Встреча

Анжелика Ракинцева

Дорога, по которой мама утром водила меня в детский сад, проходила мимо старой церквушки. Несмотря на то, что на нашем пути встречалось много всего интересного, этот объект особенно привлекал мое внимание. Каждый раз, проходя мимо ворот церкви, я ощущал некую таинственность за обветшалым ограждением «поповских владений» (так называли это место в нашем городе). Казалось, сделай я шаг на ту сторону – и произойдет какое-то чудо. Но по утрам маме было некогда, а вечером мы не всегда возвращались домой этой дорогой.

Самым удивительным было то, что у церковных ворот всегда сидели какие-то люди. Я помню молодую женщину с ребенком на руках. Рядом с ней ящик, на котором лежит кусочек булки. Мне было ее жалко, потому что у нее был очень печальный вид. Когда я проходил мимо нее, то опускал глаза, будто что-то искал на асфальте. Потом снова устремив свой взгляд вперед, я почти нос к носу сталкивался с пожилым мужчиной. Ветхая одежда едва прикрывала его худое тело. В руках он держал подобие шапки, в которой лежало несколько монет. Это были завсегдатаи. А в основном народ менялся, поэтому мне всегда было интересно: кто же новенький сегодня появится у церковного забора. Проходя мимо нищих (так называла их мама), мы всегда что-то давали им: то копейки, то чего-нибудь поесть.

Я хорошо запомнил то солнеч-ное весеннее утро, когда после болезни вновь пошел в садик. Полторы недели я не ходил знакомой дорогой, поэтому улыбался и мысленно здоровался с переулками, киосками, встречными собаками, подмигивал проносящимся мимо автомобилям. Сейчас это кажется смешным, но когда тебе всего шесть лет, то все очень даже серьезно.

Мы приближались к церкви.

«Так, что же сегодня здесь нового?» – подумал я, вприпрыжку догоняя маму. То, что предстало перед моими глазами, так впечатлило меня, что я остановился на месте. Возле ворот церкви на каком-то невообразимом стуле с огромными колесами сидела старушка. В отличие от остальных она была прилично одета, аккуратно причесана и улыбалась. Она улыбалась мне!

– Мама, это что – велосипед для взрослых? – изумленно спросил я, не сводя глаз со старушки.

– Нет, это инвалидная коляска, – торопливо ответила мама и совсем некстати ускорила шаг. – Пойдем, а то опоздаем.

– А что такое «инвалидная коляска»? – не унимался я.

– Это такое приспособление для тех, кто не может ходить, – коротко сказала мама, давая понять, что с этим все ясно.

А у меня в голове роилось столько вопросов. Почему эта старушка не может ходить? Откуда она приехала? Как она передвигалась: по пешеходным дорожкам или по проезжей части? Как управлять этой самой коляской? «Придется все это выяснить вечером у папы», – подумал я и, оглянувшись назад, помахал старушке рукой.

За ужином папа мне все обстоятельно объяснил. Незаметно для всех я спрятал предназначавшееся мне пирожное, решив, что утром угощу им свою новую знакомую.

Наверное, это было самое печальное утро моего детства.

Когда мы еще только подходили к ограде, я понял, что моей старушки нет. Настроение у меня испортилось, ноги начали резко замедлять ход.

– Ты чего? – удивилась мама, крепко сжимая мою руку.

– Почему-то старушки на коляске нет, – уныло ответил я.

– Не переживай, может быть, завтра будет, – не совсем понимая мою печаль, сказала мама.

«Лишь бы пирожное не помялось», – подумал я, успокоившись, и чуть веселее зашагал дальше, бережно неся пакетик с пирожным.

Но ни завтра, ни послезавтра, ни через три дня моя знакомая не появилась. Пирожное пришлось съесть на полдник. Мой друг Вовка сказал, что оно скоро уже испортится, ведь прошла почти неделя. Потом у меня был день рождения, потом выпускной в детском саду, а потом я на все лето уехал к родственникам в другой город.

С первого сентября мой утренний маршрут был совсем другим. Школа находилась в соседнем дворе, и мама только в первый день отвела меня в класс, как и положено всем родителям первоклашек.

На следующий день после занятий я решил дойти до «поповских владений», все еще надеясь на встречу со старушкой. Уже издали я увидел ее и запрыгал от счастья, сам не понимая, почему так рад этой незнакомой старой женщине. Но это было неважно.

– Здравствуйте, – почти прокричал я, подбегая к ней. – Я знал, знал, что мы увидимся. Куда Вы исчезли тогда? Я носил Вам пирожное, а потом мы с Вовкой его съели. Вы не обижаетесь?

