Насыщенный днями

Василий Спасенов

В свои 90 лет Константин Логвинович Калибабчук даже отдаленно не напоминает согбенного старца. Господь наделил его большим ростом и физической мощью, может быть, для того, чтобы он смог перенести все тяготы, что выпали на его долю. Жизнь, без остатка посвященная Господу, испытания, которые перенес брат, дают ему право с высоты прожитых лет говорить прямо и нелицеприятно. Три часа длилась наша беседа. В бесконечных ссылках на Писание он был потрясающе точен, называя книгу, главу, стих, цитируя по памяти. И не раз я ловил себя на мысли, что это он интервьюирует, а заодно и экзаменует меня, как я следую за Господом. Поэтому я решил сэкономить на своих вопросах и оставить только его ответы и вопросы к нам, христианам последнего времени.

Моя мама была глубоко верующим человеком, но в церковь сама не ходила и детей не пускала. Говорила, что правда в Евангелии, а не у попов, которые были, по ее мнению, пьяницами и курильщиками. Евангельских верующих в нашем селе не было, поэтому по воскресеньям мы дома читали Евангелие на старославянском и молились. В 6 лет я уже умел читать.

Матери я лишился рано. Перед смертью она сказала: «Костик, придется трудно – молись. Бог – на небе и в сердце верующего человека. Будешь веровать – Он тебя не оставит».

После ее смерти отец спился, спустил дом, а нас определил в землянку. Трудно было. С 12 лет мне приходилось думать о своем пропитании. В 16 я уже слесарничал, учился другим ремеслам, все старался запомнить и перенять. Это заметил немец-инженер, который руководил работами на маслозаводе в Высокополье, где устанавливали прибывшее из Германии оборудование. Вскоре меня определили помощником машиниста. После работы я занимался самообразованием. Ни один учебник не пропускал.

Мне уже исполнилось 18 лет. В субботу я работал до двух часов, а потом уходил на выходной в свое село. Люди, окружавшие меня, предлагали выпить, покурить... Но перед глазами стоял живой пример отца, что вызывало у меня отвращение к такой жизни. На душе было тяжело.

2 июля я шел из села на работу полем. Вдруг как будто огненный столб с неба ударил в меня. Я упал на колени и стал молиться. Пришел на работу – там ЧП: взорвался котел. Судить могут, а у меня радость в сердце. Все во мне изменилось. Новая жизнь началась, я уже неземной был... Вспоминаю этот случай с котлом и Божью защиту вижу, потому что ничего мне не поставили в вину.

Что же делать дальше? Надо искать верующих. Узнал, что собрание аж за 10 километров. Не пошел – побежал туда. Прилетел. «Я – верующий!» – кричу. Вскоре начал проповедовать молодежи. Брал Евангелие и шел туда, где молодые люди танцевали. И что вы думаете? Часть этой компании пошла за мною. Образовался молодежный кружок, на протяжении нескольких лет мы проповедовали, пели... Не раз ГПУ предупреждало меня, советовали отказаться и даже обещали послать учиться и принять без экзаменов. На это я отвечал, что уже получил образование в школе Христа. Арестовали в 1932 году, 28 апреля.

Суд состоялся в Николаеве. Обвинили меня сразу по двум статьям: за призыв не верить атеистам и за отказ служить в армии. Поэтому на суде были два прокурора: гражданский и военный. В конце дали мне слово. Я рассказал, где еще проповедовал и что буду очень доволен тем решением, которое Бог положит им на сердце. Оба прокурора попросили суд не применять параграфы 17 и 15 (высшая мера и 10 лет), а смягчить приговор и отправить в лагерь свободного содержания. В результате меня в числе других 5 тысяч зэков послали в Днепродзержинск на строительство блюминга. На 5 лет. Но в лагере за ударную работу 2 года сняли.

По освобождении мне предложили отказаться от проповедования, на что я сказал: «Проповедовал, проповедую и буду проповедовать». Тогда меня отправили на Дальний Восток. В ссылке свирепствовали цинга и тропическая малярия, хотя это были далеко не тропики. Мороз до 40 градусов, а жили мы в бараках. Строили резиденцию В. К. Блюхера и Дом Красной армии. Через год я заболел. Однажды пришел ко мне секретарь Блюхера Поспелов: «Ну, скажи, пусть те заслужили наказание, но ты верующий, почему же Бог допустил это?» – «А чтобы вы были свидетелями моих страданий и ваша совесть говорила вам...» Он повернулся и ушел.

Ну, думаю, расстреляют. Через некоторое время четыре солдата приезжают на санях и увозят меня в военный госпиталь, где за мной установили хороший уход. Каждое утро Поспелов приходил ко мне, приносил кусок хлеба с маслом, чашку какао, и мы с ним беседовали. И так целый месяц, пока я не поправился. Дальше опять лагерь. Когда меня освободили из лагеря, во мне от доброго центнера при росте 182 см осталось 36 килограммов. Только через месяц после возвращения домой я встал на ноги. Однако меня нигде не прописывали, не давали работу. Так я оказался в колхозе, где меня застала война.

Под Одессой взрывом снаряда меня бросило вниз лицом, а осколками, как бритвой, срезало все, что на мне было: плащ-палатку, шинель. Сколько пролежал так, не знаю. В конце концов оказался в битком набитом сарае у Днестра. Ночью тех, кто был ближе к двери, выводили на расстрел, а днем мы томились в ожидании своей очереди. Давали горсть сухого проса и 2–3 картофелины. 7 дней пробыл я там, пока не подошел к самой двери. Молдаванин один говорит: «Надо бежать, все равно ведь расстреляют». И мы решились: он бросился в одну сторону, а я – в другую. Его охранник сразу убил, а я успел выскочить за калитку. Мимо женщина шла, и с плеча у нее вдруг упала ноша. Я поднял один сверток, она – другой, еще охранник ей помог, и мы пошли.

