Всуе, или напрасно

Вальдемар Цорн

Беседа с Михаилом Цином, мессианским раввином,

главным редактором журнала «Мой Иерусалим»

Михаил, расскажите, пожалуйста, коротко о том, где Вы живете, чем занимаетесь...

Cпасибо за возможность рассказать о себе и своем служении читателям журнала «Вера и жизнь». Для меня это больше, нежели просто оказия напомнить о том, что народ Израиля жив. Для всех это напоминание о том, что жив и Бог Израиля.

Я живу в Иерусалиме и Божьей милостью руковожу миссией «Бейт Сар шалом» («Дом Князя мира»). Миссия эта уходит корнями в конец XIX века, когда венгерский раввин, уверовавший в Иисуса, решил посвятить свою жизнь проповеди Евангелия «во-первых, иудею». На сегодняшний день у нас есть отделения в 14 странах мира. Наша миссия, проповедующая Благую весть, является крупнейшей в Израиле.

Ну, а что касается сущностного наполнения предыдущего тезиса, то это создание церквей (собраний), реабилитационных центров, служение для переживших Холокост, молодежные служения, работа с солдатами в израильской армии, детские лагеря, евангельское кафе, центры гуманитарной помощи в четырех городах, автобусные евангелизационные экскурсии, семинары, конференции и, конечно же, издание международного мессианского журнала «Мой Иерусалим». Параллельно я продолжаю изучать еврейскую философию и иудаизм в Еврейском университете в Иерусалиме.

Если Вы изучаете иудаику, то уже точно сможете объяснить некоторые непонятные нам вопросы. Например, в Десятословии есть очень простые и понятные заповеди: «Не убей», «Не прелюбодействуй», но есть и такие, которые требуют более глубокого осмысления. Например, заповедь «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно». Что имеется в виду?

Я завидую Вашей уверенности в разделении вопросов на простые и сложные и связанное с этим убеждением, что, мол, «Не убей» и «Не прелюбодействуй» относятся к категории, как Вы сказали, «простых и понятных». Мне бы такую уверенность! Прежде чем я отвечу на непонятные вопросы, давайте, раз мы уж заговорили об этом, коснемся «понятных» заповедей, упомянутых Вами: «Не убей» и «Не прелюбодействуй».

Заповедь «Не убей» однозначна лишь в русском переводе. Но, при всем моем уважении к «великому и могучему», Библия писалась не на нем. Более того, первичной аудиторией была не русская баптистская (или пятидесятническая) церковь, а собрание иудеев, бежавших из египетского плена. Для них наше очевидное относилось к разряду невероятного и вызывало целую кучу вопросов. Дело в том, что на иврите существуют, по крайней мере, два слова, обозначающих убийство. Чтобы не вдаваться в грамматические тонкости, одно из них словами уголовного кодекса обозначает убийство как лишение жизни без отягчающих обстоятельств.

А второе слово – это убийство при таковых или убийство с целью приобретения неких материальных или иных благ (в том числе психологических, например, месть). Так вот, в Десятословии запрещалась именно вторая категория убийств, что ставило перед слушающими весьма непростую задачу: как отличить в себе чистые мотивации послушания Богу от весьма схожих, но с примесью собственной греховности? Согласитесь, задача не из легких. Тем не менее буквально с первых же строк книги, следующей за Пятикнижием (Книга Иисуса Навина), мы читаем еще и еще раз: «Убей, убей, убей...» При этом израильтянам предлагалось быть твердыми и мужественными. Так что, как видите, здесь далеко не все просто и понятно.

То же самое касалось и понятия «прелюбодеяние». Начнем с того, что слово, употребляемое здесь для обозначения понятия «прелюбодеяние», – весьма необычно и почти не встречается в других местах Писания. Оно (согласно раввинам) обозначает не только физический акт неверности, но и даже возможность соблазна, возникающую в мыслях.

Отсюда недалеко до того толкования, которое дает этой заповеди Иисус. Что оно означает? Верность одной жене? Но что, если у израильтянина было несколько жен? Как быть с Авраамом? Я попытаюсь усложнить задачу. А что, если сегодня в вашу церковь придет мусульманин с несколькими женами? После принятия (дай-то Бог!) Иисуса Христа как он должен поступить со своим святым семейством? Будет ли связь с одной из своих жен считаться прелюбодеянием по отношению к другим?

Но давайте поговорим о заповедях «непонятных».

