"И се, Я с вам, во все дни до скончания века"

Андрей Борисов

Известный благовестник и исследователь Африки Давид Ливингстон родился в Блантайре, вблизи портового города Глазго, в Шотландии.

Больше тридцати лет своей жизни посвятил он миссионерской деятельности на Черном континенте, как еще называют Африку. По образованию Ливингстон был врачом. Лондонское миссионерское общество хотело послать его в Китай как врача-миссионера. Но из-за вспыхнувшей в Китае опиумной войны его в 1840 году посылают в Южную Африку, где он должен был благовествовать вместе с Робертом Мофатом. Вскоре он пришел к убеждению о необходимости приложения огромных усилий для охвата Евангелием многочисленных племен внутренней Африки. И он, движимый непреодолимым желанием открывать новые земли и благовествовать, предпринимает одно путешествие за другим в глубь неисследованного материка, основывая все новые миссионерские станции. Он открыл и исследовал озера Нгами, Ньясо, Танганьика, реки Луалаба, Замбези - от дельт до верховьев, водопад Виктория, верховья Нила, пересек материк поперек - от Атлантического океана до Индийского. Ливингстон определил положение более тысячи пунктов в Южной и Центральной Африке.

Давид Ливингстон вошел в историю как покоритель Африки, и в первую очередь из-за своего известного высказывания: «Я открою путь во внутреннюю Африку или погибну». Но в письме своему отцу он более ясно говорит о цели своей жизни: «Я миссионер сердцем и душой. У Бога был единственный Сын, и Он был миссионером и врачом. Я хочу стать подражателем Иисуса и надеюсь провести свою жизнь в этом служении до самой смерти».

Благодаря Ливингстону Африка была открыта как для благовестия, так и для культурного развития стран этого континента.

Чернокожие слуги Ливингстона нашли его утром 1 мая 1873 года мертвым, стоящим на коленях перед раскрытой Библией. Это случилось в маленькой деревушке в Замбии. Его сердце захоронено в Африке, тело же перевезено в Англию и с почестями предано земле в Вестминстерском аббатстве. Его любимым библейским изречением было: «И се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20).

И на этом обещании Иисуса Христа Давид Ливингстон строил всю свою жизнь. Он нередко был окружен злыми, враждебно настроенными аборигенами. Смерть часто смотрела ему в глаза. Но он, полный смирения, сострадательности, милосердия, чистый в помыслах, миролюбивый в отношениях, молился о всех, и о своих врагах, оставаясь верным в служении, которое избрал. Его коллега Г. Стэнли вспоминал: «Вся жизнь Давида Ливингстона была следованием Нагорной проповеди Христа. И каждый день, проведенный с ним, был для меня своего рода проповедью».

И нередко, когда он был в очередной раз обманут или ограблен, болен или преследуем аборигенами, к нему подкрадывалась мысль оставить все и уехать на родину. Но он молился Господу: «Не оставляй меня, не постыжай меня». В его дневнике есть запись: «14 января 1856 года, вечер. Я бываю в смятении, когда думаю о том, что все мои планы, относящиеся к благополучию этой обширной густонаселенной области, завтра будут нарушены аборигенами. Но я еще раз прочитал слова, сказанные Иисусом Христом: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле. Итак, идите, научите все народы... И се, я с вами во все дни до скончания века». Это слова Человека чести со строгим и святым понятием о ней! Я не сбегу отсюда, как уже надумал... Слава Богу, я чувствую себя сейчас уже спокойнее».

Вера его была непоколебима.

Позже он в первый раз за 16 лет посещает родину. Его везде встречают с почетом. Здесь, в Англии, он издает свою книгу «Путешествие и исследования миссионера в Южной Африке». Университет в Глазго присваивает ему звание почетного доктора права. Студентами обыкновенно высмеиваются такие высокопоставленные лица. Но когда Ливингстон поднялся на кафедру - со следами борьбы, страданий и недугов на лице, - в зале воцарилась благоговейная тишина. Худой, с впалыми щеками, левая рука, изувеченная львом, безжизненно висит вдоль тела. Тропическая лихорадка тоже оставила на нем свой след. В зале становится еще тише, когда он заявляет о своем твердом решении вновь вернуться в Африку.

«Я возвращаюсь без опасений, - сказал он, - в бодром настроении. И если вы меня спросите, что меня все эти годы поддерживало и помогало в изгнании, среди людей, языка которых я не понимал и отношение которых ко мне почти всегда было враждебным, я вам отвечу: это слова «И се, Я с вами во все дни до скончания века». На это обетование я возложил все мое упование, и оно никогда не обмануло моих надежд».

Все это время, пока Ливингстон был дома, на родине, вся семья собиралась на утреннее богослужение, которое проводил он сам. И в последнее ноябрьское утро, в день отъезда, он говорил на стихи 5-8 из псалма 120: «Господь - хранитель твой; Господь - сень твоя с правой руки твоей. Днем солнце не поразит тебя, ни луна ночью. Господь сохранит тебя от всякого зла; сохранит душу твою (Господь). Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек». Эти стихи вернее всего отражали его настроение и надежду. Наступило расставание, и Давид Ливингстон снова отправляется в Африку.