Вывела она меня за село (Протопоповка, недалеко от Тирасполя) и говорит: «Ни одного мужчины не осталось, всех расстреляли, а мы с тобой прошли. Ни немцы тебя не тронули, ни румыны. Кто ты? Я сон видела, и во сне мне сказано было: «Иди, спасай!» Я и пошла. Я верующая, – и крестик показывает. – Приготовила два свертка с едой и пошла. Брошу, думаю, через проволоку, ведь там люди с голоду умирают...»

«Так вот почему мы с тобой встретились, – говорю ей. – Верить-то надо вот как...» Мы побеседовали, приняла она Слово Божие, и мы распрощались. Девять суток шел я домой. Вот так спас меня Бог на фронте.

Через некоторое время я опять оказался в действующей армии. Воевал, правда, недолго. Вызвал меня генерал-полковник и объявил, что еще в феврале 1942 года вышло распоряжение всех священнослужителей из армии отпустить и что меня надлежит отправить в распоряжение Союза ЕХБ. Вскоре я как старший пресвитер принял две области – Херсонскую и Николаевскую, а одно время была у меня и Крымская.

Теперь мы переживаем трудный период. Перед восхищением Церковь должна пройти путем испытаний, чтобы явить очищенное золото. Бог допустит большие искушения, и кто не будет в силе Духа, Слова, тот не устоит.

Сейчас тяжелое время: мы знаем, как правильно евангелизировать, но теряем суть. А Христос говорит: «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня» (Ин. 6:44). Так можем ли мы придумать такой метод евангелизации, чтобы привести к Иисусу Христу?.. Человеку это невозможно. А как к Отцу прийти? Иисус Христос нам ответит (Ин. 14:6): «Я есмь путь, и истина, и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня». Никто сам не приходит. Какой же нам нужен метод?

В Днепродзержинске, где я отбывал заключение, была большая община. За 1934–1937 гг. там расстреляли пресвитера, потом его заместителя, председателя Балашова голодом в тюрьме заморили... Одну из сестер вызвали в ГПУ и спросили:

– Сколько у вас членов в общине?

– 120 осталось.

– А сколько проповедников?

– 120! Я вам говорю: покайтесь! Что вы творите?!

Выгнали ее тогда, но общину оставили в покое, хотя в большинстве городов закрыли. Интересно: те, кого мы сегодня поспешно привлекаем, смогут ли устоять? Научены ли они жить в непорочности и любви, научены ли подражать Богу? «Итак, подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное» (Еф. 5:1–2). Или сегодня уверовали, а завтра мы их крестим?.. У вас нет этого? Хорошо, если нет.

Приехал ко мне американец один, видный служитель в США. Я спрашиваю его:

– Вы принимали участие в крещении в Николаеве?

– Да.

– И там перед крещаемыми несли зажженные свечки?

– Да.

– А какое это учение?

– Это символически.

Что за символика? Это же учение Валака. Валак был научен ввести в соблазн сынов Израилевых (Откр. 2:14)...

Недавно подходит ко мне сестра лет двадцати, хочет узнать, что означает слово «Бог». Она – член церкви!

– Когда вы приняли крещение? – спрашиваю.

– Была в собрании, а в конце объявили: «Кто хочет принять крещение?» Я подняла руку, и на другой день нам преподали крещение...

Вот и получается: крестили 150 душ, а где они? Одни ушли в другие вероучения, иные совсем отпали, и лишь некоторые остались. Скажите, если бы они были возрождены от Духа Святого, они бы ушли? Нет, конечно.

Свобода – это хорошо. Много людей обращается к Богу, но с ними приходят в церковь невозрожденные, как написано, «они... не были наши» (1 Ин. 2:19), и дела их обнаруживаются в церквах. Они являются соблазном не только для церкви, но и для мира. А Христос говорит, что лучше с мельничным жерновом в воду, чем быть соблазном...

Христос знает нас. Возьмем Закхея. Богатый человек, начальник мытарей. Но он мал ростом и поэтому забрался на дерево, чтобы увидеть Христа. А Иисус подходит к нему, называет по имени и говорит: «Закхей, сойди скорее, ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме» (Лк. 19:5). Окружающие возмущены, почему Он идет к грешному человеку, а Христос говорит о Закхее как о сыне Авраама. «Познайте же, что верующие суть сыны Авраама» (Гал. 3:7).

По вере – дети Авраама, а по рождению – дети Божии. А чада Божии как рождаются? При покаянии. Но человек не покается, если он не познает Бога. Бог просвещает его, привлекает к Себе, через Духа Святого открывает ему его безвыходное положение.

В Писании сказано: «И Слово стало плотью...» (Ин. 1:14). Тогда это был Христос, а как сегодня? Мы читаем: «Если не будете есть плоти Сына Человеческого, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6:53). Значит, Слово стало плотью в нас! Помните об этом...

...Испепеляющая июльская жара, маленький домик на окраине села Партизаны и одинокая фигура у калитки. Эту «фотографию» я увез в своем сердце.

Константин Логвинович принимает здесь тех, кто приезжает к нему за словом мудрости, ищет духовного наставления, ободрения. Иногда братья увозят его на собрания, где он проповедует, будучи обеспокоен веяниями последнего времени. Он переживает за нас, этот крепкий старец.

Дай, Боже, чтобы это беспокойство не оставляло и нас!