Путь за Господом

Татьяна Кузьменкова

Сегодня 20 октября 2013 года. В нашей церкви, в городe Каменец-Подольский, – День благодарения. Много верующих пришло в Дом молитвы. И немало гостей приехало из других городов и деревень. Все было торжественно и празднично. Хор пел, и весь зал ему подпевал, славя Всевышнего. На сцене, на столе, стоял кувшин с водой и лежал большой каравай, а в телеге – дары земли нашей, которые принесли люди. Чего там только не было: и яблоки, и груши, и виноград, и тыквы, и многое другое! Но вот вышел пресвитер Ростислав Николаевич и сказал:

– Дорогие братья и сестры! Эту женщину я называю своей мамой. Когда много лет назад у меня умерла жена и я остался один с детьми (а их у меня пятеро), эта сестра поддерживала меня как морально, так и материально.

Пресвитер пригласил выйти и обратиться к присутствующим среднего роста женщину. Она держала в руках большой круглый хлеб домашней выпечки, потом положила его на стол и тихим, дрожащим голосом начала свой рассказ:

– Все зовут меня Люся. Мне 83 года. Родилась я в маленьком городке Ружичена, что под Хмельницким.  В семнадцать лет я вышла замуж за красивого парня Василия. Он был верующим. И я уверовала в Господа. Жили мы очень дружно. Наступил 1948 год. В то время начались сильные гонения на верующих. Однажды к нашему дому подъехали два человека в черных костюмах. Они арестовали Василия, которого увезли в город Хмельницкий, в тюрьму. Его вина была лишь в том, что он верил в Господа и проповедовал Евангелие. Следователь предлагал ему: «Откажись от своего Бога, и мы отпустим тебя домой». Но Василий не отказался и ничего не подписал. На суде ему дали шесть лет строгого режима.

Люся обвела взглядом притихший зал. Затем она негромко продолжила:

– Я в то время была беременна. Мне дали свидание с мужем. Он сказал мне на прощание: «Люся, прости, что оставляю тебя в таком состоянии, но я никогда не откажусь от нашего Отца Небесного». Вскоре я родила сына, которого назвала Василием в честь его отца. Я продолжала читать Евангелие, молиться и проповедовать. Мой отец и мать были неверующими, но они не запрещали проводить собрания в их доме. И вот ровно через год опять приехали люди в черном.  У нас на стене, прямо над столом, висел плакат, на котором было написано «Бог есть любовь». Человек в черном костюме потребовал, чтобы отец снял этот плакат со стены. Но мой отец ответил: «Я его туда не вешал, и не мне его снимать». Тогда один из мужчин прыгнул на стол, сорвал со стены плакат и раскромсал. «Что, теперь ваш Бог накажет меня за это?!» – спросил он. Все молчали. Меня арестовали и увезли в Хмельницкий, в тюрьму. Моему сыну исполнился только год. На допросах мне предлагали: «Люся, откажись от своего Бога и иди, воспитывай сына».

Но я не отказалась. Затем арестовали и мою маму. Но так как она не считалась верующей, ее отпустили. Мне же дали четыре года строгого режима. Была поздняя осень. Ветер кружил желтые листья. Приближалась зима. Я была обута в туфли и одета в легкое платье. По зоне пошли слухи, что всех повезут в другую тюрьму, в Мордовию, рубить тайгу. На складе работал один еврей. Глядя на мою одежонку, он пригласил меня на склад и выдал сапоги, ватные штаны, фуфайку и шапку. Контингент в камере был разный: воровки, мошенники, убийцы. Но все они притихали, когда я говорила им о Господе. Я пела им псалмы, и они слушали. Некоторые говорили: «Смешная ты, Люся. За что сидишь, непонятно. Отказалась бы от своего Бога и не ела бы здесь баланду, сына воспитывала бы».

Я не могла им объяснить, что Господа я люблю больше, чем сына, отца и мать. Хотя сердце болело. Я молилась день и ночь о своих близких. И вот наступил тот день, когда нас, как скот, погрузили в деревянные вагоны с нарами, но на всех мест не хватало. В нашем вагоне было около семидесяти человек. В центре вагона стояла буржуйка, и ее нужно было топить кому-то. Так как мне места на нарах не досталось, я устроилась возле этой печурки. Топила ее и спала, сидя прямо на полу, подогнув под себя ноги. Ехали долго. Два дня нас не кормили. На третий день дверь с лязгом отворилась и нам поставили огромную кастрюлю с каким-то супом. «Кто будет раздавать?» – крикнул конвой.

И все в один голос закричали: «Люся!»

Затем ехали еще семь дней. Последнюю ночь я спала на нарах. Одна осужденная уступила мне место со словами: «Люся, иди хоть немного полежи с вытянутыми ногами».

И я упала на жесткое ложе и уснула. Мне даже сон приснился: будто я иду по зеленой мягкой траве с сыночком на руках, а навстречу мне мой Василь бежит. И такие мы счастливые. Проснулась от прикосновения: «Просыпайся, Люся, приехали».

