+7 (905) 200-45-00
inforussia@lio.ru

Вера и Жизнь 3, 1977 г.

Never busy — «Никогда не занят»

М. Дубинин

Вся мудрость в том, Чтоб радостно Во славу Бога петь: Равно да будет сладостно И жит и умереть…

Д. С. Мережковский

Стучат в кухонную дверь. Поднимаю занавеску — предо мною черная улыбающаяся физиономия. Вспоминаю: вчера дочь говорила, что к нам придет новая уборщица-негритянка.

Негритянка была немолода, могучего сложения: высокая, широкоплечая, с сияющими глазами, озаряющими ее лицо веселостью и открытым добродушием.

Вскоре по всему нашему дому разнеслось завывание пылесоса, а с ним заодно и пение нашей новой «клининг-леди». Голос у нее был низкий и могучий. Приятно удивляло, что она под аккомпанемент однотонного завывания пылесоса умудрялась петь с ним гармонично в лад, создавая мелодичные аккорды.

От ее пения наш молчаливый дом сразу преобразился: стало будто больше света и воздуха; цветы в вазонах выше подняли головки и одобрительно заулыбались, а сонная канарейка, стряхнув дремоту и прислушавшись к новым для нее звукам, сама вдруг залилась бесконечной, несмолкаемой трелью; солнечный же луч, скупо проникавший в комнаты через плотные гардины, ярко засверкал на позолоте мебели, на гранях хрустальной вазы.

Да, песня творит чудеса! Она уносит нас ввысь, отрывая от повседневного, земного; она веселит в радости, прогоняет усталость, страх, сердечную тоску и помогает в работе. «Пойте псалмы, — взывает к нам блаженный Августин, — они призывают в наше сердце ангелов и отгоняют от него бесов!»

Темна душа человека, никогда не поющего… Друг мой, почему ты не поешь? Ведь ты обедняешь себя, позволяешь бесам ютиться в твоем сердце. Или слуха твоего не коснулась песня ангела, когда он твою «душу младую в объятиях нес для мира печали и слез?» Или над твоей колыбелью не склонялась с песней мать? Или, наконец, никогда не наблюдал ты, как вечером поют девушки, позабыв, что они жали на поле целый день, не разгибая спины, под палящими лучами раскаленного солнца? Поют просто, по-крестьянски, так легко и естественно, как дышат, выполняя этим как бы какой-то обет, взятый на себя еще их бабками и прабабками в давно минувшие века, песней встречать и провожать радость и горе, досуг и работу от колыбели и до смерти.

— Вы любите петь? Это приятно! — сказал я, проходя по коридору мимо уборщицы. У нее заискрились глаза, засверкали зубы, и она улыбнулась во весь рот:

— Я работаю во многих домах, но пою только там, где чувствую присутствие Бога; там мне дышится легко, — и при этом она выразительно посмотрела на стену коридора. Действительно, там висела забытая всеми фарфоровая табличка со словами: «Бог здесь хозяин дома!»

Желая быть любезным, я сказал женщине: «Вы, негры, вообще певучий народ».

— Это потому, что пение для нас значит больше, чем для любого другого народа.

И как бы присутствуя духовно в событиях прошлого, она продолжала:

— Когда мы, как рабы, работали в южных штатах на хлопковых плантациях, то объяснялись друг с другом только посредством песни, так как обыкновенный наш разговор приставленным к нам надсмотрщикам казался подозрительным: «Не сговариваемся ли мы? Не замышляем ли мы бунта или побега?». А мы тогда думали, как бы нам избавиться от этой каторжной работы и бежать от наших мучителей. Собираем, бывало, хлопок, а солнце жжет немилосердно, и вспоминаем мы в песнях прохладную тень лесов и прозрачные струи полноводных рек нашей родной Африки… И вот один из наших рабочих запел что-то совсем другое: начал примешивать к своей песне слова о том, что нам всем нужно бежать отсюда, бежать на юг. О, как нам нравилась его песня! Но потом запел другой, уговаривая нас отправиться на север, — там, мол, нет рабства. Понравилась нам и эта песня. И, наконец, раздался голос третьего, самого старшего из нас и, видно, самого мудрого. Он пел о том, что на юг нам бежать нельзя, потому что у нас нет кораблей, чтобы переплыть залив, да и неизвестно, что мы найдем на другом берегу — может быть, еще худшее рабство. На север тоже бежать не нужно: там рабства нет, потому что нет рабов, а появимся мы, и начнется рабство. «Ни на юг и ни на север! Всей душой мы должны стремиться в ту страну, куда зовет нас голос: «Приидите ко Мне, все труждающие и обремененные, и Я успокою вас!..» — так закончил свою песню третий. Нам более всего нравился совет третьего. И мы тогда запели новые песни, которым научились у белых, — и негритянка, держа в одной руке шланг замолкшего пылесоса, а другую, подняв вверх, молитвенно устремила глаза к небу и запела:

«Господь — Пастырь мой! Я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим. Подкрепляет душу мою…

Если я пойду даже долиною тени смертной, то не убоюся зла, ибо Ты со мной; Твой жезл и посох охраняют меня…

Благость и милость Господни сопровождают меня во все дни жизни моей…»

Когда она кончила петь, по щеке у нее катились слезы, и, вытирая их, она с грустью добавила:

— Но теперь негры уже не поют псалмов, не обращаются к Богу, а надеются только на свои силы, не зная, что, отказавшись от Божьей помощи, человек становится помощником дьявола. Белые же, когда-то научившие нас песням Господним, теперь учат моих детей-студентов уже иным песням, но мне страшно их слушать…

— А вы не бойтесь: эти песни песнями и останутся! — старался я успокоить взволнованную женщину.

— Нет, не говорите так — от этих песен скоро содрогнется мир!

В прошлую неделю наша уборщица пришла и запела как-то особенно радостно. Исключительно энергично грохотал пылесос, а ее голос, шуму вод подобный, звучал вдохновенно и торжественно. Я спросил ее о причине такой перемены настроения.

— Ax, — тут негритянка всплеснула руками, улыбнулась, — действительно, «благость и милость Господни сопровождают меня!» Вчера был один из самых счастливых дней в моей жизни. Дело в том, что я давно уже добивалась получить городскую дешевую квартиру, какие предоставляют людям с недостаточным заработком. На такую квартиру я имею право: я вдова, мои дети — сын и дочь — учатся в университете, а я хожу по домам и работаю, бьюсь, как рыба об лед. Давно я уже подала прошение, но ответа все нет да нет. Когда я ходила туда, то леди, что занимается квартирами, отказалась меня принимать: занята, мол, — «бизи». А, может быть, не хотела разговаривать с негритянкой — есть и такие! Когда же я звонила в «Сити холл», телефон мне отвечал: «пэ-пэ-пэ» — тоже «занят». Наконец, со старой квартиры меня начали прогонять. Что делать? И я решила обратиться в Небесный «Сити холл». Вчера после работы стою на остановке, жду автобуса и молюсь: «Господи, Ты можешь все сделать… Ты знаешь, как мне нужна квартира. Помоги мне!» И что вы думаете! Приезжаю домой, открываю дверь, — на полу в передней комнате лежит письмо, а в письме разрешение на квартиру…

— Знаете, — проговорила негритянка, указывая на небо, — там телефон никогда не отвечает «пэ-пэ-пэ», — а потом, приблизившись ко мне, полушепотом добавила — Там для тех, кто просит, всегда линия телефона открыта! Никогда не занята, — «невер бизи».

Архив