Если кто и нуждался в друге, то это в первую очередь Ливингстон. В последние годы своей жизни он был очень одинок, рядом с ним, не считая чернокожих слуг-спутников, никого не было. Конечно, хорошо, когда мужчины, женившись, устраивают свои гнездышки, справляются со своими семейными обязанностями и остаются довольными своей судьбой, не думая о дальних неисследованных краях и землях, о людях, не слыхавших о живом Боге. Но так же прекрасно для всего мира, что в каждую эпоху есть подвижники, люди, всем интересующиеся и привлеченные таинственным и еще не исследованным.

Ливингстона влекут неизвестные области и племена Африки. Из-за любви к жене он старается довольствоваться жизнью на миссионерской станции. Но ему это не под силу. Он путешествует, исследует и благовествует. И в каком бы отдаленном пункте он ни был, на его горизонте всегда вставал дым тысяч неисследованных поселений аборигенов. И эти аборигены рассказывали ему о величественных водопадах и огромных озерах, больших реках в центре материка... И Ливингстон их исследует и наносит на карту. Его путь часто пересекали дороги, по которым гнали рабов и на обочинах которых лежало множество скелетов; степи, трава которых стояла стеной; болота и топи; леса, в которых темно, как ночью; пустыни, через которые до него еще никто не проходил. Он прошел уже 50 000 километров, но неисследованные области Африки гнали его вперед и вперед. Даже в конце своей жизни, когда он уже превратился в собственную тень и на его лице уже лежала печать смерти, он просил своих чернокожих слуг нести его дальше в поисках таинственных рек. И он ни разу не чувствовал себя оставленным Богом. Об этом говорят его дневниковые записи: «Если Он со мной, то я могу достичь всего».

В своей программе он наметил три основные цели:

1. Благовествовать племенам аборигенов.

2. Исследовать неизвестные области Африки.

3. Покончить с омерзительной работорговлей на континенте.

Это была грандиозная программа, которая не под силу и тысячам. Но Ливингстон утверждал: «Если Он действительно будет со мной до конца, то я могу вместе с Ним достичь того, что не могут миллионы без Него».

Многие из мужей веры ставили перед собой только одну из этих целей. А Ливингстон берет на себя три величайшие задачи: евангелизацию, исследование и освобождение!

Как же все выглядело в жизни? Оправдалась ли его вера, покоившаяся на так любимом им слове Господа: «Се, Я с вами во все дни до скончания века»? Не чувствовал ли он себя все-таки одиноким на этом большом и чужом материке? Не был ли он иногда оставлен? Порой казалось, что это так.

Когда он в глубокой печали стоял возле гроба жены, сгорбленный от скорби, он чувствовал себя одиноким. У жены не было сил постоянно сопровождать его. Долгие годы она была с ним рядом в его трудных путешествиях по Африке. Но когда у них уже было несколько детей, она осталась с ними дома, в Англии, заботясь и воспитывая их и молясь о своем муже. Но даже в далекую Африку дошли разговоры о том, что Ливингстон не обращает внимания на свою семью, а все дальше углубляется в центр материка, наверное, хочет жить подальше от жены. Услышав об этом, Ливингстон посылает за женой, прося приехать к нему. Она приехала, но вскоре заболела и умерла. И вот теперь этот человек, который часто смотрел смерти в глаза, пал духом. Он плачет, как ребенок. Он похоронил свою жену под большим баобабом. Ливингстон признавался, что первый раз в жизни ему захотелось умереть.

Вначале он говорил: «Не оставляй меня, не постыжай меня, но теперь, в горе, он воскликнул: «Я оставлен!»

Нарушено ли «слово чести»?

Похоже, что так.

Внешне так выглядело и одиннадцать лет спустя, когда пришел его смертный час. Он один в центре Черного континента, в отдаленной местности, вблизи деревни Читамбо, продолжает исследования. Больной, обессиленный, ноги покрыты язвами... С ним трое носильщиков, тоже измотанных до изнеможения. Они ставят палатку и по очереди дежурят возле больного. Под утро очередной дежурный заснул. Проснувшись, он увидел коленопреклоненного Ливингстона... мертвым. Никого рядом. Ни одного друга, который смог бы укрепить его в вере в последний час. Он умер в одиночестве.

Нарушено ли «слово чести»? Действительно, выглядит так.

Но это только так казалось. Жизнь полна иллюзий, и такова же смерть. Каждый, кто внимательно прочтет дневник отчетов Ливингстона, поймет, что никогда слова: «И се, Я с вами во все дни до скончания века» - не были нарушены. Сознание обещанного присутствия Иисуса было его единственным утешением, когда он сидел у постели умирающей жены, а затем хоронил ее. Обещанное Божье присутствие давало ему мужество нести свое бремя дальше, до конца, пока он не умер. С кем же он говорил, когда умирал? И в самый последний миг своей жизни он разговаривал со своим постоянным Сопровождающим на долгом пути пилигрима. Вот одна из последних записей в дневнике Ливингстона: «Он, Бог, сдержит Свое слово, полное истины и милости. В этом нет сомнений». И коленопреклоненный Ливингстон при последнем вздохе - свидетельство тому, что Господь сдержал Свое святое обещание.