– Конечно, нет, – на удивление звонко, совсем не по-старчески рассмеялась старушка. – Я тогда немного приболела. А потом все лето ждала этого дня. Как тебя зовут, золотой мой?

– Павлик. А Вас?

– Нина Петровна, – почему-то вздохнув, ответила бабушка.

– Вот, возьмите бутерброд, – немного смутившись, я протянул ей сверток. – Ну, я пойду, а то мама будет беспокоиться. А завтра снова встретимся, да?

Нина Петровна утвердительно кивнула головой, и я помчался домой.

На следующий день я принес ей кипу своих любимых книжек, подумав, что скучно сидеть вот так весь день. Сентябрь в тот год выдался очень теплый и сухой. Я каждый день прибегал к церкви и рассказывал бабушке о своей школьной жизни, о друзьях, о радостях и неудачах. Она очень внимательно слушала и ласково улыбалась. Иногда я замечал в её глазах бусинки слез и все хотел спросить, почему они рождаются.

– Нина Петровна, а у Вас дети есть? – спросил однажды я, будучи уверен, что у каждого человека на земле должна быть семья.

– Есть, – ответила старушка, промокая уголки глаз платочком.

– Тогда почему Вы тут? Мама говорила, что здесь сидят только те, у кого нет родных и кому нечего надеть и поесть. А Вы меня угощаете всякой вкуснятиной, и пальто у Вас красивое.

– Ну, что ж, слушай. Так случилось, что пятнадцать лет назад у меня отказали ноги: я не могла сама ходить. Потом сердце стало болеть, врачи опасались за мое здоровье. Меня нельзя было оставлять дома одну. А сын мой Андрюшенька тогда и работал, и учился, домой приходил поздно ночью и уходил рано утром. Вскоре стал часто ездить в командировки. Ему все время приходилось кого-то просить посидеть со мной. И вот однажды он сказал, что меня можно пристроить в Дом престарелых. Это такой дом, где живут такие же старенькие и больные люди, как я. Помню, всю ночь проплакала, но согласилась. Здоровье совсем стало никудышным. Сынок сначала по выходным приходил, по праздникам, а потом все реже и реже. Однажды мне было совсем плохо, была без сознания, и врачи вызвали сына попрощаться со мной. Он постоял возле меня, в сознание я так и не пришла. Потом он уехал работать в другой город.

Через некоторое время я вдруг стала поправляться. Врачи говорили, что Бог сотворил чудо со мной. Ухаживала за мной молоденькая медсестра Оленька. Мы с ней подружились. Сейчас я живу у нее. Могу обед приготовить, пыль вытереть. Только Оленька мне не разрешает, бережет меня. А сюда тоже она меня привозит. Я попросила. Может, Андрюшу своего встречу. По старому адресу он не проживает и меня не ищет. Видимо, не нужна. Хоть со стороны посмотрю, если повезет. Вот такая жизнь, золотой мой.

– Моего папу тоже Андреем зовут. Только он у меня хороший. Он говорит, что наша бабушка умерла, когда я ещё не родился. А Вы не плачьте. Я сегодня спрошу у мамы, может, она согласится, чтобы Вы стали моей бабушкой. Ну, я побежал.

Дома я привел несколько весомых доказательств того, что Нина Петровна должна стать моей бабушкой. Во-первых, ее сына тоже звали Андреем, во-вторых, будет кому за мной присматривать, в-третьих, у нас большой коридор и есть свободная комната. Почему-то ни маму, ни папу это не впечатлило. Но я не терял надежды и уговорил родителей вместе со мной в субботу сходить к старушке. Просто так.

В субботу я соскочил раньше всех. «Только бы она пришла, только бы ничего не случилось», – все утро переживал я. Наконец мы втроем вышли из дому. Я всю дорогу бежал впереди.

– Нина Петровна, – закричал я издалека, – сейчас я познакомлю Вас с родителями.

Не дойдя метров десять, папа остановился и стал всматриваться в лицо женщины, сидевшей в коляске.

– Папа, – тянул я его за руку, – это моя Нина Петровна. Идем!

– Да-да, иду, – чуть слышно проговорил он.

Я взглянул на старушку. Она пристально смотрела на моего папу. По ее щекам текли ручейки слез, пересчитывая по пути морщинки. Папа подошел совсем близко и опустился на колени перед старой женщиной. Мы с мамой замерли в недоумении.

– Прости меня, мама. – Он стал целовать руки Нины Петровны и вдруг навзрыд заплакал, совсем как маленький. А она гладила его по голове и приговаривала: – Слава Богу! Слава Богу!