Вера и Жизнь 2, 2009 г.
Молекулярная биология против эволюции
Игорь Савич
В Библии описано одно событие, которое привело к тому, что люди перестали понимать друг друга. Без понимания нет согласия, и они, оставив свой амбициозный проект, рассеялись по всей земле (Быт. 11:1–9). Этот проект, строительство Вавилонской башни, стал символом людской гордости и попыткой сравняться с Богом.
Сто пятьдесят лет назад произошло еще одно событие, которое одни расценивают как переворот в естествознании, другие – как появление еще одной научной теории, а фактически это был еще один бунт против Бога.
Три человека сыграли значительную роль в подготовке этого восстания против Создателя Вселенной. Томас Мальтус (1766–1834) опубликовал свою теорию, согласно которой войны, голод, болезни и другие социальные проблемы несут позитивное значение, так как ограничивают рост народонаселения и фактически приводят к уничтожению его беднейшей и малозначимой части. Философия Карла Маркса (1818–1883) преднамеренно и изощренно была направлена про-тив Бога и религии. И, наконец, Чарльз Дарвин (1809–1880) своей книгой «Происхождение видов» подорвал веру в Бога сначала среди научной интеллигенции, а затем идея эволюционизма как вирусная инфекция распространилась по всему миру, быстро проникнув во все сферы общественной жизни, в том числе и в область образования.
Практически в любом школьном учебнике эволюционной теории уделяется настолько много внимания, что появляется настоятельная потребность в более пристальном анализе этого феномена нашего времени. Создается впечатление, что эволюционные процессы настолько хорошо изучены, а доказательства неопровержимы, что остается только прочитать представлен-ный материал – и все окончательно станет ясно.
Попытаемся и мы проанализировать небольшой подраздел нового учебника по биологии для 10–11 классов под редакцией Д. К. Беляева и Г. М. Дымшица, выпущенный издательством «Просвещение» в 2008 году (1).
Подраздел называется Молекулярные доказательства эволюции. Эти доказательства, по сути дела, сводятся к следующей фразе: «Когда мы сравниваем нуклеотидные последовательности генов, например, гена бета-глобина, мы видим, что различий между генами человека и шимпанзе гораздо меньше, чем между генами человека (или шимпанзе) и мыши. Количественная оценка этих различий позволяет построить генеалогическое древо, показывающее родство различных таксонов (видов, отрядов, семейств, классов» (стр. 156). Это, бесспорно, является доказательством родства, но является ли это доказательством эволюции? Обратимся к простому примеру. Проанализируем имеющиеся наземные движущиеся средства, скажем, автомобили, поезда, тракторы, велосипеды и мотоциклы. У них много общего: например, наличие колес и двигателей. Однако еще больше различий: способы управления, ко-личество колес, состав материалов, типы двигателей и т. д. Учитывая сходство и различие этих механизмов, очень легко изобразить их генеалогическое древо. Можно построить следующий ряд возрастающей сложности: велосипеды – мотоциклы – автомобили – поезда. Разумеется, каждая «таксономическая единица» будет подразделяться на многочисленные виды или подви-ды. Боковой ветвью этого древа будут тракторы. Что же оно будет отражать? Эволюцию? А может, сходство в конструкции и творческий замысел создателя, то есть человека?
Надо отдать должное честности авторов учебника, которые далее указывают на существующие противоречия в таксономии по нуклеотидным последовательностям. По этому признаку оказывается, «что киты и парнокопытные гораздо более близкие родственники, чем парнокопытные и непарнокопытные. Африканский златокрот филогенетически ближе к слону, чем к нашим кротам» (1).
В одной из монографий по молекулярной биологии отмечается: «Анализ ряда индивидуальных белков показал, что между аминокислотным составом и эволюционным положением того или иного организма нет никакой корреляции» (4, стр. 343).
Хотя о мутациях в этом подразделе сказано немного, но, по всей видимости, они также включены в молекулярные доказательства эволюции. Ссылка на параграф 14 этого учебника для объяснения, что такое репликация ДНК, интересна тем, что демонстрирует вредность мутаций. В этом параграфе идет речь о тяжелом наследственном заболевании серповидноклеточной анемии. Изменение формы эритроцитов крови связано с дефектом пер-вичной структуры белка гемоглобина. «В двух из четырех цепей нормального гемоглобина на шестом месте стоит глутаминовая кислота. При серповидноклеточной анемии она заменена на аминокислоту валин. Из 574 аминокислот, входящих в состав гемоглобина, заменены только две (по одной в двух цепях). Но это приводит к существенному изменению третичной и четвертичной структуры белка и, как следствие, к изменению формы и нарушению функций эритроцитов» (стр. 55–56). Как видно, замена всего лишь двух аминокислот приводит к тяжелейшим последствиям и сбою хорошо отлаженного механизма переноса кислорода кровью человека. А если произойдут более существенные изменения в нуклеотидной последовательности и биосинтез приведет к большему числу аминокислотных замен в составе гемоглобина? Не будет ли это смертельной мутацией для человека? В геноме человека уже найдено более 1500 мутаций, и все они вредные. Являются ли мутации двигателем эволюции? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к простому примеру с механическими часами.
