Послушная курица

Тамара Федорец

Самолет, сделав несколько кругов по летному полю, стал набирать высоту. Саша смотрел в круглое окно и видел, как провожающие, скучившись в окнах аэровокзала, дружно машут руками сидящим в самолете и посылают воздушные поцелуи. Разглядеть среди них свою тетю было проблематично, но Саша не сомневался, что она тоже среди других машет ему рукой и шлет поцелуи. Ему стало одновременно и смешно, и грустно; на несколько мгновений вдруг захотелось выбежать из этой огромной гудящей громадины, расплакаться, как в детстве, и попроситься домой. С Санькой так всегда бывало, когда его увозили от бабушки с дедушкой в большой город. Он просто устраивал своим родителям-студентам бурный рев и требовал вернуть его назад, в Сибирь, – там его настоящий и любимый дом, там без него все плачут и ждут его возвращения: и баба, и тетя, и даже дед. Хотя и не на мокром месте у него глаза, без любимого внука все у него из рук валится, и нет никакой старику радости. От этих нахлынувших воспоминаний и в самом деле подкатил ком к горлу, и Санька, покосившись на юную милую барышню слева, хлюпавшую носом в свой мобильник, надел наушники и включил плеер. Гул двигателей сменился гулом и ревом металл-рока – и сразу исчезла ностальгия по родным просторам сибирским с речкой, разливающейся весной аж до самого горизонта, с огромным деревянным дедовым домом и невероятных размеров огородом, где всему было много места: и крапиве, и малине, и картофельным плантациям, и бабушкиным гладиолусам, и много чему другому, а также курятнику в дальнем углу огорода, в котором жил единственный Санькин «недоброжелатель» – очень самоуверенный и напыщенный, с красно-зеленым опереньем, петух по кличке Коммунист.

То, что сейчас ревело, выло, грохотало и орало в самом центре Санькиной головы, называлось новой волной металлического рока. Она глушила не только какие-то там воспоминания сопливого детства, но все вокруг. Просто все куда-то исчезало, проваливалось. Причем исчезало даже ощущение себя самого, а был только этот беспредельный объем круговерти из очень сильных звуков, поглотивших все Санькино существование и вызывавших в нем какие-то очень знакомые ассоциации и, что особенно казалось странным, – чувство жалости к самому себе. Это было для него нечто новым. Пожалеть себя, любимого, конечно, всегда приятно, но это какая-то другая жалость, и приятного в ней ничего нет, но давит какой-то неосознанный страх и глухое отчаянье. Как будто кто-то грубый и нахальный у него отобрал то, что ему было безмерно дорого. Ничего подобного, слушая этот диск, Санька прежде не испытывал. В какое-то мгновение он вдруг ощутил себя на дне огромной, сумасшедшей, несущейся куда-то воронке. Может, это черная дыра, в которую попал самолет? Все внутри похолодело, и Санька резко сорвал наушники. Соседка слева мирно уплетала чипсы и, улыбаясь, протянула ему раскрытый пакетик:

– Подключайся!

– Спасибо, еще не проголодался, – вежливо отказался Санька, хотя на самом деле чувствовал такой голод, что казалось, проглотил бы не только чипсы, но и не отказался бы от пары порций шашлыка.

И тут он вдруг понял, что, пока слушал этот свой новый металл, все время смотрел на крыло самолета, где отражалась тень пропеллера, – вот в чем дело, а ему уже черная дыра померещилась. Но возвращаться в это металлическое отсутствие ему уже расхотелось.

А что если этот пропеллер вдруг оторвется? Что тогда будет с самолетом? Саньку вдруг охватило тревожное чувство, что это уже было, что он уже переживал подобные эмоции. Да ведь точно было. Случилась в его жизни, наверное, лет в пять от роду, одна удивительная история с пропеллером. Вспомнил вдруг, как будто вчера, как подкатил к калитке дедов «Запорожец» (дедушка ездил на нем за хлебом в магазин, когда закупал сразу несколько буханок на покос). И вот он, Санька, в пижаме и босиком, бежит по деревянному тротуару навстречу деду. Наверняка, кроме хлеба, он еще и киндер-сюрприз ему купил. И, действительно, дед, как всегда, добродушно улыбаясь в свои усы, протягивает ему сюрпризное яйцо. А в том яйце был самолетик, от которого Санька пришел просто в восторг. Такой маленький самолетик, но как настоящий, и на носу у него черный пропеллер.

