Путник (новелла)

Стасис Эйдеюс

Он уже не помнил, сколько дней бредет по этой выгоревшей пустыне. Неделю, месяц, два? День сменялся ночью, ночь укрощало дающее надежду утро, но с приходом дня надежда снова удалялась – на горизонте не видно было ни облачка и ничего, что хотя бы немного напоминало оазис. В полдень солнце стояло прямо над головой и жгло несказанно. Ночью сковывал страшный холод, и окоченевшее тело почти не подавало признаков жизни. Путнику казалось, что эти муки будто персонифицировались, что его сопровождает и сознательно мучит невидимая личность с одной целью – как можно скорее прикончить. Путник назвал своего невидимого, но реально ощутимого спутника Зверем пустыни, который днем дышал в лицо жаром, а ночью раздирал все его тело ледяными когтями. От холода начинали ныть суставы, потом их словно жгло, а еще позже Путник переставал ощущать боль. Оставались пустота и одиночество.

Звездный дождь проливался прямо на его голову, но не мог ни напоить, ни накормить, ни согреть, только сердце слышало его тихий шепот: «Не сдавайся...» Может, это и удерживало Путника от окончательного решения остановиться. Хотя мысль эта была так соблазнительна, привлекательна; она казалась самым лучшим выходом из положения. Осталось только закрыть глаза и, утешив себя словами: «Я сделал все, что мог. Нет никакой надежды. Я сдаюсь», погрузиться в вечный, совершенный покой и забытье. Нужно только принять такое решение, и мучение закончится. Не останется и следа от этой неподъемной ноши, исчезнет боль и отчаяние. Зверь мог бы радоваться своей добыче...

Тут Путник вспомнил историю о почтальоне: самолет, на котором он летел, упал в заснеженной пустыне. Пока его нашли, он несколько дней боролся со смертельным холодом, голодом и отчаянием. В памяти всплыли слова этого человека: «Я уже чувствовал, как понемногу холод, превратившийся в яд, словно морфий, разливался во мне блаженством. Последним прибежищем жизни осталось только мое сердце. Что-то нежное и дорогое сжалось в комочек внутри меня. Сознание постепенно покидало отдаленные участки тела, и тело становилось безразличным ко всему, словно мрамор».

«Как похоже, – подумал Путник, – все так просто: надо только впустить вечный холод в сердце, и он сможет сковать всего тебя». Но пока в его руках только тело, в сердце тлеет надежда и вера, которая, кажется, так слаба и мала, что совсем не способна сражаться со всемогущим холодом и тьмой, с этим Зверем пустыни. Пока вера жива, хотя и невелика, она все напоминает слова, сказанные Ведущим: «Дитя Мое, запомни: Я всегда с тобой. Когда будет трудно, Я буду рядом. Когда тебя охватит тьма, Я буду светить надеждой. Когда скует холод, Я буду гореть огнем. Когда губы потрескаются от жажды, Я прольюсь животворящим дождем. Только никогда не сдавайся!»

«Не сдавайся!» – повторяют звезды; «Не сдавайся!» – стучит сердце. Путник даже вздрогнул – так реальны и близки были эти слова. Он огляделся: нет ли рядом кого, кто мог бы это сказать, но никого не увидел. Тогда он понял, что голос доносился из его собственного сердца. «Значит, сердце еще живо, хотя тело сковал холод и мучит боль, хотя вокруг непроглядная тьма. Пока не застыло сердце, есть надежда…»

«Но, Ведущий, правду ли сказал Ты, что будешь со мной всегда? Здесь ли Ты сейчас, со мной ли? Почему я не вижу и не чувствую Тебя?..» – напряженно думал и вполголоса спрашивал Путник. Ответа не было. А Зверь пустыни все глубже запускал свои смертоносные когти в каждую клеточку организма, и Путник чувствовал, как он приближается к сердцу.