Жил в свое время весьма неоднозначный человек по имени Альберт Швейцер. Знаменит он был своими делами, но отнюдь не богословием. Господь Сам разберется с его местопребыванием в вечности. А на земле Швейцер, сбежав от европейского благополучия и поселившись с прокаженными, помогал им всю свою жизнь. У него, как принято говорить сегодня, были серьезные проблемы с историчностью личности Иисуса. Ему, Живому, Швейцер предпочитал идею Иисуса. Так вот, Швейцер говорил не столько о звучании слова, сколько о его значении; не столько о событийности явления, сколько о его смысловой загрузке. В этом смысле иудаизм не столько не упоминает сущности Бога, сколько стремится не упоминать его звукового оформления. Но по существу не упоминание имени Божьего всуе есть попытка не списывать на Него нами же генерируемые проблемы. Например, в сегодняшнем нормативном иудаизме Вы не можете произнести словосочетание «Слава Богу», но вполне можете сказать «Слава (благословение) Имени», где под словом «Имя» подразумевается Бог. Иными словами, Вы упоминаете сущность Бога, без референтного обращения к Нему.

Как эту заповедь трактовали во времена Иисуса Христа и как ее трактуют раввины сегодня?

Давайте обратимся непосредственно к тексту. Начнем с того, что там нет слова «произноси». На иврите оно пишется как «кйР» и переводится как «поднять», «приподнять» или, иными словами, вывести из ординарного употребления и придать статус духовного. Следует отличать также в тексте и смысловой акцент – на слове «произноси» или на слове «напрасно». Основная проблема для употребляющих имя Бога состоит в том, что, употребляя красивые слова, они не «поднимают» их перед Богом. Происходит имитация духовности. Она, с точки зрения Писания, является грехом очень серьезным. И во времена Иисуса, и сейчас запрещается не просто клясться этим именем (например, Лев. 19:12), но и употреблять его в тривиальных ситуациях. Понятно, что в своем рвении раввины переместили акценты в сторону формального соблюдения заповеди, возведя еще одну ограду вокруг закона (ведь если не произносить имени Господа вообще, то и вероятность нарушения этой заповеди сводится к нулю). Но я думаю, что этим выполнение заповеди не исчерпывается. Ведь, употребляя какое-то имя, мы в первую очередь осознанно соотносим это имя с какой-то конкретной личностью. В противном случае произношение того или иного слова или фразы превращается в речевой поток, не считаемый связной речью даже при полной видимости таковой: «как много есть слов и нет ни одного из них без значения».

Не получилось ли по поговорке, что «ребенка вместе с водой выплеснули»? Мне как-то странно читать Библию с сознанием того, что там, где в Библии стоит имя Бога Творца – Сущий (по значению), я читаю Господь. Перестав писать да и произносить имя Господа, его совершенно забыли?

Меня как-то пригласили погостить в доме, с хозяевами которого я познакомился буквально накануне. Как это часто со мной бывает (к сожалению, чаще, чем мне бы того хотелось), во время представления я не расслышал имени жены хозяина. Но, постеснявшись показаться невнимательным, не переспросил, совершенно резонно полагая, что в процессе моего пребывания в доме я не раз услышу ее имя из уст хозяина. Я ошибся. В течение следующих суток он обращался к ней при помощи огромного количества слов, которые формально не были ее именем («родная», «любимая», «красивая» и т. д). Забыл ли он при этом, как ее зовут и тем более ее как таковую? Не думаю. Более того, при помощи этих «имен» я узнал о ней (и об их отношениях) гораздо больше, чем если бы он обратился к ней понятным «Наташа» или «Люба». Я – противник христианских заклинаний, когда сотрясанием воздуха звуковыми волнами, оформленными под звучание имени «Иисус», мы изгоняем всякую хворь вкупе с псевдо-решением наших ежедневных и пожизненных проблем.

Христианский оккультизм начинается там, где выхолащивается сущность и остается голый символизм звуков и начертаний. Да и в том значении имени, которое Вы упомянули, понятие «Сущий» весьма и весьма отдаленно напоминает оригинальное значение слова. Между нами говоря, вот это его оригинальное четырех-буквенное значение ФХФЩ обросло таким множеством комментариев и значений, что «вот То Самое» выделить из него нет никакой возможности. Оно сродни троичности Бога, когда единственность не простая, а сложная. Для меня гораздо большую ценность представляет смысловое содержание, которое мы вкладываем в «Имя», нежели дословное написание.

В Талмуде есть строчки, обвиняющие Иисуса в том, что Он, проникнув в Святое святых, похитил оттуда имя Божье. Оставив на совести авторов подобный пасквиль, я тем не менее хочу обратить Ваше внимание на тот факт, что евреи считали имя чуть ли не материальной субстанцией, придавая ему не просто звуковое обозначение предмета, но и саму его сущность. Мне кажется, что подобное интуитивное отношение к имени Божьему приближается по своему значению к высотам откровения.

