Рыл ров....

Виталий Полозов

День в городе прошел в напрасных поисках работы, и уже за полночь Трофим Гаюн вернулся в село. В избу зайти он не торопился, боясь разбудить детишек и увидеть их голодные глазенки. Уж который день они не видели хлеба, жили на одной крапиве да лебеде.

Долго стоял он у заплота, от-решившись от мира, как вдруг чуткий его слух уловил еле слышную конскую поступь и унылое поскрипывание колеса. Кому и куда взбрело в голову ехать в такой час? Вскоре мимо него прокатила телега с двумя седоками и остановилась чуть поодаль, у дома, где проживал Евсей Котов с женой Линой и сыном. Появились они в селе год назад, и сначала-то вроде бы сдружились семьями, но Трофим очень скоро потерял к Евсею всякий интерес. О чем бы ты с ним ни заговорил, какой бы бедой ни поделился – все у него сводится к одному: надо уповать на Бога. И что настораживало, при этом ни разу не перекрестится. Сам Трофим, хоть и тайком, но крестом себя осенял. Но особенно раздражала его непоколебимая уверенность Евсея в том, что «Бог все видит, все знает!» И однажды Гаюн взорвался:

– Да если бы твой Бог все видел, разве допустил бы, что одни, вон, жируют, а наши с тобой дети от голода пухнут? Это в мирное-то время!

В общем, откачнулся от соседа. И уж вовсе озлился, когда директор совхоза поставил Евсея сторожем на склады: дескать, этот не украдет. Ему даже по партийной линии было указано на ошибку, но он за Котова горой. Мне, мол, главное – сохранность хозяйства, а этим баптистам по заповедям ихним воровать – так это большой грех. Теперь, по рассуждению Трофима, и Котов попал в разряд жирующих – ну, раз получил доступ к кормушке. В голодный сорок седьмой устроиться сторожем на склад хотел бы каждый именно потому, что там можно было чем-то поживиться. А недавно заезжий лектор и вовсе открыл людям глаза на веру Евсея как заграничную. Оказывается, там, за границей, спят и видят, как бы напакостить советскому человеку, потому что завидуют его сытой, привольной жизни. Вот и подсылают всяких шпионов с вредными книгами про Бога, чтобы обратить наших людей в свою веру. Но никакие доводы на директора не действовали, об увольнении Котова он даже и не думал.

Теперь, увидев тайных гостей, Гаюн насторожился. Что им нужно? Ведь дома у Евсея один лишь сынишка. Сам он на работе, Лина – в больнице. И оторопел от догадки: раз уж хоронясь прикатили в такую пору, то это явно не простые сельчане. Мать честная! Да это же те самые агенты, что возят книги! И тревожно-сладостно защемило сердце: нужно проследить и доложить куда надо.

Тем временем один агент подсобил другому взгромоздить на спину какой-то мешок, и тот сразу же скрылся во дворе у Котова. Оставшийся на месте все время опасливо озирался по сторонам.

«Во-от как книжки-то доставляют, – понял Гаюн. – Скрытные!»

Пока он так размышлял, первый шпион вернулся уже без мешка, и оба стали что-то искать в телеге.

«Ловко работают! – отдал им должное Трофим. – Даже свет в избе не зажгли. – И застыл на месте от внезапно смелой идеи: – А возьму-ка я их с поличным! Как языка на фронте брал. Глядишь, какой-никакой паек за них выдадут в награду».

Окрыленный, он шагнул к поленнице, схватил лежавший там поверху кол и, крадучись, двинулся вдоль за-плота по направлению к агентам. Все ближе, ближе – вот уже слышен их шепот, но слов не разобрать. (Да и как разберешь, если они – иностранцы.) Он уже и кол к бою приготовил, но аккурат в этот момент донеслась их приглушенная... русская брань.

– Да тут он был, тут... Подсвети-ка фонариком.

– Ты что, ошалел? – возразил ему другой.

– Свети, говорю, – грубо приказал первый, и ночную тьму просеял тусклый сноп света, выхвативший на миг лица склонившихся над телегой «иностранцев».

И Трофим где стоял, там и сел. Без звука, без паники, но в сильном огорчении. Это был районный участковый Петр Хлыстов. Второй мужик был известный в селе сутяга и бездельник Федька, родной брат заведующего складами Егора Панина.

– Гаси! Тут он, под железом. Подсоби освободить, – натужно просипел Петр и вытащил какой-то сверток: – Теперь жди, я мигом.

И снова скрылся во дворе Котова, но теперь Трофим увидел, что занес он тот сверток не в избу, а в летний сарай – справа от дома. Уже через минуту он вынырнул оттуда и ловко запрыгнул на телегу.

– Давай в Логуново!

– Сам давай. Я свое сделал. Я за самогоном. Все нутро горит.

– Ну, давай, жми! Помощничек, чтоб тебя...