Если заменить в часах одну шестеренку на другую, большего размера, часы остановятся. Если новая шестеренка будет такого же диаметра, но немного толще, часы, возможно, будут идти, но не так хорошо, как с «родной» шестеренкой. Если поставить шестеренку с другим шагом зубцов, часы вновь остановятся. Часы – очень простой механизм по сравнению с очень сложны-ми превращениями, которые происходят при образовании нуклеотидной цепочки, из которой сос-тоит ДНК, вещество наследственности любой живой клетки. Процессы, связанные с удвоением генетической информации при делении клетки, биосинтеза белков, – поразительно отлаженные механизмы. Любая неточность приводит к сбою жизненно важных процессов, а иногда и к гибели клетки. Вот эти неточности на молекулярном уровне называются мутациями. Подавляющее число поклонников эволюции считают, что мутации являются молекулярным двигателем эволю-ции. Однако, как пишет в своей статье Стивен Гуди: «Молекулярная биология не видит причин, по которым современные виды можно считать произошедшими от ранее существующих. На молекулярном уровне виды имеют ту же самую структуру, что и имели когда-то».
Название подраздела в учебнике должно означать, что якобы действительно имеются существенные доказательства эволюционной гипотезы молекулярной биологии. Однако чрезвычайная сложность и одновременно слаженность всех метаболических процессов живой клетки наводит многих исследователей на мысль о том, что самопроизвольное зарождение жизни на основе спонтанных, то есть происходящих хаотично и самопроизвольно, молекулярных превращений совершенно невозможно. Вот как описывают вероятность само-произвольного образования ДНК Дж. Уайт и Н. Комнинеллис: «Шансы того, что одна функционирующая молекула ДНК может образоваться случайно, примерно равны шансам того, что если бы вы заполнили миллиарды вселенных мячами для гольфа, потом поставили маленькую красную точку на поверхности одного из них и предложили ребенку с завязанными глазами с первой попытки достать именно этот мяч» (3, стр. 37).
Данные молекулярной биологии указывают на высокую устойчивость живых организмов к возможным случайным повреждениям (искажениям) генетической информации. Так, известно, что при репликации ДНК, при удвоении этой очень важной молекулы, используется только одна ее цепочка. Вторая остается в неприкосновенности в случае каких-либо случайных ошибок (мутаций).
Важные признаки живых организмов дублируются несколькими генами так же, как и биосинтез отдельных аминокислот, которые тоже дублируются несколькими триплетами нуклеотидов (так называемая вырожденность кода)(4). Это предусмотрено для той же самой цели – для надежности сохранения и воспроизведения генетической информации в случае повреждения (мутации) того или иного участка гена.
Лауреат Нобелевской премии за создание модели ДНК Дж. Уотсон отмечал, что «мутантные гены обычно рецессивны, так как мутация нарушает способность синтезировать соответствующий белок» (4, стр. 187). То есть эти гены не участвуют в биосинтезе белка. Жизнедеятельность организма обеспечивают аналогичные нормальные гены, участвующие в синтезе того или иного белка.
Все это свидетельствует о том, что живые существа сконструированы таким образом, чтобы та информация, которая заложена в их молекулах ДНК, оставалась как можно более неизменной, что совершенно противоречит предположениям, следующим из эволюционной гипотезы.
В конце параграфа 42 этого учебника по биологии приводятся вопросы для анализа. Четвертый вопрос довольно интересен. В нем предлагается дать с научной точки зрения оценку археоптериксу, ископаемой птице, имевшей признаки пресмыкающегося (1, стр. 157). Далее дается именно научная оценка, позаимствованная у разных авторов. У. Дж. Гласхауэр пишет: «Многие ученые в пылу фантазии наделяют археоптерикса бо’льшим количеством признаков пресмыкающегося, чем он их имеет. Так называемые признаки пресмыкающихся у археоптерикса заключаются в наличии когтей на крыльях, зубов, позвонкового хвоста и ма-ленькой грудины. Но это не признаки настоящей переходной формы, потому что они все еще встречаются и у птиц! Например, южноамериканская птица гоацин тоже имеет маленькую грудину и по два когтя на каждом крыле. При этом гоацин, бесспорно, типичная птица. Птенцы африканской птицы турако (подотряд кукушек) тоже имеют когти на крыльях. Что ж, верно, ни одна из существующих на земле птиц не имеет зубов. Но и некоторые очень древние ископаемые птицы зубов также не имели» (Стр. 100). Р. Юнкер и З. Шерер пишут: «Комбинация множества признаков из различных групп пресмыкающихся в археоптериксе свидетельствует о том, что он является типичной мозаичной формой, и его нельзя больше рассматривать в качестве предка «современных» птиц. Мозаичные типы широко распространены в мире животных... В качестве переходной формы между пресмыкающимися и птицами его рассматривать нельзя» (стр.198–199). Далее эти же авторы указывают на то, что «с 1994 года в международной прессе появляются все новые публикации о том, что археоптериксы – это подтасовка ископаемых данных» (стр. 199). На рисунке 12 изображено то, что палеонтологи называют археоптериксом, а рядом его реконструированная форма. Обра-щают на себя внимание перья, которыми художник обильно снабдил это животное. Вот что пишет по этому поводу Стивен Гуди: «Эволюционисты до сих пор не могут объяснить неко-торые загадки, которые оставил Дарвин. Это касается и возникновения перьев, которые, по Дарвину, образовались из чешуи рептилий. Превращение ящерицы в птицу должно быть очень длительным. И действительно, первая взлетевшая птица должна была иметь достаточно перьев для полета. Но когда это случилось, даже если предположим, как некоторые ученые, что перья сделаны из того же материала, что и чешуя ящерицы?»
Таким образом, приведенный небольшой обзор исследований выявил, что имеющиеся факты проти-воречат концепции эволюции. Однако философия эволюционного материализма продолжает сущест-вовать в самых разных формах, в том числе в виде якобы научной теории, излагаемой на страницах учебников.