Не напрасно

Владимир Артемьев

Андрей Петрович серьезно заболел. Настолько серьезно, что врачи уже ничего не гарантировали. Пора, значит, и о смерти подумать.

Не то чтобы Андрей Петрович боялся косую. Прожил долгую жизнь, многое успел, многого достиг. Увиденного и пережитого хватило бы на три средние жизни. Ученый с мировым именем, он руководил крупнейшим институтом. Сделал ряд открытий в науке, одно из которых было поистине революционным. Объездил весь свет, имел друзей на всех континентах. Так что жизнь определенно удалась и прожита не зря.

«Пора бы уж и честь знать, – успокаивал он себя, – все там будем. Однако... какое мне дело до других, если меня не будет? Оказывается, смерть – это очень личное дело. И потом, где это „там“?»

Андрей Петрович до внезапно свалившейся болезни ни разу не чихнул. Он был силен на теннисном корте, мог часами не вылезать из парилки. С успехом приударял за молодыми аспирантками. На мысли об ином мире его ничто не наталкивало. Да и некогда было. А теперь, когда наконец пришло время... Андрей Петрович с ужасом понял, что он, академик, автор многих томов умных книг, совсем-совсем ничего не знает об ином мире. Псевдоумные теории о мировом космическом разуме, переселении душ и нирване Андрей Петрович считал полнейшей чепухой. К христианству же он относился с уважением.

– Маша, принеси-ка мне Библию. Да не эту, – отверг он огромный фолиант в тяжелом окладе, – я ее и в руках-то не удержу. Маленькую принеси, ту, что американцы подарили.

«Псу живому лучше, нежели мертвому льву» (Еккл. 9:4), – читал Андрей Петрович.

«И вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя „Смерть“» (Откр. 6:8).

– Нет, брат, здесь твоего академического ума недостаточно, – горько подтрунил над собой Андрей Петрович, – без толкователя не обойдешься. Пригласить разве отца Владимира?

Андрей Петрович вспомнил, как однажды он гостил на даче у отца Владимира, имеющего высокий духовный сан.

– Любите ли Вы Вашего Бога? – спросил Андрей Петрович за коньячком.

– А как же не любить Его? – радостно пропел отец Владимир. – Ведь это все Он дал, – батюшка широким жестом обвел особняк, участок, автомобиль.

«Нет, вряд ли здесь поможет отец Владимир, – досадливо поморщился Андрей Петрович, – тогда кто же?»

Он знал множество умнейших и эрудированнейших людей, сам был таковым, но... Чувствовал академик, что не людская мудрость в этой Книге.

И вдруг Андрей Петрович вспомнил о женщине, которую он увидел, когда несколько лет назад ему пришлось провести некоторое время в вестибюле института в ожидании автомобиля.

Она сидела, маленькая такая, старенькая, тихая, как мышка, в своей гардеробной норке и что-то читала. Читала медленно, шевеля тонкими, сухими губами, беззвучно повторяя прочитанное. Казалось, она не замечала ничего вокруг, но когда кто-то подходил с номерком, она быстро вставала, отдавала пальто и вновь углублялась в чтение.

Андрей Петрович подошел к ней:

– Можно поинтересоваться, что Вы читаете?

– Библию, Андрей Петрович, – с почтением, но без малейшей робости отвечала она.

– Нетрудно? – произнес Андрей Петрович.

– Бывает и трудно, да Господь вразумляет, – сказала старушка, глядя прямо в глаза собеседнику.

В этих выцветших, подслеповатых глазах Андрей Петрович увидел нечто, поразившее его. Ему показалось, что эта малограмотная старушка знает о жизни что-то такое, самое важное, что неведомо ему, академику и лауреату. Он хотел спросить еще что-то, но тут подскочил референт:

– Машина подана.

И потом Андрей Петрович не раз вспоминал эту старушку, хотел встретиться с ней, но не довелось. Зато теперь он точно знал, кто поведает ему о том, что вдруг стало для него самым главным.

В седьмом часу вечера директорская «Волга» подкатила к маленькому деревянному домику на окраине города. Установить личность и узнать адрес старушки подчиненным Андрея Петровича не представляло ни малейшей трудности, хотя в институте она уже не ра-ботала.