– Какой ни есть, а без меня, поди, не обошелся, – отозвался Федька и скрылся в темноте ночи. Петр тронул коня.

Обманутый в своих чувствах, Трофим проводил их долгим, бессмысленным взглядом: радужная мечта о награде так и осталась несбыточной иллюзией. Вместо шпионов ему подсунули участкового и еще этого хлыща. Вот если только... Мысль лихорадочно заработала. Ну, конечно: это же они заодно с Евсеем товары со склада воруют. Тот караулит, а эти двое тащут. Хитро! Он осторожно прокрался в сарай и, чиркнув спичкой, обнаружил в углу мешок, наспех припорошенный сеном. Трофим отставил свой кол, тщательно подсветил спичкой и обмер при виде штампа на мешке. Это была мука – настоящая белая мука, которую можно достать только по блату! В следующий же миг мешок оказался на загорбке Трофима. Еще не отдавая себе отчета в своих действиях, как-то само собой, под-хватил он подмышку и маленький сверток – и только его и видели. Уже скинув все это в своей стайке, он не-много пришел в себя и лишь теперь испугался. Не за муку (для детей же!), а за сверток, оказавшийся от-резом дорогой ткани. Бабы в селе только и судачили, что о каком-то заморском крепдешине, до которого им, конечно, не докупиться.

«Еще и о женах своих заботятся», – почему-то осудил он Евсея с его компанией. Что тут преследуется другая цель, ему в голову как-то и не пришло. А вот что это несправедливо – пришло. Это почему бы и его Матрене не пощеголять в платье из такого материала? Не все же ей в дерюжных обносках ходить. А от этих дельцов не убудет – своруют себе еще. «Вор у вора дубинку украл» – почему-то вспомнилась пословица, и он повеселел. Бояться ему нечего: муку он мог в городе купить, а ткань так спрячет, что днем с огнем не сыщешь. В общем, муку сразу занес в сени, а вот с материалом начал мужик метаться: куда ни спрячет, все кажется, что он на самом виду. Схоронил, было, в копне сена на огороде, а отошел на пару шагов – и тут же опрометью назад: это же явный подарок чужому дяде! Долго так маялся: и в погреб стайки спускался, и в предбаннике искал место – все не то. Наконец нашел тайник, куда ни-кому и на ум не придет заглядывать: в низенькой клетушке у задней стенки стайки приподнял две половицы, уложил сверток и вернул доски на место. И прошло расстройство души. Довольный, он пошел, наконец, в дом.

«Вот радости-то будет, – думал, засыпая. – Не все другим удача, бывает и нам везет! Славный подарок жене приобрел».

* * *

Рано утром к дому Котовых подъехал мотоцикл с коляской, в котором восседали Петр Хлыстов с Паниным и еще одним милиционером. Прибыли они нарочито шумно, расстучались во все соседние дома и пособирали достаточно народа, чтобы устроить обыск. Тут аккурат и сам Котов явился с работы, и к нему прильнул выбежавший из дома сынок. Не успел Евсей и рта раскрыть, как Петр объявил теперь и ему, что будут искать у него сворованный со склада товар.

– Фу-ух, слава Богу! – облегченно выдохнул Евсей. – А то уж я гадаю, не стряслось ли с Линой чего.

– Радуешься? – смотрит на него Петр исподлобья. – А вот Федор Панин утверждает, что ты ночью товар со склада упер.

– Ну-у, это неправда, – отмахнулся Котов. – Но раз уж он свидетель – ищите. Сам-то я там давно ничего не ищу. Нечего.

– А мы найдем, – усмехнулся участковый. – Кто хочет в понятые?

Жаждущих немного, но они есть. Робко подходят они поближе, стараясь не глядеть на Евсея с сыном. Вот к дому подкатила директорская «эмка» с парторгом совхоза. Петр сразу приосанился и, уловив кивок парторга, зычно призвал народ:

– Начинаем, товарищи! Федор, показывай, где, что и как было.

– А че рассказывать? – завертел головой Панин. – Проследил я за ним. От самого склада. Вот там он лошадь оставил, а сюда все и за-нес, – показал на сарай. – Потом обратно уехал.

– Слышал? – спросил Петр Евсея. – Тогда открывай! – И, не дожидаясь, сам распахнул дверь и шагнул с ним внутрь. – Понятые сюда! – крикнул за спину, зорко вглядываясь в угол сарая. Но там ничего не было.

– Куда делся товар? – побагровел он, поворачиваясь к хозяину.

– Какой товар? – пожал тот плечами. – Окстись, Петя.

– Панин! – сорвался на крик Петр. – Тут был товар?

– Так точно, – не глядя, отрапортовал свидетель.

– А ты что, Федя, в мой сарай ночью лазил? – удивился Евсей.  

– Я не в сарай, – стушевался Панин. – Я вон оттуда видел.

– Да этой ночью темь была – глаз выколи. Что ты мог видеть?

