«Memento mori»

Юрий Колесников

– Иррациональное преломление в нашем сознании проекции сущностного явления возможно лишь в случае попадания последнего в особое изолированное пространство эона. Таким образом, сама иррациональность не является присущей воспринимающему субъекту, но в то же время абстракция проекционных явлений существенным образом отражается на адекватности восприятия объекта субъектом. Впрочем, возможность осуществления в метафизическом пространстве преобразования естественных моментов бытия может быть вызвана и другим образом. К примеру, экзистенция каких-либо моментов физического процесса, наступающая вслед за проявлением в сознании субъекта объектных проформ, может быть вызвана неадекватной реакцией на иррациональное преломление проекции сущностного явления «объект – субъект» в нашем сознании. Так, появление мышечной асфиксии опорно-двигательного аппарата является следствием иррационального восприятия со стороны субъекта рационально-логической структуры объекта в его проекции на нижнем уровне эона, а поражение языковой зоны вызывается прострацией всего экзистенциального цикла. Таким образом, вполне обоснованно напрашивается вывод, что восстановление бытийного звена «объект – субъект», как и его разрушение вначале, не только возможно, но и реально в экзистенциальной форме явлений, как бы парадоксально это не воспринималось!

Последние слова докладчика сопровождались шумными аплодисментами. Докладчик раскланялся, поблагодарил аудиторию за внимание и вернулся на свое место в президиуме.

Ученый совет долго не мог успокоиться. Кто-то выкрикивал: «Браво!», кто-то сморкался в обширный, как простыня, платок. Но в общем, за 10–15 минут обстановка нормализовалась, и председательствующий смог продолжить расширенное заседание Ученого совета «Института пространственных наук».

– Леди и джентльмены, – произнес он голосом придавленной мыши, – наконец-то наш институт сумел осуществить прорыв в область непознаваемого, каковой была мартирология до сего момента. И вот, благодаря многолетнему труду уважаемого коллеги Плисецкого, мы можем смело заявить без всякого опасения за свой авторитет научных работников: «Загробная жизнь-таки существует! Одним словом, «memento mori»! Бытие многогранно и полно парадоксов!» – профессор картинно развел руками под очередной взрыв аплодисментов.

– Позвольте, позвольте! – с последних рядов пробивал себе дорогу мужичок средних лет в косоворотке «а ля русс». – Я не согласен с такой интерпретацией доклада профессора Плисецкого. Решительно не согласен! – выкрикивал он.

Стало ясно, что назревает скандал. Заскучавшие было журналисты, присутствовавшие по заданию своих редакций на конференции, оживились. Объективы телекамер, как по команде, повернулись к неожиданному оппоненту.

Председательствующий скривился. Мужичок, младший научный сотрудник Бабецкий, был известен Ученому совету своим скандальным характером, так что ничего приятного не ожидалось.

– Прошу слова! – сердито и решительно воззвал Бабецкий к аудитории уже из-за кафедры, на которой резными буквами красовалось латинское изречение, процитированное председательствующим, – «Memento мori», то есть «Помни о смерти».

– Субстанцию объекта, или его проекцию в метафизическом пространстве, по профессору Плисецкому, никак нельзя ассоциировать с посмертным существованием ноума в эоне, как это пытается представить нам глубокоуважаемый профессор Дермберг, – Бабецкий мотнул головой в сторону президиума, указывая на председательствующего. Тон его речи явно демонстрировал, что для него профессор Дермберг вовсе даже не является глубокоуважаемым, а совсем наоборот.

– Позво-о-льте! – председатель привстал. Было видно, что его задело пренебрежение, сквозившее в словах младшего научного сотрудника.

– Профессор Дермберг, – не слушая его, продолжал Бабецкий, – пытается навязать нам теорию акцептуализации мыслеобразовательного процесса в поствременном пространстве. Каким образом, спрошу я вас, теория акцептуализации мыслеобразов соприкасается с докладом профессора Плисецкого?

Сделав эффектную паузу и не дождавшись ответа, впрочем, и не ожидая его, Бабецкий продолжил:

– Коллега Плисецкий указал нам на превентивную область мышления – и только, а наш глубокоуважаемый председатель уже делает далеко идущие выводы. С точки зрения ученого-акцептуалиста, такой вывод – обыкновенный бред сивой кобылы.

Зал загоготал, а председательствующий, в чей адрес была брошена язвительная реплика, побагровев от дерзости своего подчиненного, неожиданно рявкнул: «Подъ-е-е-м!»

И для рядового Бабецкого, чей утренний, столь философически возвышенный сон был прерван грубой реальностью армейского распорядка, наступили тридцатые сутки пребывания в учебном подразделении железнодорожных войск.

Уже далеко за полдень, вгоняя очередной костыль в очередную шпалу под пристальным взором, сопровождаемом ненормативной лексикой сержанта-инструктора, младший научный сотрудник Андрей Бабецкий неожиданно для себя проникся значимостью происходящего с ним здесь, на армейских сборах, а еще раньше – дома и в институте. И настолько прозрачным и легким для восприятия показался ему смысл жизненных проявлений человеческого бытия на Земле и во Вселенной в целом, что, не удержавшись, он воскликнул, обратив закопченное солнцем лицо в сторону согбенных спин сотоварищей, уныло влекущих стальную рельсину к месту учебной диверсии: «Не дрейфь, коллеги! Профессор Дермберг все-таки не прав – жизнь гармонична! Парадоксы в нее вносим мы сами! Одним словом, «Memento mori»», – заключил Бабецкий и взмахнул кувалдой.