Ключи

Ваагн Карапетян

1966 год, Узбекистан. Город Зарафшан, исправительная колония.

Меня зовут Аброл Кахаров. В 1965 году я работал председателем наблюдательной комиссии по защите прав заключённых в колонии номер 6442. Я хочу рассказать о случае, который поразил меня до глубины души. Вольно или невольно всю оставшуюся жизнь я сверяю свои действия с тем поступком, свидетелем, а точнее участником, которого я тогда оказался.

Однажды ранним утром в окно моей квартиры (я жил на первом этаже) постучали. Выглянул, смотрю – стоит растерянный начальник колонии полковник Лабуня Иван Лукич. Я перепугался, значит, что-то случилось. Тут же открыл дверь – впустил его. У меня была большая прихожая, которая при надобности служила гостиной. Лукич, как мы его звали, вошёл, но не сел в кресло-качалку, которую очень любил, а прошёл мимо и взгромоздился на большую табуретку. Когда друзья собирались у меня по праздникам, едва войдя, Лукич свою фуражку на кресло закидывал, тем самым заявляя свои права на это место, и только затем начинал скидывать сапоги и раздеваться.

– Тут вот какое дело, – начал мямлить он, – я только с поезда и сразу к тебе...

Он замолчал и стал шинель расстёгивать, руки у него дрожали, никак не получалось последнюю пуговицу отстегнуть. Я подошёл к нему, помог расстегнуть и освободиться от шинели. Повесил её на гвоздик у двери и обратился к нему:

– Успокойся, Лукич, что у тебя там? Что стряслось?

– Ключи я в дороге потерял или... украли, кто его знает.

Он низко опустил голову.

– Ну, не беда, Лукич. Всего-то делов! – попытался я его успокоить.

– Так в этой связке ключи от большого сейфа были. А вторые ключи в самом сейфе находятся...

– Лукич, в банке же есть люди, позвоним, они приедут, разберутся.

Полковник усмехнулся:

– Если там узнают, – он указательным пальцем ткнул в потолок, – то меня переведут куда-нибудь на задворки завхозом или ещё кем похуже. И звёздочку одну долой. А мне до пенсии рукой подать.

– Но выход-то должен быть? – пожал я плечами и выжидательно посмотрел на него.

– В лагере наверняка есть медвежатники (речь шла о заключённых, которые на свободе занимались взломом сейфов), только не сознаются. Ты вроде как на короткой ноге со многими, поговорил бы. Я бы тому и характеристику... и помог бы. Ты знаешь меня.

– Нет проблем, Лукич, тебя уважают. Сегодня же решим, успокойся. А пока чаю попьём.

– Спасибо, домой поеду, часок хоть посплю.

Полковник тяжело встал и медленно пошёл к выходу, набросил на плечо шинель, а затем добавил:

– Аброл, ну так я рассчитываю на тебя. Офицеры не должны знать... Мне больше не к кому идти...

Я приобнял Лукича:

– Сегодня же решим, я уже знаю, к кому идти. К обеду ключи у тебя в кармане будут, в смысле сейф будет открыт.

Лукич усилием воли выдавил из себя улыбку и прикрыл за собой дверь.

Утром полковника на построении не было. «Видимо, успокоился и крепко заснул», – подумал я с облегчением, и как только закончилась сверка и распределение заключённых, обратился к дежурному лейтенанту Скворцову:

– Расконвойника Синякина пришли ко мне в кабинет.

Не успел я вернуться в управление, как вижу, Синякин уже в дверях топчется. Я открыл дверь, впустил его. Тот, повременив, пока я сяду, уселся в ближайшее кресло и, заметив на моём лице улыбку, осмелел, перекинул ногу на ногу и замер в ожидании.

Синякин, я знаю, ты уважаешь Лабуню Ивана Лукича. У меня есть такая информация.

– Он самый порядочный. Дело, конечно, своё делает, но держит себя в рамках. Мы уважаем его, – закивал головой Синякин.

– Надо ему помочь. Ночью в поезде, он только утром вернулся, у него ключи выкрали, а в этой связке и ключи от сейфа. Нужно вскрыть сейф, второй экземпляр внутри, в сейфе, так что просто открыть нужно и всё.

Синякин зажмурился от удовольствия:

– Решим, без вопросов. Тут только вот какое дело, нам... нас в семейке трое, как-то аукнется это?

– Лабуня в долгу не останется, – усмехнулся я. – Ты сначала помоги, а потом поговорим.

– Да нет, я это к слову, не подумай, начальник, – поднял руки вверх Синякин. – Ты меня часа через два вызови, я всё скажу, как и что...

Я отпустил Синякина и отправился в корпус крупного дробления, там ещё с вечера неполадки были, обещали утром исправить. Иду по коридору, вижу, наш столяр Воронин над дверью начальника колдует. Уже в дверях столкнулся с самим Лукичем, не мешкая, улыбнулся и чуть слышно сказал:

– Процесс пошёл, зайду перед обедом.

Возвращаюсь, а Синякин уже в дверях меня ждёт, с дежурным пререкается.

– Синякин, веди себя прилично, – не допуская возражений, предупредил я заключённого, – сержант находится на службе и пристрелить может.

– Да я ничего, – смутился Синякин и, опустив голову, молча последовал за мной.

– Гражданин Кахаров, тут дело посерьёзней. Подставить нас хотите? – насупившись, заговорил Синякин.

– Не понял, разъясни, – напрягся я.

– Ночью в городе взяли банк и всё до копейки, включая валюту, вынесли.