– Баба! Баба! Смотри, что мне деда купил! – уплетая шоколадную скорлупу от яйца, Санька тянет за юбку свою бабушку, поливающую из лейки огурцы. – Баба, я побегу, за петухом на этом самолетике погоняю.

И вот он уже «летит» на своем самолете прямо к курятнику. Петух по кличке Коммунист завидел Саньку издалека и сразу принял «боевой настрой» – стал, задиристо кукарекая, носиться вдоль сетчатой ограды из проволоки. Эта игра (бабушка ее называла «петушиные бега») Саньке очень нравилась. И хотя было непонятно, кто от кого убегает, а кто кого догоняет, Санька и петух чувствовали себя героями. Набегавшись, Санька решил немного передохнуть и похвастаться перед бравым петухом самолетиком. Присев на корточки, он поднес к сетке свой самолетик: «Вот, взгляни, ну как тебе? Слабо, меня догнать?» Но петух вдруг, без всякого предупреждения, ухватился клювом за самолетик – и пропеллера как не бывало, а Коммунист с победным кличем понесся в глубь курятника, призывая все свое кудахчущее семейство разделить с ним добычу. Санька от такого нахальства просто остолбенел: «Ах, ты! Ну-ка отдай мне пропеллер, сейчас же верни! Глупый петух, если ты его проглотишь, у тебя будет аппендицит! Лучше отдай по-хорошему, а то я сейчас деду расскажу!» Но петух и не думал ничего возвращать, он уже опять, нагло кукарекая, носился вдоль ограждения, как бы дразня Саньку: «Ну как тебе, слабо меня догнать, красного боевого петуха?» От обиды и несправедливости Санька бросился к дедову гаражу, надеясь призвать на помощь своего мудрого дедушку, дабы восстановить справедливость. Но гараж был пуст – дед на своем «Запорожце» уже уехал на покос. Тут Санька совсем отчаялся и со слезами и причитаниями пошел разыскивать бабушку, чтобы хотя бы ей рассказать о своем обидчике. Бабушка, конечно, с петухом не справится, но, может, придумает, как найти такой маленький пропеллер в таком большом курятнике с толстым слоем опилок, сена и травы, который без устали перерывает стая неугомонных кур под предводительством своего командира- петуха, если, конечно, его еще не проглотили. Санька вдруг вспомнил, что бабушка часто о чем-нибудь просит в молитве Бога, и Он ей отвечает. Когда Санька простывает, она просит Иисуса, чтобы Он вылечил его, и, действительно, всегда Санька быстро поправлялся, как правило, и дня не проходило, как он уже был здоров. И еще бабушка часто молилась за папу, чтобы Господь его хранил на всех его путях, чтобы с ним не приключилось никакое зло и чтобы он обратил свое сердце к Иисусу и не потерял спасение, которое Господь совершил для всех людей. Санька тоже об этом молился Богу, потому что папу он очень любит и еще потому, что знал, какая у папы опасная профессия, ведь он – газетный корреспондент и бывает в «горячих точках», где идет настоящая война. Все это Санька вспомнил и сразу понял, что нужно о пропеллере помолиться Иисусу. Он всемогущий и добрый, и Он обязательно поможет.

– Баба! Баба! – Санька вбежал в дом. Бабушка варила борщ. – Баба, Коммунист утащил пропеллер от самолетика! Баба, прошу тебя, давай быстрей помолимся Иисусу, чтобы нам найти в курятнике пропеллер. Баба, пожалуйста, давай быстрее попросим Иисуса, чтобы Он помог!

Санька, конечно, и не мог предположить, каково было его бабушке с такой просьбой обращаться к Иисусу. Никаких результатов не дали попытки убедить внука, что это не такой случай, о котором нужно просить Бога, что об этом пустяке лучше просто забыть и не стоит даже переживать по такому глупому поводу, а тем более просить Иисуса. Внук не унимался:

– Баба, Иисус меня любит, Он все может! Баба, давай попросим Его, я знаю, что Он это может сделать.

