Развязанные узлы

Пауль Уайт

– Довольно тонкий материал, – сказал Дауди, помощник доктора в джунглях, держа в руке клубок ниток. – Тонкий, но очень прочный. Достаточно скрутить нитку вдвое, и уже трудно её разорвать. А если скрутить вдесятеро, разорвать совсем невозможно. Послушайте загадку: «Выглядит так, будто легко с ним справиться, но он лишает свободы». Что это? Не отвечайте, – поднял руку Дауди, – пока не услышите, что однажды приключилось в джунглях.

«Уж очень тонкая лиана», – сказала обезьянка Тото.

«Одна из самых тонких лиан винограда в джунглях», – хихикнула Коко, её сестра-близнец.

«Что вы с ней собираетесь делать?» – спросила зебра Покки.

«Ты сильная, не правда ли?» – улыбнулась Коко.

«Ну, конечно!» – фыркнула зебра.

«Эта лиана скажет тебе, насколько ты сильная, – хмыкнула Коко. – Свяжи себе ноги и постарайся её разорвать».

Они обмотали зебре ноги шесть раз, но она без особых усилий освободилась.

«Браво! – закричали обезьянки, аплодируя ей. – Ты в самом деле сильная».

«Давайте ещё раз», – предложила зебра, довольная собой.

Обезьянки сделали это быстро и прочно – настолько прочно, что Покки не смогла ходить. Она взглянула на связанные ноги и, напрягаясь, пыталась освободиться.

«Скоро её полоски переплетутся», – посмеивались обезьянки, наблюдая за тем, как, брыкаясь, зебра упала на спину и зубами вцепилась в связывавшую её тугую лиану.

«Послушай, Покки, – сказал проходивший мимо гиппопотам Буху, – не кажется ли тебе, что для этой игры слишком жарко?»

«Помоги! – взмолилась зебра. – Обезьянки связали меня, и я не могу освободиться».

«Да, неудобное положение, – пробубнил Буху, – и довольно трудное».

Широко улыбнувшись, он предложил:

«Я прогрызу эту лиану. Мои зубы крупнее твоих».

И, открыв свою огромную пасть, он придвинулся поближе. Зебра взвыла от страха. Буху остановился:

«Да, пожалуй, ты права. Пойду поищу слона. Эта работа для него».

Когда он ушёл, обезьянки вернулись и стали дразнить Покки. Сзади послышался восторженный голос змеи Нцоки:

«Молодцы, обезьяны! Просто здорово! Сколько раз вы обмотали ей ноги?»

«Тото десять раз и я десять», – сказала Коко.

Близнецы взглянули друг на друга и вместе произнесли:

«Но мы можем сделать это ещё лучше».

«Ничуть не сомневаюсь, – прошипела змея. – Было бы здорово связать этого скучного, старого ворчуна Буху. Но, чтобы удержать его, надо сделать это, по крайней мере, пятьдесят раз».

Обезьянки похлопали друг дружку по спине. Тут они увидели гиппопотама, деловито шествовавшего рядом со слоном. Он пыхтел и с одышкой в голосе произнёс:

«Вот она, Нембо, связанная по ногам».

Когда слон Нембо подошёл к Покки, в глазах его блеснула искорка.

«Я связана, – задыхаясь, сказала зебра, – и хочу освободиться».

Хобот слона пришёл в движение. Лианы оборвались, и Покки, встав на ноги, шатаясь, ушла.

«Удивительно, – пробубнил Буху, – что зебра не в силах была разорвать их сама».

Он зевнул и медленно удалился в тень. Вскоре приползла змея. Взглянув на обезьянок, она сказала:

«Так, умницы! – и продолжила слащавым голосом, – Вяжите Буху, пока он спит. Но вяжите с умом. Помните, он не менее силен, чем носорог».

