и друзей, в одиночку должна решить, как хочет умереть: быстро и безболезненно на операционном столе или долго и мучительно на больничной койке.

– Неужели всё так безнадёжно? Ну должен же у меня быть хоть какой-то, хоть самый малый шанс?! Хоть один процент?!

– Процентов пять я вам дам. Повторяю, риск слишком велик, но решение за вами. Если не оперировать, то шансов вообще нет никаких.

Сердце быстро-быстро колотилось в груди: «Вот и всё! Это мои последние часы в этом мире». От этой страшной мысли руки похолодели и во рту появился противный, какой-то металлический привкус. Хотя Лариса была верующей уже больше пятнадцати лет и даже считала себя достаточно зрелой духовно, но к такому повороту событий оказалась совсем не готова: никто раньше не учил её, как нужно правильно реагировать, если столкнёшься лицом к лицу со смертью. Причём не с геройской смертью праведника, страдающего за имя Христово, а с самым банальным и даже где-то нелепым переходом в мир иной от болезни. По идее, настоящий христианин скорой встрече со своим Господом должен радоваться, ведь для нас «жизнь – Христос, а смерть – приобретение». Но радости не было, были лишь страх и масса вопросов в голове: «Почему? За что? Что же теперь делать?»

Неожиданно очень важным показалось решить, кто заберёт к себе её кошку Мурку, подобранную когда-то на улице блохастым котёнком. Кому достанутся многочисленные комнатные растения, предмет её постоянной гордости, и большая коллекция книг.

«Я, наверное, должна позвонить сыну?» Он жил в другой области, и сейчас они с женой ожидали пополнения семейства, надеясь к декабрю порадовать Ларису первым внуком. «Но как сказать ему, что я умираю? Нелепо... Я никогда больше не увижу его, не обниму, не поцелую... Пять процентов... У меня всего пять процентов. Конечно, очень мало, но всё же шанс...»

– Что я должна сделать? Подписать какие- то бумаги?

– Согласие на операцию. Вы должны написать, что все риски вам были разъяснены и вы согласны на оперативное вмешательство, что в случае неблагоприятного исхода ваши родственники не будут подавать в суд...

Хриплым, словно чужим голосом, она произнесла:

– Я согласна. После этих слов всё вокруг завертелось: бегали санитарки, собирая её вещи, медсёстры что-то измеряли, записывали, вводили какие-то лекарства. Никто не шутил, не пытался её приободрить, мол, прорвёмся, но двигались сосредоточенно и молча, стараясь не встречаться взглядом с Ларисой. Все прекрасно понимали серьёзность ситуации. Она тоже старалась держаться спокойно и даже безучастно, но не надо было быть провидцем, чтобы понять, что творилось в её душе и как сильно она боялась.

Когда все приготовления были закончены и в палату вошла немолодая медсестра, чтобы сделать обязательный перед каждой операцией успокоительный укол, Лариса срывающимся голосом попросила дать ей бумагу, ручку и минут пять времени, чтобы написать прощальное письмо сыну. Медсестра, вероятно, сама тоже мать, украдкой смахнув набежавшую слезу, принесла всё, о чём её попросили, и вышла, оставив Ларису один на один со своими мыслями.

Где найти слова, чтобы выразить всё, что хотелось сказать в эту минуту? В книгах и фильмах герои всегда произносят что-то значительное, умное... Ей же в голову лезли одни глупости, вроде распоряжения, кому отдать её одежду и что делать с обильным урожаем на даче. Где-то в душе теплилась надежда на благополучный исход: пять процентов, конечно, немного, но всё же...

«Вот бы знать наверняка, что меня ждёт, – думала Лариса, – но кто же может на это ответить?!»

«Как это кто? Бог, конечно! Он ведь всезнающий. Он соткал тебя в утробе матери, и Он обещал, что не покинет и не забудет тебя. Спроси Его», – неожиданно ясно прозвучало в голове. «Действительно, что это я?! Раскудахталась, словно и не знаю Господа. А Он ведь это и мне говорил: „Призови Меня в день скорби“ (Пс. 49:15). Чего ждать?! Спрошу Его прямо о том, чем операция закончится. А потом уж буду решать, что делать».

До этого она много раз обращалась к Господу в молитве: и благодарила, и просила, и жаловалась, и радостью делилась, но Он всегда был для неё хоть и реальным, но всё же далёким Властелином неба и земли, Который откуда-то с высоты наблюдает за Своими неразумными чадами. А сейчас, впервые в жизни, она явственно ощутила, что Господь – вот Он, рядом с ней в этой комнате, с любовью глядит на неё и готов ответить на любой вопрос. Ей даже показалось, что на миг стало светлее и кровать прогнулась под тяжестью Севшего рядом.

– Господи, Ты мой Небесный Отец, Ты любишь меня, как никто другой, и Ты знаешь обо мне всё без исключения. Прошу, ответь: каким будет исход операции? Для меня это очень важно. Ведь если это мои последние часы здесь, то я бы хотела достойно завершить свои земные дела. Ну а если Ты решил продлить мою жизнь, то я хочу это знать, чтобы достойно противостоять атакам врага душ человеческих, который посылает страх и ропот, – горячо зашептали губы.

Но как быть уверенной, что ответ пришёл именно от Бога и она не выдаёт желаемое за действительное? Взгляд упал на Библию, случайно или преднамеренно забытую кем-то на прикроватной тумбочке. «Открой Слово Моё, там найдёшь ответ», – ясно прозвучало в голове.

Не раздумывая, Лариса схватила Библию, раскрыла её и прочитала Псалом 137: «Псалом Давида. Славлю Тебя всем сердцем моим, пред богами пою Тебе. Поклоняюсь пред святым храмом Твоим и славлю имя Твоё за милость Твою и за истину Твою, ибо Ты возвеличил слово Твоё превыше всякого имени Твоего. В день, когда я воззвал, Ты услышал меня, вселил в душу мою бодрость. Прославят Тебя, Господи, все цари земные, когда услышат слова уст Твоих и воспоют пути Господни, ибо велика слава Господня. Высок Господь: и смиренного видит, и гордого узнаёт издали. Если я пойду посреди напастей, Ты оживишь меня, прострёшь на ярость врагов моих руку Твою, и спасёт меня десница Твоя. Господь совершит за меня! Милость Твоя, Господи, вовек, дело рук Твоих не оставляй».

Теперь она знала ответ на свой вопрос. Постучав в дверь, заглянула уже другая, молоденькая, медсестра, в коротком халатике:

– Простите, вы уже закончили? Я могу войти?

– Да, да, конечно! И когда та подошла к кровати, Лариса протянула ей чистый лист бумаги и ручку, ответив на её удивлённый взгляд следующими словами:

– Не понадобился. Господь пообещал, что всё пройдёт благополучно, поэтому то, что хотела написать, я лично скажу сыну через недельку.

Лариса была не просто спокойна, она смеялась и шутила с персоналом, когда её везли в операционную, перекладывали на стол, пристёгивали ремнями руки и ноги, мазали йодом живот, – шутила до самого последнего момента, пока не погрузилась в глубокий наркозный сон. Ей было потешно наблюдать, как врачи и медсёстры с сожалением переглядывались между собой, очевидно, считая, что от сильного стресса она тронулась рассудком.

На следующее утро Лариса пришла в себя в реанимации: за окном светило солнце, по небу бежали облака, пели птицы, а росшая напротив высокая голубая ель приветливо махала своими ветвями – жизнь продолжалась, как и пообещал ей Господь.