Двери открылись. Всех вывели на перрон маленькой станции. Началась перекличка. Ветер пронизывал насквозь. Снега было по колено. Потом долго шли пешком по заметенной, безлюдной дороге через тайгу. Наконец пришли к воротам тюрьмы. Долго стояли перед воротами, их почему-то не открывали. Я беззвучно молилась. Наступила ночь, а ворота все не открывали. Люди стали замерзать. Я все молилась, и казалось,  что Сам Господь был со мной и согревал меня. Потом все стали кричать: «Откройте ворота!»

Уже глубокой ночью ворота распахнулись. Многие заключенные тогда сильно перемерзли и впоследствии умерли. Но это никого не волновало. Когда нас расселили по баракам, я упала на соломенный матрац и уснула в чем была. Так хотелось продолжения сна, который видела в вагоне. Но не тут-то было. Я будто провалилась в черную яму – темную, бездонную яму. Сон был тяжелым, все тело болело, ноги выкручивало судорогой. В бараке слышались храп и стоны сквозь плач. Потом было три дня карантина. Нас мыли под чуть теплым душем, стригли  волосы. Мы смотрели друг на друга и отводили глаза, полные слез, ведь были худыми, словно привидения. Потом нас распределили на работу. Труд был тяжелым, одно слово – лесоповал.

Однажды мне мама прислала посылку. В крупу она спрятала маленькое Евангелие. Посылки все открывались и строго проверялись, но никто не понял, что это такое. Не усмотрев в книге ничего криминального, отдали ее мне. Я сразу спрятала Евангелие у себя на груди, под фуфайку. По вечерам читала Слово Божие сокамерникам. Многие уверовали тогда. Они молились и тихонько пели вместе со мной.

Но вот как-то я заболела, и меня оставили в бараке. Я тихо молилась, а потом запела во весь голос:

Над високим муром
Зацарiла тьма, 
Спiвав соловейко, де була тюрма,
Спiвав соловейко, ще й дуже тихенько,
Жаль на сердце налягав...

В это время я увидела лицо Пелагеи, вольнонаемной женщины, которая работала на кухне. Я испугалась, петь было запрещено. Но Пелагея подмигнула мне: «Пой, пой, соловейко! Никого нет, и никто тебя не услышит».

Я успокоилась и запела снова:
Ось поглянь, мiй Боже,
На веселий свiт,
Нiби проминає тисячами лiт
Над високим муром
З веселим усмiхом
Християнка  молода...

Пелагея вошла в барак, обняла меня за плечи и сказала: «Люся, а я ведь отказалась от своего верующего сына. Господь накажет меня за это?» На что я ответила: «Молитесь, Бог любит вас! И если вы искренне раскаиваетесь, простит вас. Вы же не оставили своего сына совсем?»

Пелагея вытерла слезы: «Нет, я ему посылки иногда отправляю. Он ведь у меня один, и я люблю его».

С этого времени мне жилось немного легче. Пелагея подкармливала чем могла. Когда в 1953 году умер Сталин, я попала под амнистию. Мне оставалось сидеть до конца года, а тут меня вызвали к начальнику тюрьмы и объявили об освобождении. Я плакала от радости. Начальник тюрьмы спросил: «Что же ты плачешь? Может, уходить не хочешь? Так оставайся, будешь вольнонаемной на кухне».

Я отказалась и поехала домой. Была весна, грело солнышко, пели птицы, и хотелось жить.

Помолчав, Люся продолжала:

– Вошла я в дом, а моя мама стоит на коленях и молится: «Господи, пребудь с моей доченькой там, где она есть, накорми ее и обогрей». А рядом – мальчик лет пяти. Это был мой Василек. Кинулась я его обнимать, а он меня тетей называет. Моя мама плачет, и я плачу. Но ничего, постепенно сын привык ко мне. Бегал за мной кругом и обнимал. А через два года вернулся мой муж. Правда, его сильно били – пришел больной. У нас родились еще трое детей. Василий прожил всего 53 года. В 1977 году он умер. Мои дети все служат Господу. Один живет в Америке, а трое – в Украине.

Люся опять обвела взглядом зал. Некоторые плакали. И вдруг она запела:

 
Над високим муром
Зацарiла тьма,
Спiвав соловейко, де була тюрма...

Допев, Люся достала из кармана своей жилетки то самое Евангелие с пожелтевшими страницами и показала его залу. Все замерли. В этот момент мне показалось, что братья и сестры задумались, и каждый из них задал себе один вопрос: «А смог бы я пройти такой путь за Господом, как эта хрупкая женщина?»

Сейчас наступило время благодати, все разрешено. Но настанет еще час гонений и запретов. Будем ли мы готовы пострадать за веру в нашего Отца Небесного? Готовы ли мы к испытаниям? Каждый верующий должен задать себе эти вопросы, ибо за все мы должны благодарить Господа. И все, что происходит с верующими, во благо им допускает Господь. Кто устоит, получит награду от Отца Небесного и пребудет в доме Его на небесах. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную».