Менора 4, 1999 г.
- Слово редактора
- Плач
- Беседа с мудрецом
- Кто такой еврей?
- Когда судьбы касается Мессия
- Мессианское движение и христианство
- Поэзия
- Кого рождает боль?
- Дизраэли
- Говоря на идиш
- В саду «молчунов»
- Я - веточка маслины
- Возвращаясь к напечатанному
- Демонстрация против Бога
- Израильские эксперты считают Туринскую плащаницу настоящей
- Поэзия
Когда судьбы касается Мессия
Макс Лукадо
Людей, чьей судьбы коснулся Мессия, можно было бы разделить на две группы: предъизбранные от начала, и оказавшиеся рядом по воле случая. Среди последних можно было бы услышать немало занимательных свидетельств.
УХО
Возьмите, к примеру, Малха. Слуга первосвященника, он тихо, мирно трудился в саду. Однако тот очередной обход мог бы оказаться для него последним. Света факелов едва хватило, чтобы заметить отблеск меча – и «вжик!»: Малх вовремя успел отскочить, что спасло его голову, но не ухо. Упрек Петру, исцеляющее прикосновение к Малху – и событие стало достоянием истории.
История-то она история, да только не для Малха. Если бы не пятно крови на накидке, то, проснувшись утром, он мог бы рассказывать всем, какой кошмарный сон ему привиделся ночью. Некоторые полагают, что впоследствии Малх присоединился к верующим в Иерусалиме. Нам об этом доподлинно не известно, но одно мы знаем наверняка: с той самой ночи, когда бы Малх ни услышал разговоры о Плотнике, Который воскрес из мертвых, насмехаться он бы не стал. Подергав себя за мочку уха, он бы знал, что это возможно.
ДАР
Все произошло довольно быстро. Еще минуту назад Варавва играл в крестики-нолики на пыльной стене камеры смертников, и вот он уже на улице, щурит глаза от яркого солнца.
«Ты свободен. Можешь идти!..»
Варавва почесал подбородок:
«Чего?»
«Ты свободен. Они взяли Назарянина вместо тебя».
Довольно часто, и не без оснований, Варавву сравнивают со всем человечеством. Ведь во многом его положение сопоставимо с нашим – заключенный, оказавшийся на свободе только благодаря тому, что кто-то, кого он ни разу в жизни не видел, занял его место.
Но мне кажется, что в одном отношении Варавва все-таки был куда сообразительнее нас.
Как известно, к своему неожиданному освобождению он отнесся так, как того и следовало ожидать. Он-то ведь знал, что это был незаслуженный подарок. Кто-то бросил ему спасательный круг, и он ухватился за него, не задавая лишних вопросов. А представьте себе, что он бы начал делать то, что очень часто делаем мы с вами, – пытаться заслужить подаренное или придирчиво изучать подарок со всех сторон, а то и пробовать уплатить за него, вместо того чтобы просто с благодарностью принять и сказать: «Спасибо».
Как ни странно, но спасение благодатью – одна из самых труднопонимаемых и принимаемых вещей. Внутри нас есть нечто, что противится и отказывается принять Божий дар. Живет в нас какое-то непонятное устремление создавать законы, системы, уставы, которые сделали бы нас «достойными» этого дара.
Что же заставляет нас так поступать? Единственной причиной тому, мне видится, гордость. Принять благодать означает признать ее необходимость, а многим это явно не по нраву. Принять благодать означает также осознать всю безысходность своего положения, большинство же предпочитает этого не замечать.
Варавве, однако, было лучше знать, что к чему. Оказавшись в камере смертников без малейшей надежды на спасение, он не собирался отказываться от представившейся ему возможности избежать казни. Очень даже может быть, что милосердие ему было неведомо, и, понятное дело, он его вовсе не заслуживал, но отказываться от него Варавва уж никак не собирался. Нам бы тоже не мешало осознать, что наша участь не многим лучше. Мы тоже осуждены без права на помилование. Но почему некоторые из нас предпочитают оставаться в тюрьме, когда дверь камеры открыта, – над этим стоит задуматься.
ШАГ
И если верно говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, то тогда римскому легионеру действительно повезло. Правда, привелось ему видеть только страдания Иисуса. Он никогда не слышал его проповедей и не видел, как Иисус исцелял, никогда не следовал за ним в толпе. Он не был свидетелем того, как Мессия усмирял ветер, он смотрел лишь на то, как Мессия умирал. И этого оказалось достаточно, чтобы видавший виды воин сделал огромный шаг к вере: «Истинно, Человек Этот был праведник» (Лк. 23:47).
Это говорит о многом, не так ли? Это говорит о том, что по жизни вера шествует тернистыми тропами. Что истинность чьей-либо веры проявляется среди страданий и боли.Искренность и сила веры познаются в беде. А более всего она заметна не в костюме-тройке утром по воскресеньям, а у больничной койки, в корпусе страдающих раком или на кладбище.
Вполне может быть, что на бывалого воина, немало повидавшего на своем веку, произвели впечатление покой и безмятежность Иисуса в страдании – ведь это, поверьте, воистину волнующее свидетельство. Читать проповедь, стоя на зеленом холме, среди ромашек, может каждый, но только исполненный истинной веры сможет «прожить» свою проповедь до конца на истерзанной болью Голгофе.
Перевод с английского Сергея Патоки