Дьякон

Вальдемар Цорн

Служение Богу через служение людям – одно из самых сложных, трудных, ответственных и порой даже опасных. Христианский мир, обросший мифами и легендами, до которых и Древней Греции далеко, чаще всего возводит в ранг святых мучеников (и это понятно) монахов и юродивых. Две трети в этом списке составляют те, кто предпочел отгородиться от мира с его соблазнами и грехами (оставшись исключительно со своими собственными). Кто-то укрылся за монастырской стеной или частоколом скита, кто-то – за эпатажным образом, шокируя обывателей и вызывая почтенный трепет. К ним «не зарастёт народная тропа», на которой паломники ищут просветления, освящения, советов и помощи. Люди идут к ним. И как мало тех, кто идёт к людям. Предлагаю вашему вниманию беседу с одним из немногих, чьё служение Творцу осуществляется через смиренное служение  творению. По его настоятельной просьбе я не могу назвать имени этого служителя, поэтому назовём его просто дьякон.

Расскажите о себе, о семье, в которой Вы родились и выросли.

Я родился в семье, которая точно отразила сложное время середины прошлого века. Отец – коммунист. Мама, любящая и заботливая, была, скорее, суеверная, чем верующая. Бабушка со стороны отца занималась оккультными практиками. Обычная мирская семья. О Боге в детстве я ничего не слышал. Все, как у всех вокруг: выпивка, курение – обычные ценности обычного человека. Когда мне было четырнадцать лет, отец оставил семью. Нас было четверо детей, младшей сестре только исполнилось три года. Мама не могла работать по состоянию здоровья, а выживать надо было. В порядке исключения горком разрешил мне, несовершеннолетнему, устроиться на работу.

А когда Вы впервые услышали об Иисусе Христе?

Когда познакомился со своей будущей женой. Ее бабушка была возрожденной христианкой, необыкновенным человеком. Без всякого искусственного пафоса могу назвать ее духовным бриллиантом, одной из тысячи тысяч. Служители общин – дьяконы, пресвитеры – приходили к ней за советом и поддержкой. Она была старенькой, физически немощной, с плохим зрением, но обладала большой мудростью от Бога, смирением и добротой. С ней у меня сразу сложились теплые взаимоотношения. Часто заходил в гости, а она просила: «Почитай вот эту главу из Библии, давно я ее не читала, глаза-то не видят». Так я впервые взял в руки Священное Писание, стал его читать. Правда, без вдохновения, не вникая в смысл, механически, просто «текст для бабушки». Она же, видя мое равнодушие, просила: «Ох, что-то плохо поняла, ну-ка разъясни, о чем это?» Это ли не мудрость – не наседать на неверующего молодого, самоуверенного атеиста с нравоучениями и длинными цитатами, способными скорее вызвать отторжение, а заставить его размышлять над прочитанным?! И я думал, подбирал слова, не догадываясь, что она все это превосходно понимала, а делала это для меня.

Когда же наступил поворотный момент?

Однажды у меня были большие неприятности. Я пришел к бабушке расстроенным. И она сказала: «Ответь на один вопрос, ответь не мне – себе. Только подумай, не торопись. Старый должен умереть, а молодой – может. В чем разница?» Поиск ответа и стал этим ключевым моментом. С этого дня появился интерес к Слову, к верующим, к поиску смысла жизни.

К бабушке часто приходили братья и сестры из церкви, поскольку сама она не могла посещать богослужения. И вот я стал потихоньку подслушивать под окнами, когда у нее собирались верующие. Слушал их пение, рассуждения о Библии. Вскоре мое тайное присутствие перестало быть таковым, и бабушка стала приглашать меня, когда ожидала гостей.

Во время переживаний и болезни слышал ее совет: молись. Мне было стыдно, неудобно, но я попробовал. Наступало облегчение, и тут же мысль: «Случайно!» А потом я заболел, серьезно и тяжело. Сердце. И начались мытарства по врачам и больницам. Четыре месяца бесконечного обследования, лечения. Моя собственная семья оказалась всеми оставленной и забытой. Никто из приятелей или коллег не позаботился, не поинтересовался нуждами жены и детей. Только верующие приходили в наш дом, не оставляя мою семью вниманием и заботой. Еще один удар я получил, когда вышел на работу. Там меня никто не ждал, и за все длительное время болезни не выплатили ни копейки, жить было не на что. Вот тогда разница между миром и церковью стала для меня более чем очевидной.