– Тут вопросы задаю я! – раздраженно оборвал его Хлыстов и смолк, заметив хмурый взгляд парторга.

– Хватит рассусоливать, – встрял тот в допрос. – Поехали в отделение, там разберемся. А понятым – разойтись. Вызовут, если что.

Толпа неодобрительно загудела. Всем уже стало ясно, что Евсей тут ни при чем. Трофим, в каком-то оцепенении наблюдавший за происходящим, увидел, что тот ищет кого-то глазами, и нутром почувствовал – ищет его. Отойти не успел, Котов виновато улыбнулся ему:

– Трофим, не присмотрел бы за моим пацаном, а? Ну, пока все образуется. Через два дня Лину уже выпишут, если что. Но я ничего не крал, ты ведь знаешь. Присмотришь?

– Да, да, – поспешно согласился Гаюн. – Не сомневайся.

– Коля, сынок, побудь пока у дяди Трофима, я быстро вернусь, – приласкал Евсей сына и пошел к «эмке». И уже от нее крикнул: – Троша, там в доме немного хлеба есть да крупы. Возьмешь, как надо будет.

* * *

Коля быстро освоился у них и чувствовал себя как дома. Трофиму же не давали покоя слова Евсея, а к вечеру он и вовсе разволновался: «Почему он решил, что я должен об этом знать? Неужели догадался, кто увел краденое? Да ни синь пороху. Сразу бы тогда Петьке выдал – и как с гуся вода. Не-е, никто об этом не знает. Я даже жене сказал, что муку из города привез»

.И тут его как пружиной под-бросило: «Муку? А матерьял? Матерьял-то живой ли?»

– Пойду, сено чуть подворошу, – сказал он жене, кормившей блинами всю ватагу ребятишек, включая и Колю. Взяв вилы в стайке, он с волнением подошел к копешке, огляделся и стал шарить руками в сене. Все глубже, глубже, но свертка не было. Схватил вилы и перекидал всю копну на другое место – пусто. Вспомнил, что спускался ночью в голбец, и опрометью туда. Пусто. Потом в сени, в предбанник, все вверх дном перевернул – материала и след простыл. Уже погасли последние лучи солнца, когда он, опустошенный, присел на крыльце.

«Точно помню, в сене спрятал. Нашел место, придурок. Но кто же подследил-то? Да ладно, если просто умыкнул; а ну, как заявит? Пропал я тогда, ни за грош пропал! Десять лет каторги, как пить дать. – И как ошпаренный вскочил на ноги, услышав скрип калитки: – Все! Уже пришли!»

И тут же сел и обмяк всем телом, увидев идущего к нему Евсея.

 – Отпустили? – в вопросе была и затаенная радость, и испуг.

Котов сел подле, подал ему руку:

– Спасибо за сына. А что от-пустили, так я же ничего не крал. И потом, я же молился Богу, а Он не дает в обиду невинного.

– Бог, – эхом откликнулся Гаюн. – Как-то легко все у тебя выходит.

– С Богом всегда легко, Троша. Ему ничего не надо, кроме веры. А у меня ничего, кроме нее, и нет.

– Ты всегда говоришь, что Он все видит. Все ли?

– Все!  

– Все, да не все, – вздохнул Трофим. – Но будь по-твоему. Ну, а как там было?

– О, там такоое, – усмехнулся Евсей. – Если коротко, то директор  привез свидетелей, что я не отлучался с работы. Петр понял, что влип, и где-то там, прямо в милиции, избил Федьку. Заподозрил, что это он под шумок муку скоробчил: мол, не зря ты в селе остался. А тот от обиды старшему оперу при директоре все рассказал и давай валить на Петра. Ну, Петр и выложил все их махинации. Поехали в Логуново и конфисковали несколько пудов муки у его брата. Вот так.

– Речь только о муке была? – хрипло спросил Гаюн.

– Да, – Евсей положил руку ему на плечо: – Знаешь, я благодарен тому, кого послал Господь отвести от меня эту беду. Это Божий промысел. Пусть тот человек сделал это неосознанно, важно, чтобы он потом осознал и повинился перед Богом. И Бог простит ему. Особенно, если сделал он это не для себя, а во имя спасения детей. – Он неожиданно рассмеялся: – Выходит, эти гаврики сами себе ловушку устроили. А знаешь, что об этом в Библии сказано?  

– О ловушке?

– Да. Псалом такой есть: «Рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил. Злоба его обратится на его голову, и злодейство его упадет на его темя». Один к одному, что и произошло сегодня, а? Одного не пойму: чем я им не угодил? Ты чего так осмурел, Троша? Устал? Ну, ладно, нам с сыном пора домой. Где он тут у вас?

Дойдя с Колей до ворот, Евсей обернулся:

– Да, Троша. Ты бы взял свой кол у меня из сарая. Тебе он нужнее.