Вы нам писали

Петр Барбатунов

КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ СО МНОЮ

О месте, где я родился и вырос, Писание говорит такими словами: «Хотя бы ты был рассеян до края неба, и оттуда соберет тебя Господь, Бог твой, и оттуда возьмет тебя» (Втор. 30:4). Мой край неба, куда еврейское счастье забросило моих родителей, звался Колымой. Моего отца занесли туда довоенные репрессии, а маму – послевоенное отчаяние. Из этого места рассеяния Господь привел меня сначала в Москву, где я окончил институт, получил профессию, женился, вырастил двух дочерей, а затем открыл мне путь в Америку – мой Новый Свет, чтобы здесь воистину обратить меня к свету. В Америке у меня родились еще трое детей, но моим главным благословением здесь стало возрождение духовное.

Я родился в еврейской семье, но еврейской только номинально, по названию. Хотя мои родители вышли из еврейских местечек, успели узнать еврейский быт и между собою общались на идиш, мне с братом от них досталась только запись в пятой графе паспорта – ничего национального. Когда я однажды вернулся из школы с недоуменным вопросом: «Мама! Какой мы породы?» – родители нам не прояснили эту особую породу. Ощущение, что я клейменный и причислен к меченому и униженному народу, уже никогда не оставляло меня. Я не понимал природы этого унижения, однако не мог не наследовать его. Я тяготился моим неведомым еврейством и догадывался, что к этому клейму приложили руку не только люди. Я что-то слышал как о Божьем избрании евреев, так и еще об одном нашем «цоресе» – причастности к смерти Мессии. Из таких слухов и состоял мой библейский багаж. Я был мирским евреем, не знающим своих корней. Такими же мы остаемся в массе своей и здесь, в Америке. «Бог-таки, наверное, есть!» – можете вы услышать от «верующих» и в Москве, и на Брайтоне. Но вот кто Он есть, от этих «верующих» вы не услышите. Такая вера ничем не отличается от неверия, она «еще не делает погоды», как говорила моя мама. «Бог один!» – говорим мы и здесь, и там. Но именно вера отличает знающего, что Бог один, от того, кто знает, что его участь от Бога, его вечная участь.

В 1995 году, живя в Москве, мы получили разрешение на выезд в Америку. Я выехал как еврей, как беженец, как выехали из Союза тысячи других. Парадокс был в том, что евреем по существу я стал именно в Америке – евреем по разумению. Это по недоразумению я был им (вернее, стеснялся быть) все 45 лет моей жизни на родине – евреем благодаря родителям и антисемитам. Это еврейство я нес и ощущал на себе, как одежды прокаженного.

Я хорошо знал, что моему деду в Киеве его еврейство «открыло» путь в Бабий Яр. А мне оно неожиданно открыло путь в Америку, меня оно вывело из тупика в жизни. Я извлек из него благо для себя и семьи своей . Хорошо, что времена меняются. Плохо, что не всегда меняются ко благу. Но здесь, в Америке, мне наконец открылось неизменное благо. Оно оказалось не в американском благополучии и не в моей еврейской «породе». Оно оказалось в Том, Кто очень давно сказал евреям: «Я отделил вас от народов, чтобы вы были Мои» (Лев. 20:26). Когда сказанное Им случилось со мною, когда и я отделился для Него от мира, Он открыл мне выход из духовного тупика, выход не временный, но вечный. Он исцелил мою душу и мое тело, исцелил мою восьмилетнюю астму и мой еврейский комплекс, долгий, как жизнь. Бог вывел меня из России – Он вывел меня из галута духовного. Бог дал мне обрести больше, чем Америку, – я обрел в Нем прибежище вечное.