И бабушке пришлось согласиться с внуком, ведь, действительно, нет ничего невозможного для Бога. Бабушка встала на колени, поблагодарила Иисуса за веру, которую Он дал ее внуку, и попросила, чтобы Санька нашел пропеллер от самолетика. После молитвы, вдохновенно произнеся «Аминь!», Санька ни минуты не хотел медлить. Он тянул за руку бабушку:

– Идем, баба! Быстрее, мы сейчас найдем пропеллер.

Бабушка не возражала, хотя, в отличие от внука, была совсем не уверена , что Господь ответит на молитву о такой ничтожной просьбе. Подойдя к курятнику, и вовсе засомневалась: как в такой кутерьме Саньке найти крохотный пропеллер, который ее зрением и разглядеть-то трудно? Чему она действительно сейчас удивлялась, так это решимости и убежденности своего внука: «Какой настойчивый у него характер, как у отца! Только бы не постигло его разочарование, если не найдется этот пропеллер».

Санькино приближение к курятнику, как всегда, вызвало переполох среди его обитателей. Ажиотаж на этот раз был особенно бурный: куры так и носились по курятнику с безудержным кудахтаньем, а петух был готов выскочить из своего боевого оперенья. Стояло облако пыли, и кругом летали перья. И вдруг откуда-то из этого пыльно-перьевого облака вылетела взъерошенная курица и просто, как какая-то торпеда, понеслась прямо к Саньке, а в клюве она несла (о, чудо!) тот самый пропеллер. Бросив его прямо к Санькиным сандалиям, она понеслась дальше, деловито кудахча, словно упрекая кого-то, кто позарился на Санькину собственность: «Нехорошо, мол, это, непорядочно! Куд-куда!»

Санька тут же подхватил находку и от радости был готов расцеловать эту умную курицу. Бабушка же от такого поступка курицы растрогалась до слез. Она чмокнула Саньку в чумазый конопатый носик:

– Ты верил, и Господь тебе ответил, давай поблагодарим Его. Спасибо Тебе, дорогой Господь!

– Спасибо, Иисус! – ликуя от счастья, поблагодарил Бога Санька...

– Да сохранит Господь Иисус эту веру в тебе, только она возвращает человека к Богу. А без Него, без Иисуса Христа, нет ничего, потому как Он источник жизни, Искупитель и Спаситель наш от тьмы и тени смертной. Не забывай, внучек мой дорогой, Господа, Бога твоего. Это Он сотворил весь этот мир, и тебя, и меня, и эту умную курицу, и все-все! И любовь Свою твоему сердцу Он открыл. В Библии сказано: «Чистые сердцем Бога узрят». Вот и ты своим чистым сердечком поверил Ему, и Он открыл Себя тебе.

...Бодрый голос стюардессы сообщил, что самолет пошел на посадку: просьба застегнуть привязные ремни.

«Как давно это было, – думал Санька, – а я тогда, оказывается, действительно верил в Бога».

В машине, пока ехали по московским улицам, периодически попадая в пробки, Санька все еще продолжал думать об этой истории с курицей и о том, что там, где-то там, он был счастлив. И снова подкатил к горлу знакомый ком: «Неужели, неужели можно быть счастливым оттого, что курица принесла пропеллер? Нет, конечно. Причем тут курица? Но что же было тогда, чего нет сейчас? Что я потерял? Как это странно и больно оттого, что тогда я это знал, хотя совсем шпаной был, и это у меня было, а сейчас у меня этого нет, и я даже не знаю, что это, знаю только, что оно всего дороже и без него нет ни в чем никакого смысла. Без того, что было у меня тогда, все остальное как будто тоже не существует. Оно и в самом деле как будто поглощается черной дырой, втягивающей и растворяющей в себе то, что мы называем жизнью. Оказывается, что это была не жизнь вовсе, а пустота, бесполезная, глухая и немая пустота».

– О чем думаешь, сынок? – вдруг спросил отец, воспользовавшись непродолжительным молчанием сотового телефона.

– О курице.

– Понял. Сейчас в ресторан заедем. Ты давай думай, а я пока звонки сделаю.

– Пап, а у тебя на компьютере новые игры есть?

– Ну тебе пока не до них будет. С учебой сначала определись.

– А на каникулы-то я хоть в Сибирь поеду?

Ненавязчивой мелодией сотовый опять навязчиво потребовал внимания.

За окном проносились одна за другой ухоженные улицы бурлящей бесконечно важными делами столицы.