+7 (905) 200-45-00
inforussia@lio.ru

Вера и Жизнь 3, 2000 г.

Пушки и розы

Владимир Артемьев

Ольга сидела в холле онкологического диспансера. Только что врач подтвердил страшный диагноз: рак груди. Пока еще в ранней стадии, можно остановить рост с помощью кабальтовой «пушки». Но облучение нанесет непоправимый ущерб плоду. Ольга была беременна. Чтобы сберечь ребенка, нужно решиться на ампутацию левой груди. Отец будущего ребенка, летчик гражданской авиации, очень любил Ольгу. Но еще больше он любил свободу, поэтому с регистрацией брака не торопился. Узнав о своей беременности, Ольга вначале обрадовалась: Олегу нравилось возиться с маленькими детьми, с ними он сам становился ребенком. В жертву будущему отцовству он, пожалуй, принес бы свою свободу. Но теперь...

Чтобы сохранить ребенка, она должна изуродовать свое молодое и красивое тело. Тогда уж она не только Олегу, но и вообще ни одному мужчине не нужна будет. Нет уж, спасибо...

- Ну что ты, дочка, как каменная сидишь третий час? – прервал тяжелые мысли Ольги ласковый старушечий голос, – поведай, что доктор сказал. Разделенное горе – полгоря.

Ольга разрыдалась на плече у доброй старушки. А потом рассказала всю свою невеселую историю.

– Ох, милая, – запричитала старушка, – и никак не сберечь ребеночка?

– Нет, только операция.

– Ах он, рак этот злодейский, такую красоту изуродовать.

– Да не собираюсь я себя уродовать. Пусть палят из «пушки», убивают этого страшного зверя, который изнутри разъедает тело.

– Так ведь и ребенка убьют.

– Ну какой он ребенок? Эмбрион. Другие по десять абортов делают, и ничего. Сама-то, небось, по молодости тоже... – Ольга осеклась.

– Ни разику, – как-то облегченно вздохнув, прошептала старушка, – пятерых родила.

– Ну и где они, твои пятеро? – Ольгу понесло. – Лежишь здесь, от рака помираешь, и не один не проведает.

Теперь заплакала старушка. Ольга обняла ее:

– Не плачь, бабуленька, прости меня, глупую. Не в себе я.

– Да я ничего, доченька. Одно скажу: Бог с каждого за его дела спросит. Теми, которые по десять душ истребили, ты не прикроешься. За одну, погубленную тобой, ответишь.

– Пусть. Это когда еще. А я сейчас красивой быть хочу, замуж хочу, счастья хочу. А детей еще нарожаю.

– Даст ли Бог детей после этого?

– Ну что ты, бабушка, все: Бог, Бог... Не Он ли мне болезнь лютую послал? Я вот сейчас страдаю, а Он...

– Эх, милая. Да Он сейчас в тысячу раз больше тебя из-за этого страдает. Раз допустил болезнь, значит, так надо. Он наказал, Он и помилует, и наградит по заслугам. Только вот противиться Ему нельзя, на грех добровольно идти.

– А теперь все равно. Одним грехом больше, одним меньше... Из кабальтового орудия... по раку... Огонь!

– Нет, милая, нельзя на такое дело без Божьей воли идти. Молиться давай, пускай по Его воле все будет.

Через три дня Ольга и ее новая знакомая сидели в том же холле. Ольга преобразилась. Ее лицо озарено изнутри чистым, добрым светом. И беседа у них сегодня тихая, мирная.

– Божье дело ты сделала, Оленька. Две души сохранила: свою и детскую. А летчику своему сообщи все же. Он тут тоже не сбоку припека. Испугается, улетит насовсем – значит, гнилой. Все равно с таким бы жизни не было. Только сдается мне, он не таковский.

– Никого нам не надо, – тихо улыбнулась Ольга, – вдвоем с маленьким не пропадем, мы теперь сильные.

– Почему вдвоем? Вы теперь с Господом.

– Конечно, с Господом, бабушка. Спасибо тебе, милая, что глаза мне открыла, от погибели уберегла.

– Не я это, Оленька. Христос твоей душеньки коснулся.

– Я чувствую, бабушка, – радостно сказала Ольга, – теперь моя душа, как эта корзина роз.

По коридору, благоухая, двигалась большая корзина красных роз. Санитарки, которая несла корзину, не было видно за этим великолепием.

– Это тебе, Оля, – санитарка поставила корзину, – а вот и записка.

Глаза Ольги затуманились слезами. Она с трудом разбирала четкий, уверенный почерк: «Оленька, родная, ты молодец! Прошу быть моей женой. А ребеночка и одной грудью выкормишь».

Несколько дней спустя старушка смотрела из окна третьего этажа на молодую красивую пару, идущую по двору больницы. Прежде чем сесть в машину, Ольга что-то долго говорила, глядя на одинокую старушку в окне. Олег кивнул, подбежал к окну, и, сложив руки рупором, крикнул:

– Спасибо, бабуля, поправляйся! Когда Ольга внука тебе родит, будешь ему про Бога рассказывать!

Архив