Hеужели Христос боялся смерти?

Фрида Эверт

Было время, когда брать детей на богослужение правительством Советского Союза запрещалось. Многие верующие, пережив гонения и притеснения, идя в Дом молитвы, оставляли детей дома. Они, конечно, молились с ними за столом, рассказывали об Иисусе, но брать с собой на богослужения долгие годы боялись. К концу шестидесятых годов наступило небольшое потепление.

Одно из воспоминаний моего детства – тайные детские собрания перед Рождеством. Сёстры, которые с нами заучивали стихи и песни, рисковали своей свободой. Мы собирались по домам и никогда заранее не знали, к кому пойдём. К празднику готовилась программа из песен и стихов по событиям библейского текста, так что о рождении Иисуса я всё знала. Например, что Его приход был уже заранее запланирован, я знала из стихотворения:

«Вот иду!» – сказал Он.
Звёзды расступились.
До окраин неба возвещалась всем 
Тайна воплощенья,
Ангелы склонились,
И вошёл Спаситель ночью в Вифлеем...

И что Иисус знал, на что идёт, я знала из стихотворения:

Да, Он знал, что Его предадут
На мученья, страданья и муки
И что ржавым железом пробьют 
Его добрые, чистые руки.
Да, Он знал, что позорно умрёт 
Для грядущих земных поколений.

Мы, дети верующих родителей, заучивали эти стихотворения и песни наизусть, в волнении ожидая наступления рождественского праздничного вечера. Помню, как мы шли в кромешной тьме. Тишина... Папа держал моих сестёр за руки, я же шла с мамой и спросила: «У кого ёлка?» А папа очень серьёзно ответил: «Тебе лучше не знать этого. И завтра в школе никому не хвастайся подарками».

Но вот как-то раз наши родители взяли нас с собой в молитвенный дом. Может быть, они и раньше нас брали, но мне именно это богослужение запомнилось. Это было перед Пасхой, в субботу или в Страстную пятницу, а может быть, в первое воскресенье месяца, когда празднуют Вечерю Господню. Точно не помню, но проповедь и песни были о смерти Христа на кресте. Я сидела, прижавшись к маме, на синей скамье без спинки. Люди ели хлеб, а мне нельзя было. Все вокруг тихо плакали и молились.

Помню и другое богослужение, на котором меня сильно тронула песня хора. Пели о Гефсимании, и регент сам пел соло: «Отче мой, да минует та чаша Меня, но да будет лишь воля Твоя». Пресвитер церкви говорил проповедь. Я только запомнила, что Иисус сказал «Свершилось!» и испустил дух. Я поняла, это значит, что Он умер, и я тихо, тайком от мамы, плакала.

Времена стали лучше (или мы подросли), родители стали нас чаще брать с собой. У нас в церкви был одарённый благословенный проповедник. Его звали Андрей Христофорович. Если он выходил за кафедру, то Библия для нас оживала. То, что он читал и рассказывал, я видела внутренним взором и слышала сердцем.

Как-то раз он прочитал из 22-й главы Евангелия от Луки стихи 39–46.

«И, выйдя, пошёл по обыкновению на гору Елеонскую, за Ним последовали и ученики Его. Придя же на место, сказал им: „Молитесь, чтобы не впасть в искушение“. И Сам отошёл от них на вержение камня (расстояние брошенного камня) и, преклонив колени, молился, говоря: „Отче! О, если бы Ты благоволил пронести чашу эту мимо Меня! Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет“. Явился же Ему ангел с небес и укреплял Его. И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю. Встав с молитвы, Он пришёл к ученикам, и нашёл их спящими от печали, и сказал им: „Что вы спите? Встаньте и молитесь, чтобы не впасть в искушение“».

Проповедник читал, а я видела сад, слышала, как ветерок шелестел листвой оливковых деревьев. Стояла кромешная тьма, потому что на Ближнем Востоке солнце «падает» за горизонт и темнеет очень быстро. Ученикам это место было знакомо, так как Иисус с ними часто приходил туда молиться. Они устали после долгого празднования и от сытости, а может, и от красного вина, и уснули...

Иисус в страшном борении, Он просил их поддержать Его, но они опять заснули. Три раза будил Иисус Своих учеников, но они не могли бодрствовать. Наверняка кто-то из них только дремал, иначе бы мы никогда не узнали слов Его молитвы: «Отче! О, если бы Ты благоволил пронести чашу эту мимо Меня!» Евангелист Марк пишет об этом ещё так: «Авва, Отче! Всё возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня». И опять у Луки: «И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю». Андрей Христофорович объяснил, какой пот по составу и запаху при большом страхе, при сильной физической нагрузке, при изнеможении. Но я не всё слышала, потому что одна мысль заняла всё моё внимание: «Неужели Христос боялся смерти?»