– Нет, я не в курсе.

Тут же набрал городской отдел милиции, попросил соединить с заместителем начальника Ахмедовым:

– Данияр, что там с банком? Это правда?

– Правда, Аброл, правда, я сам только оттуда. Там народу – не протолкнуться, несколько вертолётов из Ташкента прилетело.

– Ладно, потом поговорим.

Я положил трубку:

– Ну, а к нам-то какое это имеет отношение? – Самое прямое. Братва говорит, что срочно понадобился медвежатник, на которого нужно это дело повесить. Вот и придумали пропажу ключей.

– А если я дам честное слово?

– Нет, начальник, – вздохнул Синякин. – Мне миллион раз честное слово погонники давали, а что толку? Пацаны решили: мы не вмешиваемся. Лукича уважаем, потому даём слово, что об этой пропаже никто за стенами тюрьмы не узнает. Это всё, что мы можем сделать. Извиняй, начальник, я пошёл.

Я сидел ни жив, ни мёртв. Что делать? У начальника скапливаются материалы, неподписанные документы, которые необходимо печатью заверять. Секретарша мечется, нервничает, не поймёт, почему Лукич тянет.

Не имея никакого представления, как дальше быть, я вышел во двор. Мимо меня на обед шагала бригада баптистов. Вспомнил я инструментальщика Ивана Субботина. Говорили, он на все руки мастер, уникальный человек. Он в колонне шагал в предпоследнем ряду.

– Субботин, давай-ка сюда, – махнул я ему рукой и подвёл к ближайшей скамейке. – Вань, ты серьёзный человек, а потому я с тобой буду прямо говорить. У нашего начальника выкрали ключи, связку, а на ней – и ключи от сейфа. Вторые ключи в сейфе, нужно этот сейф вскрыть. Возьмёшься?

– Мы на третьем курсе изучали, как там всё устроено. В принципе я понимаю, но гарантировать не могу. Готов попробовать, – согласился Субботин.

– Ну и хорошо, пообедай, возьми всё необходимое – и ко мне.

После обеда, когда Субботин собирал ключи, к нему подошёл Синякин с пацанами.

– Слушай, Ваня, который Субботин, ты чего это себя под статью гонишь? Ты что не слышал, что ночью грабанули банк? Теперь им нужно на кого-то это дело списать. Ты же тоже расконвойник. Значит, мог выйти в город... В общем, Москва требует срочно. Как только вскроешь сейф, тут же тебя и повяжут. За недельку-другую суд организуют, вышку присудят и через пару дней шлёпнут. А деньги у своих соберут и в банк внесут, доложат туда наверх, ещё и ордена получат. Думай!

Ваня спокойно выслушал:

– Я не знаю, что там и как, но я обещал человеку помочь, а остальное Господь усмотрит. – Опять ты за своё, – занервничали мужики.

– Мы помочь тебе хотим.

Ваня улыбнулся:

– Спасибо, мне есть Кого просить о помощи.

Четыре часа корпел над сейфом Субботин, всё выверял, точил, переиначивал. И, наконец, весь измазанный вышел из кабинета в приёмную, где весь на нервах сидел полковник:

– Проходите, гражданин полковник, можете открыть сейф.

Полковник дрожащими руками взялся за ручку сейфа и потянул на себя, дверь со скрипом отворилась, он попятился назад и, всё ещё не веря своим глазам, устало опустился в кресло.

– Ваня, Ванечка, – сиплым голосом заговорил он. – Нет такой награды, какой я мог бы тебя наградить, спасибо, дорогой мой! Я ведь знаю, что ребята тебя судом страшили, а ты не испугался. Когда освободишься, посидим у меня.

– Гражданин начальник, распорядитесь, чтобы мне в инструментальном цехе завтра поточить разрешили. В связи с этим делом...

– А что ещё нужно делать? – удивился полковник.

– Так ключи полностью заменить надо, вам ведь неизвестно, в чьих руках утерянные находятся.

– Что? – вскрикнул полковник и за сердце схватился. – Тебя попросили открыть сейф – ты это сделал. Но тебе этого мало, ты дальше смотришь, последствия просчитываешь, словно бы на тебе вся ответственность. Чужую боль... – вставая с кресла, прохрипел полковник, – как свою... Да такими, как ты, – он подошёл к окну и гневно прокричал, – страна гордиться должна, а они тебя гноят как врага народа!

Лукич резко закрыл окно, тяжело дыша, подошёл к Субботину и крепко стиснул в своих объятьях.

– Я завтра, завтра с утра распоряжусь, а теперь отдыхать, сил нет, и ты на ногах еле держишься.

* * *

Прошло три года. Ваня Субботин получил приказ об освобождении, собрал свои нехитрые пожитки и, попрощавшись с сокамерниками и братьями по вере, вышел за ворота тюрьмы. У ворот стоял, поблескивая перламутровыми боками, легковой автомобиль «Победа». Водитель, увидев Субботина, поспешно вышел из кабины, подошёл к нему и протянул руку:

– Я – Николай Борзяев, родственник Лабуни Ивана Лукича. Помните, он у вас был начальником тюрьмы? Уже два года на пенсии. Ваш поезд только через четыре часа, так мы у нас посидим и к поезду вас подвезём. Не возражаете?

Уже в машине Николай сказал:

– Иван Лукич сам бы приехал, но как раз сегодня проповедь читает.

– А что, он верующий? – удивился Субботин.

– Да, уже года полтора как в церковь ходит. Он баптистом стал.