В далёком Туркестане

Герман Янтцен

ВНУТРЕННИЙ СУД

(Продолжение. Начало в № 3/1992)

Пустая жизнь при дворе хана мешала духовному росту. В 1890 году мы переехали в Аулие-Ата (Джамбул). Здесь в церкви произошло разделение: на меннонитскую церковь и меннонитскую братскую общину. Это отрицательно повлияло на мое духовное состояние. Недалеко от Аулие-Ата мы, молодые семьи меннонитов, заложили новое село под названием Орловка. Работал я лесничим. За безупречную работу и помощь в раскрытии заговора против русскоязычного населения меня назначили старшим лесничим всей округи.

В начале апреля 1900 года я получил от правительства задание построить у леса в Коянтогае, что километрах в пяти от Орловки, за счет государства дом с закрытым двором и несколькими сараями. Он должен был стать на время службы моим.

Уже летом мы въехали в этот дом. Здесь мы прожили около одиннадцати лет. Вокруг него я мог пользоваться еще двадцатью гектарами земли. Вначале нашим хозяйством управляла моя жена с детьми, помогали ей киргизы, потому что у меня на это совсем не было времени. Дела в хозяйстве шли хорошо, и состояние мое заметно росло.

У нас была собственная сыроварня, небольшой племенной конный двор и много свиней. В то время стоимость зерна была настолько низкой, что выгоднее было скармливать это зерно скоту, чем продавать. Ближайшая железнодорожная станция была расположена километрах в пятистах, поэтому большие урожаи пшеницы сбывались с трудом.

Осенью с гор спускались киргизы с большими стадами скота и обменивали его на пшеницу.

За эти годы работу по хозяйству взяли на себя три наших старших сына. Старший, Абрам, с десяти до тринадцати лет учился в Ташкенте, причем очень хорошо. Но увеличившееся хозяйство требовало его присутствия дома, так как я много времени проводил на службе. Бывало много печалей и огорчений.

Все десять подчиненных мне лесничих и служащих были русскими. Многие из них пьянствовали, но я не имел права уволить их с работы. Они часто нарушали законы, а ответственность за это нес я. Кроме того, киргизы часто спорили из-за распределения пастбищ.

Две правительственные грамоты были мне наградой за огорчения, причиненные закононарушителями. Я их повесил в служебном помещении в красивых рамках. Тексты грамот гласили:

«От имени Его императорского величества царя России министерство г. Петербурга награждает за особые заслуги старшего лесничего Германа Янтцена». И подпись министра внутренних дел.

«Старшему лесничему Герману Янтцену за особые заслуги в улучшении дорог в горах от руководства лесничества Туркестана. Генерал Дубинов».

Как гордился я этим признанием! И не меньше врученной мне позже медалью!

Но все эти годы моего отхода от Господа меня укорял внутренний голос: «Ты не на своем месте! Ты осознанно противишься голосу Святого Духа!»

Со временем это сделало меня таким несчастным, что однажды, после утомительной охоты на фазанов, я присел на пень и заплакал. Мой верный охотничий пес Гектор лежал передо мной, грустно смотрел на меня и ласково лизал мою руку. Печально я сказал своей собаке: «Милый мой Гектор, тебе хорошо. Ты все еще такой безгрешный, каким тебя сделал Бог… А я?..» И снова из моих глаз полились слезы. Гектор словно понял меня. Он вскочил и начал меня как бы утешать.

Мой двоюродный брат, проповедник Яков Янтцен, в то время приложил много усилий к тому, чтобы поставить меня на правильный путь. Но я был слишком горд, чтобы признаваться людям в моих заблуждениях.

В это время наши села посетили двое проповедников. Это были Яков Реймер из Рюкенау и Яков Крекер из Вернигероде, что в Германии. Две недели они евангелизировали в наших общинах. Многие слушавшие их уверовали, другие еще больше узнали о спасительной истине Писания. Мы - жена, наши дети и я - тоже почти каждый день за десять-двенадцать километров ездили на собрания, проводившиеся в окружающих нас селах. Часто я бывал сильно захвачен проповедью, но и только - дальше дело не шло.