Иисус сказал: «О, если бы Ты благоволил пронести чашу эту мимо Меня!» Проповедь ушла в другом направлении: «Встаньте и молитесь, чтобы не впасть в искушение». Но я была так поражена своим открытием: Иисус – Бог во плоти – пришёл на землю, чтобы умереть за грехи мира, и в последний момент передумал?! Он говорит Отцу: «Всё возможно Тебе». Неужели Он испугался? А как же простые люди-герои шли на смерть с пением?! Христиане, которых сжигал Нерон? Ян Гус? А как же Мальчиш-Кибальчиш? А Павлик Морозов и другие советские герои, которые рисковали своей жизнью ради других?

О моём знакомстве с Мальчишем-Кибальчишем я должна вам рассказать отдельно. Мои родители были искренне верующими. Чему они нас учили, то они и показывали нам примером в своей жизни. Мы не смотрели телевизор, не играли в азартные игры, не говорили плохих слов; ну, по крайней мере, старались не говорить. Я не была ни октябрёнком, ни пионеркой.

Однажды я пришла к папе с просьбой: «Папа, вся школа вместо занятий завтра идёт в кинотеатр. Я должна принести 20 копеек на билет». Папа даёт мне деньги и говорит: «Ты молись, чтобы Господь не пришёл за Своими в это время». Я смотрю на него в недоумении, а он: «Христос Своих в кино искать не будет». В то время многие верующие так думали. Я думаю, что папа так не думал, а то бы не дал мне эти 20 копеек.

На следующий день мы всем классом, по двое за ручки, пошли в кинотеатр «Красный Октябрь». Я сижу в тёмном зале. Глаза и уши закрыла, в сердце Господа умоляю, чтобы Он меня простил и подождал, не приходил ещё за Своими. Вдруг всем телом чувствую напряжение, дети притихли. Открываю глаза, а на весь экран – немецкий танк, и мальчик с гранатой в руке бросается под него! Я ещё долгое время под впечатлением этой картины ходила.

Время шло, а я грешила, каялась, верила, каялась, грешила... Мысль о том, что Иисус страдал не только на кресте, но уже намного раньше, не покидала меня. Неужели Он боялся смерти? Может ли Бог бояться? Наверное, Господь видел это смущение и сомнение в моём сердце и послал мне ответ.

Было прекрасное пасхальное воскресенье. Молодёжь нашей церкви приготовила программу из стихотворений и песен. То есть читаемый библейский текст подчёркивался текстом песен и стихов. Снова хор пел о Гефсимании, и дочь Андрея Христофоровича прочитала поэму «Моление о чаше» И.С. Никитина. В ней слова Иисуса:

Что думал Он в минуты эти
Как Человек и Божий Сын, 
Подъявший грех тысячелетий, – 
То знал Отец Его один.

Но ни одна душа людская 
Не испытала никогда
Той боли тягостной, какая 
В Его груди была тогда.

И ещё такие:

О, если можно, от Меня
Да мимо идёт чаша эта!
Ты Бог любви, 
Начало света, 
И всё возможно для Тебя!

Между тем Он будит учеников, но они опять засыпают. И Он говорит Отцу:

О Боже Мой! Мне тяжело!
Мой ум, колебляся, темнеет; 
Всё человеческое зло
На Мне едином тяготеет.

Позор людской, позор веков -
Все на Себя я принимаю,
Но Сам под тяжестью оков,
Как человек, изнемогаю...

И в этот момент я поняла. Вот оно! Святой, абсолютно святой Бог, став Человеком, берёт на Себя грех мира. Он теперь – грязный, мерзкий... Вот чего Он боялся! Вот против чего Его душа протестовала: взять на Себя грехи всего мира! Слова в заключительной проповеди подтвердили моё, для меня абсолютно важное, открытие.

Иисус уже распят. «А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: „Боже Мой, Боже мой! Для чего Ты Меня оставил?“» Святой Бог разделился Сам в Себе. Отец не мог пойти в преисподнюю с Сыном. Проповедник читает дальше: «Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух». Когда церковь после проповеди была приглашена на молитву, я упала на колени, положив руки и голову на стоявшую передо мной голубую лавочку, и горько плакала. Мой грех отделил Иисуса Христа от Бога! Мой грех прибил Его ко кресту, мои грязные мысли были так омерзительны, что Отец не мог смотреть на Сына... А я-то думала, Он смалодушествовал! Я каялась, а ангелы на небесах радовались!