Но внутренняя борьба продолжалась. Линия фронта проходила внутри меня: нет мира с самим собой, восстаю против Творца, хотя уже понимаю, что жизни без Него нет. В это время часто разговаривал с двоюродным братом жены, Александром, который тоже метался в поисках пути. Он говорил, что надо идти в православие, а я – что по следам бабушкиной веры. Много было бесед и с пресвитером церкви. А вскоре Саша, будучи в Москве, покаялся и принял Христа. Когда он вернулся, я сразу же поспешил к нему. Там оказался еще один брат из нашей церкви. При встрече он призвал к молитве, и в этот момент я четко услышал визгливо-грубый голос: «А как же друзья? А пиво и сигареты, крепкое словцо? Как без всего этого?» И тут же другой: «А если жизнь твою возьму, понадобится ли все это?»

Свидетели этой внутренней борьбы позже так описывали мое состояние: «Мы увидели, как ты остолбенел, увидели твои стеклянные глаза и резко побледневшее лицо». Не ожидая меня, они опустились на колени и начали молиться. Я же оставался как каменный. И вдруг почувствовал на своих плечах нежное прикосновение Чьих-то рук, а в следующую секунду оказался на коленях. Поднявшись после молитвы, обнаружил, что мое лицо все мокрое от слез. Окружающие были потрясены моим видом. А дома жена, выслушав рассказ о пережитом, очень испугалась и стала повторять: «А как же я?!» И слезы. А я ничем не могу помочь, сам в смятении.

Так борьба не закончилась?

Нет. В субботу решили пойти в церковь. Оделись. У меня начинается сердечный приступ, идти не могу. Снимаю верхнюю одежду, приступ прекратился. Одеваемся. Мне плохо, приступ. Раздеваюсь, сразу становится легче. И так несколько раз. Измученные, принимаем решение идти, хоть ползком, но добираться до общины. Только переступив порог Дома молитвы, окончательно почувствовали себя свободными от тяжелой, гнетущей силы, что в буквальном смысле держала за горло. Свалилась с сердца тяжесть, оставшись за церковным порогом. Только еще раз болезнь в этот день прихватила, когда, услышав голос жены (причем не сразу его узнал), которая в молитве покаяния взывала к Богу, вслед за ней поднялся для того, чтобы засвидетельствовать о своем покаянии. Сил нет. В отчаянии воззвал к Господу: «Дай сил!» И Его сила подняла. А после собрания смотрели мы с женой друг на друга и на мир совсем иными глазами. Мне было тогда тридцать пять лет.

А потом, конечно же, к бабушке. Ей тогда уже исполнилось девяносто четыре года. Вышла на наш стук, маленькая, старенькая, глаза без очков растерянные:

– Что случилось?

– Бог услышал Ваши молитвы, внуки обрели спасение!

Она как стояла, так и опустилась на колени, а мы рядом.

– Боже, Ты ответил! Тринадцать лет молитвы! Благодарю!

Спустя два месяца она отошла в вечность. А сегодня, когда я отвечаю на Ваши вопросы и вспоминаю те события, как раз день ее памяти –  прошло двадцать четыре года, как она у Господа.

Уже много лет Вы несете дьяконское служение. И у меня много свидетельств, что это – Ваше призвание. Но определиться со служением, узнать волю Божью – для многих трудный вопрос. Люди ищут реализацию, применение своих сил и способностей. А как Вам стало ясно, что – Ваше служение?

Мое обращение произошло в конце 1980-х. Как раз тогда начался массовый отъезд из нашей церкви. Возник дефицит служителей. Уже через год после крещения я начал проповедовать. Сначала отказывался – не мое, но некому было, а нужда в служителях была огромная. Пресвитер сказал: «Молись, а Господь откроет, что – твой путь». Мы много ездили по региону: посещали маленькие общины в отдаленных уголках, группы верующих по селам, одиноких и престарелых. Занимался я и обустройством детских летних лагерей. В общем, я прошел самые разные виды служения, в которых церковь имеет нужду. Мне предлагали быть пресвитером, но я был убежден, что это не мое. Меня влекли беседы с пожилыми людьми, немощными, желание поддержать их, утешить, помолиться. Я понимал, что служение дьякона многогранно. Это не только завхоз. Например, Филипп. Он был дьяконом, но мы видим его и благовестником.