Буху сладко храпел, лёжа в грязи и подперев голову передними ногами. Близнецы проворно обвили их пятьдесят раз и затянули тугие узлы. Потом они пощекотали ему нос длинными травинками. Гиппопотам чихнул, извергнув из ноздрей фонтан воды. Пытаясь встать на ноги, он ещё раз чихнул и, споткнувшись, угодил головой в водоём с кувшинками. Буху с трудом доплёлся до берега и посмотрел на передние ноги:

«Странно... Они, оказывается, связаны».

Он довольно долго пытался освободиться, после чего вздохнул и покачал головой.

Обезьянки весело прыгали с дерева на дерево, наблюдая, как он, неуклюже передвигаясь, пытался найти слона. Голос змеи прервал обезьяний смех:

«Будет большая потеха, если вы свяжете носорога! Он сейчас на холме».

«Мы знаем, – закричали обезьянки. – Он будет восхищаться собственной тенью и говорить: "Я большой, я сильный, я могучий“».

Обезьянки устремились на холм, собирая тонкие, прочные лианы. На вершине они нашли носорога. Он рассекал воздух своим большим острым рогом, помахивая при этом щетинистым хвостом.

Обезьянки подошли довольно близко, и Тото очень учтиво спросила:

«Прошу прощения, не считаются ли, по твоему мнению, носороги сильней гиппопотамов?»

«Что?! Что ты сказала?» – прорычал носорог Фару настолько грозно, что обезьянки пулей взлетели на большое дерево.

Тото повисла на хвосте. Весьма уважительно она произнесла:

«Зебра сказала, что, в соотношении с весом, она намного сильней гиппопотама. Она сказала также, что гиппопотам не менее силен, чем носорог».

Фару был вне себя от ярости:

«Что знает о силе носорога эта жалкая полосатая ослица?! Я покажу свою силу! Вяжите мне ноги этой ничтожной лианой!»

«А ты уверен, что это тебе надо? – прошипела змея. – В конце концов, ты носорог. Тебе ли нужно это доказывать?»

«Вяжите, я сказал!» – рявкнул Фару и свёл вместе передние ноги.

Тото и Коко проворно обвили сильные, толстые ноги. Взгляд носорога выражал презрение.

«Двадцать оборотов. Это то, что сковало зебру», – заметила Коко.

«Ты недооцениваешь носорога», – прошипела змея.

Фару весь напрягся, и… лианы лопнули. Тото и Коко вновь приступили к работе.

«Напрасно тратите время!» – рявкнул Фару.

Лапы обезьянок продолжали трудиться, и наконец Тото затянула последний узел:

«Пятьдесят оборотов. Это не под силу никакому гиппопотаму».

Носорог скривил губы:

«Ты сказала: "гиппопотаму"? Не смей при мне упоминать гиппопотамов! Что бы они ни делали, я делаю лучше!»

Фару согнул колени, но тщетно. Тогда он напряг все мышцы, и обрывки лиан полетели в разные стороны.

Фару удовлетворённо хмыкнул. Тото с восхищением посмотрела на него и вздохнула:

«Испытание твоей силы – только трата времени».

Она склонила голову набок:

«Не сковать тебя ничем».

Тем временем Коко побежала за новыми лианами. Змея Нцока неотступно следовала за ней в высокой траве:

«Нужна более толстая плеть, свяжи ему также задние ноги».

Нцока приползла обратно и свернулась на гладкой скале. Увидев вдалеке слона Нембо, который наблюдал за тем, что происходит, она злобно зашипела. Коко принесла груду лиан.

«Попытаемся ещё раз», – улыбнулась Тото.

Мысли носорога были настолько заняты самим собой, что он не обращал внимания на быстрые движения обезьяньих лап.

Виток за витком лианы обвивали его ноги. Обезьяны то и дело связывали и туго затягивали прочные узлы.

«Шестьдесят», – прошептала Тото, связывая задние ноги. – Ещё двадцать, и он не вырвется».

Затем Тото показала носорогу одну из лиан:

«Тонкая, верно? Глупо даже предполагать, что такая тонкая лиана может удержать такого сильного зверя, как ты».

Мысли Фару вернулись к реальности. Он повёл плечом и брыкнулся. Мышцы на спине напряглись, а толку – никакого.