Как случилось, что в мою жизнь пришла не религия, не вероисповедание, а живая вера? Первое свидетельство о ней я получил еще в Москве. И первыми живыми свидетелями о Боге, о вере и о спасении стали мои юные дочери. В начале 90-х годов на моих глазах странным образом поменялась жизнь моих детей, поменялись их интересы, их друзья, книги и времяпрепровождение. Нет, они вовсе не стали походить на монашек, но даже их радость стала как будто другой. Тогда я еще не мог понять, что произошло с ними. В Москве тех лет подобные лица с сияющими глазами казались заморским товаром. Я еще не знал, что так выглядят лица «рожденных свыше», лица тех, кто познакомился с Царством Небесным здесь, на земле. Меня беспокоила и в то же время восхищала их преданность новому «увлечению». Мне нравилось, что вместе с верой к детям не прилипло ничего сугубо «христианское» – типа крестов, икон и антисемитизма. Мне нравилась их неизменная радость, их новый дух и неземной мир. Для меня их свидетельство было сильным не словом, но самой их жизнью, в которую вошло Божье Слово, вошло так, что преобразило эту жизнь. Увы, к той поре и моя жизнь преобразилась – мой брак распался. Я уже не жил с детьми постоянно и потому начал изредка посещать их служения по воскресеньям, чтобы там видеться с ними. Тогда впервые Божье Слово коснулось моих ушей и моего сердца. Тогда впервые мой атеизм поколебался. Нет, я не перестал считать религию опиумом для народа. Но я перестал видеть свидетельство веры в простом исполнении заученных обрядов. Я увидел свидетельство веры в перемене жизни. Я услышал веру в словах своих детей: «Папа, ты когда-нибудь думал о том, что евреи и вся их вековая история служат величайшим доказательством существования Творца?» Об этом я лишь с тех пор и начал задумываться. Бог избрал евреев, чтобы на этом народе показать Свое присутствие в мире. Из уст моих детей я впервые услышал Благую весть. С тех пор я стал все больше задумываться о том, что через смерть и воскресение Мессии Бог сделал очевидным всему миру реальность Своего прощения. Я еще был далек от веры, но я уже не был, как прежде, неверующим.

Бог долго обрезал мое сердце. Эту великую работу – обрезать еврейские сердца – Он начал еще с Авраама. Бог для того избрал Израиля Себе в народ, чтобы обратить его к Себе, чтобы Израиль получил от Бога спасение. Мое обращение к Нему растянулось на пять лет. Оно началось еще в Москве, а завершилось в Нью-Йорке. На самом деле оно началось еще раньше – с моего вопроса о моей породе. Бог начал с моих одежд «прокаженного», чтобы я взял у Него «ризы спасения». Бог начал с моих мозгов, промытых миром, его газетами и поэтами, чтобы промыть их Своим Словом, промыть не религией, не христианством, но Мессией. Бог начал с моего этнического еврейства, чтобы в еврее Иешуа дать мне новое благословение и новое родословие – «живущий и верующий в Меня не умрет вовек» (Ин. 11:26). Бог избрал меня еще в Аврааме, чтобы я, наконец, избрал Бога в Мессии Иешуа.

Что случилось с моими детьми, я понял позже, когда то же самое случилось со мною, когда ко мне, «верующему» в Бога, пришло понимание моего спасения от Бога. Именно Иешуа сделался сутью этого спасения. Потому для меня суть веры в Нем. Я благодарен Богу, что о своей «породе» узнал не от родителей, не от людей, но от Того, Кто сказал о Себе: «Я – изрекающий правду, сильный, чтобы спасать» (Ис. 63:1). Он дал мне Свою «породу», когда я обратился к Его правде, Его силе и Его спасению. Я благодарен Богу за то, что Он уберег меня от всякого еврейского образования: я мог бы избавиться от одежд «прокаженного», но так и остаться в самой проказе; я мог бы праздновать День очищения, но никогда не очиститься от самого греха; я мог бы приобщиться к еврейскому наследию, но не наследовать жизни вечной.

     БОЛЬ
Мир трусливо цинизму показывал спину,
Словно девка в борделе, жалка и глупа:
В переходе, в Москве, избивали раввина,
И спешила, глазея, немая толпа.

Мир не помнит отчаянья павших местечек,
Где огонь, разгораясь, пылал, как заря,
А убийцы, расправив уставшие плечи,
Торопились крошить изумленных дворян.

Мир забыл, как в утробе баварской пивнушки
От гортанного «хайль» содрогнулась земля,
А потом веселились фашистские пушки
У растерянных башен седьмого Кремля.

Видно, вновь завопил новоявленный фюрер,
Заражая проказой угрюмый подвал,
И сплоченный оркестр бритых наголо фурий
Приглашает сограждан на дьявольский бал.

И застыла слеза на щеке Моисея,
Отвечая страданьем на вечный вопрос.
Вспоминая свой кров и родных в Иудее,
У Поклонной горы горько плакал Христос.

Игорь ХЕНТОВ