Обычное дело – молиться

Елена Шилижинская

Вместе с лютой зимой и бездо- рожной весной кончились долгие, унылые вечера. Самое время было видной деревенской девке Стеше отправиться в соседствующее селение на молодежное гулянье. Дорога вела через небольшой лесок. Стеша шла, вдыхая цветение, мечтая о своем обычном девичьем счастье.

Хорошего настроения добавляла обнова, справленная мамиными заботливыми руками. Нарядное платье из залежавшейся материи было первым нелатаным, не с другого плеча перекроенным, а новехоньким, по последней местной моде отделанным. Жизнь ему прочилась долгая, отношение – особо аккуратное и заботливое, потому как на следующую обнову и не загадывалось. Впервые надетое, давало оно необъяснимую радость новизны. Подпевал этой радости облаченный в новую зелень лесок. От жизни самой ждалось девушке чего-то нового и прекрасного.

Во все это светлое неизвестно откуда черным пятном ворвался грязный, заросший мужик с лошадью и телегой. Он появился так неожиданно, что мечтательница не сразу приняла его за реальность. Бородатый бродяга с маленькими, злобными глазками, дико сверкнувшими из-под сальных волос, грубо схватил и намотал себе на руку русую Стешину косу. Другая рука прогулялась по телу молодой девки, скользнула в отогнутое голенище бродяжьего сапога и острым железом ножа приложилась к хрупкой шее.

Девушка поняла, что сейчас будет с ней. Страх пульсировал в венах и где-то в глубине ее кричал: «Спаси, сохрани, избавь меня!» И последнее слово «Боже!» вырвалось наружу.

– Пикнешь – убью! – отозвался тут же хриплый голос.

Злодей размотал косу с огромного своего кулака, на запястье свое накинул вожжи крепко затянутой петлей.

Стешины глаза с ужасом следили за грязными, потрескавшимися пальцами. И подкатывала изнутри ее тошнота неуемная от случившегося. Себя противно было и сальника смрадного.

Тут вдруг ей о платье подумалось (в такую-то минуту). Жаль новенького стало.

– Погоди, злыда! – недавнюю угрозу помня, зашептала Стеша. – Завладел ты мною неиспрошая. Не сохранить мне себя. Позволь платье сохранить. Дай сниму его сама. В стороне положу. Тебе же без него сподручнее мерзкое дело свое править.

Насильник, подумав, кивнул, показывая согласие:

– Гляди только, ежель чего, настигну вмиг и – убью!

Мелкие глазки пристально следили за ней. Лошадь тоже повернула морду в ее сторону. Стеша отошла недалече, постояла чуток, силы последние собирая, и – задрала подол.

Кобыла, напуганная мелькнувшей тряпкой, резко рванула и понесла... Бродяга, вожжой петлеванный, от рывка такого нож в собственное тело воткнул, да – за ней, трупом землю мести.

Забыв обрадоваться избавлению, бросилась и Стеша бегом от места лесного к дому родному. Пока она добежала, там уже народ у лошади с телегой и мертвецом собрался. Рассказала девка, слезами моясь, о приключении своем.

Мужики деревенские после оглядели мертвого, документов при нем не нашли, особого тоже ничего. Так и до поры сей неизвестно, что за человек сгинул. Только на ремне бархатный черный мешочек (вроде кошелька) болтался пустой. Его Стеша для памяти себе попросила.

...Его перебирала в руках своих, вспоминая ту давнюю историю, Степанида. Холодным зимним вечером, голодным военным годом.

И что память старое всколыхнула вдруг? Уж лет сколько прошло! И все у нее сладилось, как мечталось: замуж вышла, домом обзавелась, детей нарожала, подрастают теперь русоголовые. Схудали только заметно. Нынче голодно всем.

Об Избавителе своем Степанида и дня не забывала. О том случае помнила крепко, благодарила Бога каждодневно и детей к тому же приучала.

В их глубинке бездорожной обычное дело было молиться. Новость о том, что в «центре» нет Бога, до них долго не доходила, а когда дошла, многие ей не поверили, посчитав очередной байкой новой власти.

Этот памятливый вечер, как обычно, собрал семью Степаниды на молитву. Детские голоса благодарили Бога за прожитый день и все, что было в нем. Просили спокойной ночи и крепкого сна. Младшенький просил «хлебца». Теперь они спали.

А Стешино сердце щемило и болело о них. Голодно, дом совсем пустой, даже мыши исчезли – ушли из него, не находя крошек. Вот и вспомнилось старое – как Бог тогда уберег. И сейчас не оставит на смерть голодную с детьми малыми, верилось ей.

Колени коснулись пола, руки сомкнули замком черный бархатный мешочек, губы понесли из сердца Богу предназначенное...

Уставшей, но понятой, а потому счастливой, упала Степанида на ручного замка мешочек на пол и забылась коротким сном.

Новым утром с новыми силами Стеша бодро принялась за многочисленные дела. Пустые шкафчики и полки не смущали ее, грусти не вносили.

Утренняя приборка подходила к концу. Стеша подняла разбойников кошелек, слыша звук рвущейся ткани. Так и есть: старый гвоздь, торчащий из пола, на котором «ночевал» кошелек, распорол его, открыв внутренность, блестевшую золотом пяти старинных монет...

Как же там подарок такой затаился до срока на виду у всех? Сколько раз теребила она в руках своих кошель этот, стирала его, гостям показывала, дети играли им... А вот только когда открылось сокровенное.

...Низко повисли сумерки над домом заснеженным. К нему подкатили сани со старой колхозной клячей, выпрошенной Степанидой у председателя для «важной» поездки в «центр».