Много свидетельств Божьей милости, чудес и необыкновенной помощи видел я на этом пути. Например, была у нас организована помощь нуждающимся, не только членам церкви, но и тем, о чьем тяжелом материальном положении мы знали. В одной фирме, хозяином которой был турок, закупали муку. Общались через переводчика. Объяснили, для кого предназначена мука. И нам продали пять мешков с очень большой скидкой, а еще один получили бесплатно.

На рынке нас уже знали. Однако, когда покупал продукты для себя, всегда отказывался от скидок: «Это не для нуждающихся, это лично для нас». Мне было важно, чтобы и неверующие люди знали, на что они жертвуют.

Как найти слова утешения для страдающего, для умирающего? Нам свойственно в такие минуты испытывать чувство вины за то, что вот мы на ногах, что-то говорим, но лежащий перед нами человек прикован к постели и готовится к смерти.

Это всегда трудно. Без молитвы невозможно нести это служение, впрочем, как и любое другое: «Господи, Ты знаешь, в чем нуждается этот человек, что ему важно и необходимо услышать». И Бог дает мудрость, Он Сам дает утешение скорбящему. А бывает и по-другому. Помню такой случай. Одна старица лежала парализованная восемь лет. Ее дети были неверующими. Но утешали не мы ее, а она нас. После беседы с ней мы вышли такими ободренными. Меня всегда поражает ситуация, когда человек с действующими руками и ногами пребывает в унынии!

Дьякон – это душепопечитель. Не только немощные и больные в сфере его деятельности, но и отпавшие, заблудившиеся. Что труднее – увещевать отступника, порой агрессивно настроенного, или утешать больного?

Это разные вещи. И в то же время взаимо-пересекающиеся. Утешаешь немощных телесно братьев и сестер, а тут же рядом их неверующие родственники. Это разный уровень общения, разный тон, разное направление беседы.

Самое тяжелое, самое трудное – это беседы с отпавшими, с живущими в осознанном грехе. Надо молитвенно готовиться несколько дней, чтобы быть самому сдержанным, не впасть в раздражение, на что тебя постоянно провоцируют. И при этом иметь любовь к тому, с кем говоришь. Обличение без любви погружает и обличаемого, и обличителя в болото греха.

Как-то из другой общины перешел к нам брат-проповедник, прекрасно говоривший, обладавший ярким даром красноречия. Но в его учении была ересь. Открыто он ее не высказывал, а стал приглашать к себе домой отдельных братьев и сестер и эту ересь распространять. Конечно, нам, нескольким служителям, пришлось идти к нему с увещеванием и обличением. Трудно описать, в какую исступленную злобу он впал во время беседы! Кричал и обвинял всех и вся. Этот визит ничего не дал. Несмотря на запрет, этот проповедник, собрав вокруг себя совращенных единомышленников, вносил смуту в церковь. Разговаривать с ним было практически невозможно. Любому увещанию он находил возражение: «Ты сам на себя погляди!»; «Не тебе меня учить!»; «Ты слишком молод, чтобы о чем-то судить» и т. д.

Беседовать с абсолютно неверующим человеком намного легче. Сложнее ситуаций, чем вразумление и наставление отпавшего, не бывает. Они знают все, но это знание стоит у них косо, неправильно, кривобоко. Поэтому все слова обличения и увещевания они воспринимают исковерканно, с кривотолком и подоплекой.

Почему в наши дни дьяконское служение зачастую сводится к проведению хлебопреломления, сбору пожертвований или к решению экстраординарных ситуаций? А вот постоянное посещение больных, умирающих, тех, кто, возможно, сам не приглашает, но так нуждается в поддержке, вот это служение по велению Духа Святого, по зову сердца, а не по плану братского совета, просьбе пресвитера или приглашению родственников, – оно уходит?

Не хочу думать, что это так, хотя, признаюсь, все чаще слышу об этом. Освобожденным служителем я был очень недолго, но мое служение от этого не зависело, оно всегда выполнялось в полной мере. И это исключительно заслуга Бога, не моя. Чаще на просьбы откликаются те, кто постарше, и это понятно: необходим житейский опыт, чтобы знать, сколько и о чем можно поговорить с тем или иным человеком. Молодым это трудно. Однако по воскресным дням, как правило, руководитель молодежи подходил и спрашивал адреса тех, кого надо посетить. Оптимальный вариант в таком деле – группа из трех-пяти человек, не больше. Свидетельство, песня, стихотворение, текст из Писания, коротко и ненавязчиво, чтобы не утомить больного.