– Здравствуйте, Нина Федоровна. Я к Вам по поручению Андрея Петровича, директора нашего, – сказал референт, когда на стук в покосившуюся дверь вышла маленькая старушка.

– Здравствуйте. Заходите, пожалуйста. Присаживайтесь.

Табурет жалобно заскрипел под большим телом референта. Горница и вся обстановка в ней – под стать хозяйке: такая же старенькая, но чистая и светлая.

– Зачем же я понадобилась Андрею Петровичу? – спросила хозяйка.

– Болеет он сильно, – начал референт.

– Слыхала, конечно, – вздохнула старушка, – только я-то чем ему помогу? Не врач, не целительница.

– Он хочет, чтобы Вы ему это... – запнулся референт, – Библию почитали.

Нина Федоровна сразу же вспомнила разговор в вестибюле института.

– Слава Богу, что Он касается сердец начальствующих! – обрадованно воскликнула старушка. Но тут же радость в ее голосе сменилась печалью. – Только... как же я поеду? У меня муж плохой очень, – прошептала она, показывая глазами на дверь, закрытую занавеской.

– Поезжай, Нина, – прошелестел еле слышно старческий голос из-за занавески.

– Да как же, Петя... – начала было старушка.

– А так. Негоже человека на одре болезни без Слова Божьего оставлять. Многие перед смертью с Христом примиряются. А я, ежели и помру без тебя, так к Господу отойду. Там и увидимся вскорости. Поезжай с Богом.

– Хорошо. Обождите пять минут, – решительно сказала старушка референту.

– Переоденусь я да помолюсь со стариком.

Референт вышел, закурил. Как и все, кто знал об этом поручении Андрея Петровича, он считал, что шеф от угрозы смерти немного тронулся.

Через пять минут вышла Нина Федоровна в праздничном платье. В руках она бережно держала Библию, завернутую в чистую материю.

– Давайте где-нибудь к автомату подъедем, – попросила старушка, – мне обязательно позвонить надо.

– Зачем время терять? Прямо из машины позвоним, – сказал референт, – если у Вас разговор не секретный, конечно.

– Что Вы, какие у нас секреты?! Мы – люди открытые.

– Ну, тогда назовите номер.

Референт защелкал кнопками, набирая номер, потом протянул трубку пассажирке.

– Люся? Это я, баба Нина. Петя один у меня, иди к нему. А Константин пусть наших всех обзвонит, скажет, чтоб молились за академика Сосновского. Я ему Слово Божие повезла.

В доме академика царило шумное оживление. Андрею Петровичу стало гораздо лучше. Медицинские светила констатировали, что кризис миновал и непосредственной угрозы жизни академика нет. Андрей Петрович встал с постели, с аппетитом поел, и сейчас распевал арии из популярных опер.

Референт пошел доложить.

– Какая Нина Федоровна? – голос академика гремел на всю квартиру. – Какая еще гардеробщица? Ах, Библия. Ну Библия подождет. Принеси-ка мне, братец, лучше монографию Маккензи о квазиэлементах. Мне тут одна идейка в голову шибанула.

Баба Нина бочком выскользнула из шикарной квартиры и заковыляла на остановку. Она долго тряслась в трамвае, потом ей предстояла пересадка. Автобусное движение в ее район заканчивалось рано, денег на частника у нее не было. Пришлось идти пешком несколько километров.

Домой она добралась только в полночь.

– Опоздала, баба Нина. Полчаса, как отошел, – встретила ее Люся.

– Как же так, Петенька? – заплакала старушка. – И не попрощались мы с тобой. И там меня слушать не стали, напрасно съездила.

– Ничего, баба Нина, не напрасно. У Господа ничего напрасно не бывает.

Через полтора года на погребении Нины Федоровны молодой проповедник, бывший референт академика Сосновского, свидетельствовал, как благодаря бабе Нине он уверовал во Христа. Его поразило, что старушка рассталась с умирающим мужем ради помощи постороннему человеку.

«Воистину, – прошептала Люся, – у Господа ничего напрасно не бывает».