В индуизме нет понятия «Бог». Переводчикам пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти схожее по понятиям слово в хинду. Они остановились на слове «брахман», весьма (по всей видимости) далекого от еврейского ФХФЩ или русского «Иегова» (Сущий), которое, в свою очередь, тоже не отражает того, что заключено в оригинальном варианте. Как же быть? Мы вынуждены выбирать между плохим и худшим, а не между плохим и хорошим. Пусть простят меня читатели, но Бог тоже в каком-то смысле ограничен в выборе слов, которые Он предлагает нам в качестве Священного Писания. И эти ограничения связаны не с Ним, а с нами, не могущими воспринимать трансцендентного Бога таким, какой Он есть. В этом кроется известный парадокс наших с Ним взаимоотношений: пойми мы Его полностью – и Он тут же перестает быть Богом, ибо Бога, по определению, нельзя полностью понять и осмыслить. Рискну быть пафосным, но истинное произношение имени Бога кроется в нашей жизни: каким образом мы приносим (поднимаем) себя в жертву святую и богоугодную. Именно так понимали это во времена Иисуса те раввины, которые считали себя Его единомышленниками, – ведь далеко не всегда понятие «раввин» (тем более во времена Иисуса) был антагонистическим по отношению к Господу.

Какое значение в этом контексте имеют слова Иисуса Христа, которые записаны в Евангелии от Иоанна: «Я открыл им имя Твое...»?

Ну, в контексте данного конкретного отрывка (Ин. 17) имя Бога (читай: Его сущность) есть любовь. Иоанн повествует еще об одной личностной ипостаси (не путать с понятием личности) Господа. По мере духовного роста мы начинаем проникать в сущность Господа, начинаем осознавать его небесные атрибуты, одним из которых является любовь. Важно отметить, что именно у Иоанна мы часто видим этот гимн любви. Он же определяет рамки этого, к сожалению, заезженного термина. Согласно Иоанну (3:16), любовь – это ситуация, при которой ты отдаешь самое дорогое тому, кого любишь. Поскольку Писание есть прогрессирующее откровение Бога о Боге для людей, то мы познаем Его сущность не сразу, а постепенно. Родившийся ребенок не осознает ни значимости своих родителей, ни сущности их любви. Для него любовь – это одностороннее движение от родителей к нему, драгоценному, доставляющее радость и удовольствие. Пройдет не один год, прежде чем ребенок научится отличать получение удовольствия от жертвенной любви. Именно в этом смысле Иоанн и раскрывает читателю новое имя Бога, доступное пониманию избранных лишь на определенном этапе их духовного созревания.

Как, по Вашему мнению, в настоящее время христиане и мессианские евреи могут наиболее осознанно исполнять третью заповедь Десятословия «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно»?

По всей видимости, не надо заниматься спиритуализацией Слова Божьего. Духовность зачастую состоит в том, чтобы жить обыкновенной человеческой жизнью по образцу, заповеданному нам Господом. А это значит, что ты должен быть хозяином своего слова: «да» – «да», «нет» – «нет». Не призыва по любому поводу Господа в свидетели – Он и так всему свидетель. Не быть многословным даже в молитве – молитву украшает не цветистость, но искренность.

У евреев есть молитва, которая называется «Амида» – от слова «стоять» – ляамод. Она, по своей сути, является центральной частью всего утреннего богослужения. Раввины всегда спорили, достаточно ли просто произнести нужные слова с нужной интонацией или же должно присутствовать то, что на иврите называется словом «кавана» – намерение. Так вот, существующее галахическое решение, обязывающее всех молящихся в синагоге, говорит о том, что, если вы молитесь, не осознавая и не вникая в суть молитвы, вам надо остановиться и начать ее с начала, и так до тех пор, пока вы не начнете вкладывать в произносимые слова смысл, заложенный в них Господом. Я думаю, что вот такой мост между жизнью и словом и является самым что ни на есть правильным исполнением этой заповеди.

Есть у Вас какое-нибудь пожелание читателям журнала «Вера и жизнь»? Сейчас у Вас есть возможность им поделиться.

Хотя искренность не всегда является синонимом истинности, мне все-таки хотелось бы пожелать читателям журнала «Вера и жизнь» больше искренности в их взаимоотношениях с Господом. У нас, к сожалению, не так много знаний о Господе, которые можно было бы назвать истиной в последней инстанции. С одной стороны – сверх-вселенская непознаваемость Господа, а с другой стороны – наша убогая ограниченность не дают нам права претендовать на исключительность наших интеллектуальных потуг. Поэтому, сдается мне, Господь гораздо больше заинтересован в нашей искренности, чем создании всевозможных теологических систем. Давайте останемся детьми, по крайней мере, в том, что касается способности удивляться, доверять и не лгать.

Спасибо за беседу, Михаил!