Вы не так давно переехали в совершенно другой  регион, на другой край постсоветского пространства. Как проходит адаптация на новом месте? Вы очень быстро включились в служение. Как Вам это удалось? В нашей общине сейчас только пасторов – семь человек. А еще есть дьяконы, регенты, учителя воскресной  школы. И всем надо найти себя. Вас эта проблема коснулась?

Служение дьякона основано на знании людей, семей, их истории – кто чем дышит: материальное, физическое и духовное состояние. Я только знакомлюсь с общиной, не знаю контекста, в котором существуют мои братья и сестры здесь, на новом месте. Только-только узнаю о тех, кто нуждается в помощи, в душепопечительстве. В основном посещаю больных. А вот решать семейные или  духовные проблемы не могу, поскольку, повторяю, для этого необходимо хорошо знать людей. А я пока новенький. Мы каждый день с женой молимся об этом. И мое служение развивается, движется, не стоит на месте.

У многих приезжих зачастую возникает желание сказать: «Мы приехали, теперь смотрите, как надо делать». Я думаю иначе. Мы все здесь собраны из разных мест, сами все разные. У многих просыпается ревность: «Мы делали вот так, и это правильно». И часто такая позиция приводит к проблемам. Нет, нельзя ревновать до зла. Христос собирает нас в Своей руке. Главное – сохранить единство, и это важное служение.

Какой случай запомнился больше всего?

Было время особенно активного служения, все шло хорошо. Вдруг сердечный приступ, «скорая», больница.

– Господи, столько дел, зачем я здесь?

Через некоторое время ко мне обратилась женщина:

– Вы верующий? У меня сын умирает. Он не разговаривает, но все слышит. Поговорите с ним.

Молю Господа: «Господи, что сказать в такой ситуации? Я не знаю…» Обращаюсь к юноше:

– Дай знак, что ты меня слышишь.

Его мама подсказывает:

– Смотрите на его ресницы.

Ресницы дрогнули. И вот я проповедую человеку, лежащему неподвижно, с закрытыми глазами, больше похожему на умершего, чем на живого. Откуда брались слова? Не знаю…

– Ты можешь мысленно обратиться к Господу, если хочешь покаяться.

Вдруг я ясно увидел на его все таком же неподвижном лице четкий вопрос: «Как?». В тот же момент я услышал повеление от Господа: «Молись, а он будет мысленно повторять». Я встал на колени, плакал и просил прощения за него, этого молодого человека, чей дух готовился к встрече с Творцом. И было ощущение, что не только за него я молюсь, но и за себя. После молитвы взглянул на умирающего: по его щекам катились слезы, и вдруг улыбка осветила его. Для всех окружающих эта улыбка и умиротворение, отразившееся на лице, были неоспоримым свидетельством того, что Творец принял его в Свои объятия.

– Не переживайте, он будет с Господом, – этими словами я мог дать последнее утешение его матери.

Что бы Вы пожелали новому поколению служителей?

Служитель должен полностью перечеркнуть свое «я» и довериться Господу. Служение не должно быть привязано к чему-то материальному, оно должно быть бескорыстным, как у апостола Павла. К сожалению, современным служителям этого порой не хватает. Не хватает жертвенности. Вот позвонили среди ночи, позвали – поднялся, поехал, не откладывая до утра, до следующего дня, до послезавтра. Я помню, как ночью мы искали в полях сестру, страдающую эпилепсией, по просьбе ее родных. Как можно отложить такую помощь или отказать?

И еще: очень важно чувствовать плечо друга. У нас была договоренность, что мобильные телефоны не отключаем никогда, что дня и ночи для нас не существует. Звонок: срочная операция. Мы уже в больнице. Брата везут по коридору в операционную, мы – к врачам: «Можно помолиться?» После операции хирург вышел в коридор, посмотрел на нас задумчиво и произнес: «Да-а, на самом деле Кто-то присутствовал на операции. Он остановил мою руку, я бы тем действием только навредил».

Господь ждет на ниве Своей со-работников, преданных и надежных.

Сердечно благодарю Вас за беседу. Да благословит Господь Вас и Ваших близких!