«Почему эта тонкая лиана не рвётся?» – рявкнул он.

От напряжения Фару весь вспотел, но освободиться ему не удавалось. Обезьянки похихикали и куда-то убежали.

Чувство страха стало овладевать носорогом. Неужели эта тонкая лиана крепче, чем он думал? С возрастающей тревогой Фару отчаянно пытался освободиться. Он ударял даже рогом, но узлы только глубже впивались в тело.

Фару предпринял ещё одну отчаянную попытку, но потерял равновесие и упал так, что сотряслась земля. Он лежал, тяжело дыша. Солнце нещадно палило.

Стервятники спустились с высоты и начали кружить над ним. Они увидели в его глазах нечто, чего не замечали раньше. Носорог лежал неподвижно в пыли, лишь бока его слабо вздымались от вздохов.

Змея удобно свернулась на тёплой скале, удовлетворённо шипя и наблюдая за тем, как гиены и шакалы всё ближе подкрадывались к Фару. Нцока была в восторге, она умела приносить страх, боль и беду.

Мысли носорога были заняты тем, что тонкая лиана оказалась сильней его. Он дрожал от страха – всё больше стервятников слеталось, кружась над ним.

Перевернувшись на другой бок, Фару встревожил большой муравейник. В панике он ударял по нему ногами, поднимая облака пыли. В воздух взлетали большие красные комья земли.

Но что бы носорог ни делал, ноги оставались прочно связанными. Стервятники продолжали кружить над ним, и всё ближе подкрадывались гиены. «Безнадёжно», – пробормотал носорог.

Он слышал дуновение ветра в траве, хлопанье больших крыльев, голодное пыхтение гиен и злобное шипение змеи, становившееся всё более громким.

Затем послышались шаги чьих-то больших ног, взбиравшихся на холм. Стервятники улетели, звери неожиданно притихли, и наступила тишина. Измождённый Фару открыл глаза.

Рядом стояли слон Нембо и жираф Твига. В глазах носорога мелькнула надежда. Он начинал понимать, что только Нембо может его освободить.

Фару хотел что-то сказать, но в пасти у него пересохло. Сделав ещё одну попытку, он услышал, как бы со стороны, свой надломленный, хриплый голос:

«Помоги мне, Нембо... Помоги. Я не могу сам… не могу…»

Его заслонили от палящего солнца, и он почувствовал, как кто-то стал быстро распутывать лианы на его ногах. Носорог почувствовал себя свободнее, он уже мог немного пошевелиться. Затем его поставили на ноги. Змея громко шипела:

«Ты свободен, но помощь тебе не нужна была. Ещё несколько минут, и ты освободился бы сам! В нём не было никакой нужды».

Жираф наклонил свою длинную шею:

«Фару, когда твоё положение было безнадёжным и ты не мог освободиться, это сделал за тебя слон».

Носорог поднял голову и увидел смотревшего на него слона. Нембо предложил ему пойти с ним по узкой тропе. Фару пробормотал что-то невнятное, вроде:

«Спасибо, Нембо».

Змея с негодованием смотрела, как носорог, прихрамывая, уходил со слоном.

«Хорошо, иди пока с ним, – прошипела она. – У меня будет достаточно времени вернуть тебя на старые пути».

«Ты знаешь, – тихо сказал жираф Твига змее, – что никогда не подчинишь его себе, пока он будет ходить с Нембо».

– Эта лиана, – воскликнули вместе Тали и Кали, – называется грехом!

– Верно, – подтвердил Дауди. – Грех как будто вас не связывает, но чем чаще вы грешите, тем сильней он сковывает вас. Страшно то, что вы не можете избавиться от него самостоятельно. Единственный, Кто удаляет страх, даёт свободу и прощение, – это Иисус. Бог говорит в Библии, что если Сын, то есть Иисус Христос, освободит вас, то истинно свободны будете.

ПОЛЕЗНЫЙ СОВЕТ

Запомни, что Иисус - единственный, кто может освободить тебя от власти греха.