Мучительные вопросы разрывали душу, а из глубины памяти все всплывали слова того почтальона: «Я почти уже не верил, что выберусь, но в какой-то момент понял: если хочу спастись, я должен сделать еще шаг, потом еще один, еще... Я всегда должен начинать с этого первого шага. И я двинулся в путь. Просто я чувствовал ответственность за себя, за свою почту, за друзей, которые мне доверяли. Никто не знал, где я нахожусь и как мне трудно; и истинной глубины моих мучений не измерил ни один. Они просто верили в меня и ждали написанных писем. От меня зависела их радость и их печаль. Я знал, что не имею права сдаться. Я чувствовал себя ответственным за то новое, что создается там, среди людей, чувствовал себя обязанным принять в этом участие. Настолько, насколько это зависело от моей работы, я чувствовал себя ответственным за судьбы людей и их будущее».

«Да, – думал Путник, – ты один из тех великих, которые, как деревья, дают приют путникам под своими ветвями. Быть человеком – это значит быть ответственным. Чувствовать стыд за нищету ближнего. Радоваться каждой победе, достигнутой твоими друзьями. Знать, что каждый положенный тобою кирпич тоже участвует в строительстве мира. Ты был смелым человеком, ибо боролся со смертью не ради себя, но ради других, ради тех писем, которые еще должны были найти своих адресатов, ради тех слов любви и жизни в старательно заклеенных конвертах. Ты боролся и победил!»

Эти мысли словно встряхнули Путника и остановили когти Зверя у самого сердца. Эти мысли вдохновили его и, казалось, превратились в тепло, которое понемногу стало распространяться по всему телу. Зверь яростно метался от злобы. Он не хотел уступать свои позиции и думал, что уже достиг цели – ведь оставалось совсем немного. Но тепло, текущее из сердца Путника, он не был в состоянии остановить – сила тепла была больше. Зверю пришлось втянуть свои ледяные когти смерти. Один за другим, один за другим...

Вдруг Путник почувствовал, как его коснулась невидимая рука. В то же самое мгновение его наполнил покой. Зажглась новая надежда, а в сердце он услышал: «Дитя Мое, ты не можешь остановиться. Не для того Я сопровождал тебя на всем пути, чтобы оставить здесь. Тебе надо идти дальше. Не здесь твой дом и конец твоего пути. Пе-ред тобою еще длинная дорога. Тебя ждет множество людей, которым ты нужен. Они поднимутся из своего отчаяния так, как поднимаешься ты. Они ждут твоих писем. Ты сам будешь для них письмом, которое Я пишу не на бумаге, но в тебе, в твоем сердце.

Лучшие и прекраснейшие слова этого письма записываются в пустыне, где ты не в состоянии справиться с холодом и жарой, где Зверь пустыни запускает в тебя свои когти и дышит смертью в лицо. Когда рядом нет ни одного человека, вокруг никакой другой жизни, и все покрывает тьма. Когда многое теряешь, многого не понимаешь и сердце омывают горячие слезы. Но они не позволяют ему застыть и затвердеть; они так нужны для того, чтобы Я мог писать Свое письмо в тебе.

Единственное, что ты должен сделать сейчас, – решить не останавливаться и не сдаваться. Доверься Мне. Не останавливайся, иди дальше».

Да, без сомнения, это был голос Ведущего! Он не покинул! Путник заплакал, все сильнее и сильнее всхлипывая, скорчился на земле, обхватив голову руками, и рыдал, рыдал, рыдал... Казалось, он весь погрузился в песок – так сильно он прижался к земле. Из его сердца начала изливаться вся скопившаяся боль, скорбь, горечь – реками, потоками. Откуда так много боли? Затихли звезды, и все вокруг молча, с удивлением смотрело на Путника.

Если бы только Путник видел, что в эту минуту рядом с ним преклонил колени Ведущий, наблюдающий за ним особым взглядом и охраняющий его... Глаза Ведущего были несказанно глубоки – они излучали любовь. Они вскрывали глубины сердца Путника, и сила милосердия поднимала оттуда тяжелые ноши, скопившиеся на протяжении всего пути. Одной рукой обняв Путника, другой придавив к земле Зверя пустыни, Ведущий не мог утереть Свои слезы, скатывавшиеся по щекам...

Путник не помнит, сколько времени он так рыдал, но в какой-то момент он почувствовал: все, больше не осталось тех тяжелых камней, которые так долго и сильно давили на него. Слезы очистили его сердце. Теперь оно было свободным и мягким.