Несколько позднее в наши края приехал мистер Бродбент, известный миссионер из Англии. Он вдруг ясно осознал, что в огромном мусульманском Туркестане не проводится никакой миссионерской работы, хотя здесь были большие христианские общины, среди которых, конечно же, некоторые были детьми Божьими. Он хотел создать здесь среди мусульман христианскую миссию. А для этого, конечно, нужны были миссионеры. Он надеялся найти их в наших селах. Бродбент в обеих церквах несколько раз призывал к миссионерской работе, но без успеха. Ему говорили: «Конечно, наши дети и молодежь хорошо знают киргизский язык, потому что они здесь родились и каждый день общаются с киргизами. Однако в миссионеры они не годятся; кроме того, они нужны нам дома. Но в Коянтогае живет старший лесничий Янтцен. Он в молодости восемь лет изучал в Хиве языки жителей Туркестана и Коран. Он как раз подойдет вам, мистер Бродбент. Хоть он и христианин, но отошел от истины и многие годы живет в миру. Может быть, вы уговорите его».

После этого мистер Бродбент пришел ко мне и высказал свою просьбу. Он также передал мне все, что обо мне говорили. Я молча выслушал его и наконец сказал: «Мне действительно жаль вас, мистер Бродбент. Но я не желаю рассказывать Евангелие этому лживому и воровитому киргизскому народу. Это действительно означает бросать жемчуг перед свиньями. С гораздо большим удовольствием я бы отправил их всех в Сибирь, потому что они обманывают меня каждый день».

Бродбент выслушал меня и затем произнес: «Я знаю, что вы уклонились от пути, хотя хорошо знаете истину. Как вы можете смотреть на то, что вокруг вас люди погибают во тьме? Вы обязаны их предостеречь. Разве вы не знаете, что написано в книге Иезекииля, 33:8? Эти слова относятся к вам, господин Янтцен: если вы (верующий) не предупредили безбожника о его безбожии и тот таким умрет, тогда Бог взыщет кровь погибшего с вас, господин Янтцен! Где бы я ни был, я буду молиться о вас, пока не услышу, что вы на тюркском языке проповедуете этим несчастным мусульманским народам Туркестана Евангелие - весть о Господе нашем Иисусе Христе».

Он распрощался и уехал обратно в Англию. Брат Бродбент сдержал слово. Его и дяди Якова Янтцена молитвы были услышаны. Но каким образом? Это было ужасно - и все же это было моим спасением.

Это случилось в один воскресный вечер. Как обычно, мы с нашими пятью сыновьями, которые были очень музыкальными, сидели во дворе и при лунном свете играли: младшие дети - на балалайке и мандолине, оба старших - на гитаре и на скрипке, а я - на цитре. Мы закончили свой концерт, и я сказал:

- Ребята, сейчас на базаре цены за откормленных бычков очень хорошие. Что, если мы заберем своих быков с гор? Мы выручим большие деньги.

Мальчики согласились, и мы решили, что двое старших, Абрам и Бернгард, на следующее утро поедут верхом в горы и вместе с пастухами пригонят сотню наших быков. А после одного дня отдыха они погонят их на базар в Димитровку.

Через три дня домой прибыло отличное стадо. Всю дорогу мои мальчики радовались, глядя на этих прекрасных животных, мать и все остальные тоже были счастливы. На следующий день очень рано пришел пастух и позвал меня: «Бай, господин, у быков легочная чума. Пара уже сдохла этой ночью, многие болеют и стонут. Нельзя вести быков на базар; их нужно поставить на карантин».

Я вскочил и побежал с ним посмотреть, в чем дело. Все было так, как он рассказал.

Приблизительно за шесть недель погибли не только сто быков, но и все 36 племенных коров. Кроме того, от какой-то болезни пали пять племенных лошадей. Мало того. Наш 8-летний Герман заболел тифом и находился между жизнью и смертью.

И гордый старший лесничий Янтцен, бывший в большом почете у государства, склонился пред судом Божиим на колени. И Бог долго говорил к нему через Своего Святого Духа и показал ему его грехи и ту несправедливость, с которой он в своей гордыне относился ко многим людям и, прежде всего, к мусульманам.

Как долго продолжался надо мною Божий суд, я не знаю. Совершенно сломленный лежал я перед Богом и взывал о милосердии и мире во имя Иисуса Христа! И Бог смилостивился надо мной и услышал меня. В знак Своего милосердия Он даровал мне мир. Описать все это невозможно. Одно мне до сих пор остается непонятным - во мне полностью исчезла всякая ненависть. Уже тогда я мог обнять казавшихся мне такими лживыми киргизов и сказать им: «Пойдемте вместе со мною к Господу Иисусу; Он вас тоже любит и хочет сделать вас блаженными и счастливыми».

После всех этих событий я ушел с государственной службы и переехал в Орловку. В это же время я привел в порядок свои отношения с общинами.