Путник вспомнил ожидающих его друзей, родственников, знакомых. Многие из них не знают и даже не предполагают, где он сейчас и что с ним происходит. Многие и не узнают. Но это неважно. Важнее, наверное, вернуться к ним для того, чтобы они могли читать то живое письмо, которое пишет Ведущий, – письмо, в котором написано самое важное для человека. А самое важное – они должны узнать о Ведущем, Который может провести через любую пустыню.

Размышляя об этом, Путник почувствовал, как его сердце наполнилось решимостью и смелостью. Его тело успокоилось, тяжесть и беспокойство отступили. Он свернулся в клубок, положил руку под голову и, уже почти засыпая, тихо, словно из самой глубины сердца, проговорил: «Я не остановлюсь». Потом, усталый и измученный, он заснул благословенным сном младенца. Его лицо озарилось внутренним покоем и светом. Ночь обуздала свой холод и не посмела противиться тому теплу, которое шло от Путника.

Путник уже не видел, как радовалось небо. Было самое теплое время ночи, но никогда еще звезды не блистали так сильно светом вечности.

И не услышал Путник, как в клочья разорвал ночную тишину вой разъяренного Зверя пустыни. Этот вой агонией захлестнул всю пустыню, от края до края, пугая ночь и заставляя содрогаться звезды. Но это уже был крик отчаяния проигравшего.

Утро сменило ночь, разбудив своей живительной росой Путника. Он открыл глаза и увидел бесконечную голубизну неба, которая в это утро была какая-то иная – будто в ней появился новый оттенок. Путник подумал: «Что бы это могло быть?» И вдруг понял – это новый цвет надежды. Будто чья-то невидимая, но опытная рука гигантской кистью разлила этот чудесный пастельный оттенок.

Путник вспомнил события ночи. Бесконечный ужас и кошмар сменились покоем и надеждой. Еще раз он почувствовал, что на сердце в самом деле стало легче... Оно стало другим. В нем было записано что-то новое, чего не было раньше, – что-то доброе и прекрасное. Оно нужно всем, но прочитывают его те, кто умеет читать письма сердца. Это написано на века. Это невозможно стереть и уничтожить.

Память вынесла на поверхность притчу, которую он слышал в детстве от отца: «Каждое утро в Африке просыпается лев. Он знает, что должен бежать быстрее газели, чтобы схватить ее, иначе он умрет с голоду. Каждое утро в Африке просыпается газель. Она знает, что должна бежать быстрее льва, иначе она погибнет. Каждое утро, проснувшись, не размышляй о том, лев ты или газель, но обязательно беги».

Путник улыбнулся. Он не мог вспомнить, когда смеялся в последний раз, но теперь его залила огромная волна радости, и он громко воскликнул: «Да, Отец, я бегу! Неважно, кто я и где сейчас нахожусь, но я готов бежать! Я бегу!..» Путник вскочил, осмотрелся и вдруг далеко на горизонте увидел силуэты деревьев. Он протер глаза, несколько раз сильно зажмурился, снова открыл глаза, посмотрел, и сомнения исчезли – это был оазис. Новые силы влились в его ослабевшее тело, и он пустился бежать.

Поднимавшееся все выше солнце, казалось, специально удерживало свой жар, чтобы Путник без труда смог достичь оазиса. Небо надежды собирало облака, накапливая живительный дождь, чтобы омыть и освежить Путника после трудной дороги. Оазис готовил тень и ждал спешащего Путника, чтобы дать ему отдых. А Путник бежал, и сердце его стучало: «Отец, я бегу... я бегу...»

Стасис Эйдеюс одиннадцать лет назад встретил Иисуса как личного Спасителя. Десять лет активно служил Словом. «Путник» родился в трудный момент его жизни, когда в нем боролись страх и вера, закон и благодать, литургическая обязанность и милость.

Когда этот рассказ был напечатан в газете поместной церкви, он нашел такой горячий отклик у разных христиан, служителей и друзей, какого не было несколько лет, хотя Стасис каждый месяц писал по теологической статье.

Желание автора – воодушевить людей, чтобы они не останавливались на страшнейшем этапе жизни, но находили силы в Господе идти далее, дабы достичь свой вечный Дом.