«Комсомольская стройка»

Владимир Кодебский

Луганский эмалевый завод, объявленный комсомольской стройкой, по плану должен был быть сдан в эксплуатацию к 1964 году. Но строительно-монтажное управление СУ-4 израсходовало уже все финансы (куда, не совсем понятно), да к тому же наделало много браку. И теперь, чтобы как-то исправить положение дел, на строительство были брошены зэки, то есть заключенные из колонии.

Нам приходилось откапывать фундаменты для колонн и домкратами сдвигать их на полметра в сторону. Весенняя слякоть осложняла работу. Трудились по колено в воде, хотя и систематически откачивали помпами воду. Грунт был плывучий, и трехметровая глубина вынуждала работать с перекидкой, так как с такой глубины за один раз землю выбросить невозможно. Поэтому мы все были с ног до головы заляпаны грязью. И так работали мы в две смены около двух месяцев. Часто заставляли нас работать и по воскресеньям, а суббота была вообще рабочим днем.

Кроме меня, на нашей стройке были еще трое братьев-пятидесятников из Ильина Ровенской области (Яков Горбачук, Кузьма Познюр и Павло Степанчук), один «свидетель Иеговы» (Коля Божок) за отказ от воинской повинности и еще один из истинно православной церкви (ИПЦ) Андрей Реука.

Мы все, правильно или нет, не противились работать в воскресенье, а Андрей Реука категорически отказывался, считая это грехом. На него не действовали никакие угрозы, лишения свиданий и передач. Ради Христа он сносил все ущемления и в воскресенье не работал ни разу.

И вот однажды, в одно из рабочих воскресений, по указанию начальства два наших завхоза (заключенных) вывели Андрея Реуку во двор и повесили ему на грудь фанерную табличку с надписью: «Отказчик от работы». Завхозы эти были не столько завхозами, как они именовались, сколько прямыми помощниками по грязным делам начальника филиала нашей колонии. Вот и сейчас их руками капитан Шейко творил явное беззаконие. Он велел им прицепить Реуке на спину лопату, как винтовку. Сбоку, как саблю, прицепили ему кирку.

В таком виде Шейко приказал провести Андрея по всем рабочим точкам всех бригад. Затем его опять привели во двор, и все рабочие тоже собрались во дворе посмотреть, что же будет дальше.

Все насмехались, а некоторые и возмущались: «Чего это мы за тебя должны работать?»

А капитану Шейко как раз и хотелось достичь того, чтобы заключенные сами расправлялись с себе подобными. Кто-то еще повесил на шею Реуке ведро на стальной проволоке.

– Да что вы пустое повесили? Положите туда хоть пару кирпичей! – выкрикнул кто-то.

Андрею положили в ведро два силикатных кирпича. Он немного постоял ровно, стараясь удержать ведро, но тонкая проволока больно резала голую шею, и он невольно стал медленно сгибаться, а затем и полностью опустился до самой земли.

Все громко смеялись. Довольно улыбался и офицер с четырьмя звездочками на зеленых погонах.

– Будет теперь знать, какому богу молиться! – съязвил он.

Столпившимся зэкам наконец приказали разойтись по своим рабочим местам, а Реуку повели в карцер...

Эти издевательства над Андреем Реукой и табличка на его груди невольно напомнили мне страдания Господа нашего Иисуса Христа и насмешки над Ним. И вот в конце двадцатого века(!) в Советском государстве повторяется все то же насилие над личностью. Коммунистическая мораль это позволяет!

Во время перерыва, когда я вышел из столовой во двор, меня затронул вопросом разговаривающий со своими завхозами капитан Шейко:

– Ну что? Не надумал еще написать отречение?

– Какое отречение? Покайтесь в своих грязных делах. Еще не поздно. Бог долготерпит и ждет...

В другой раз капитан крайне возмутился бы, но сегодня у него было очень хорошее настроение. Одного-то уже проучили...

Вокруг нас столпились заключенные из бригады кровельщиков. Они как раз отобедали и заинтересовались нашей беседой. Еще продолжался перерыв, но начальник, поняв, что разговор пошел не в его пользу, спохватился и повысил голос:

– Ладно, хватит болтать!

Услышав громкий разговор, подошли еще несколько человек.

– А вы чего собрались здесь? А ну марш по своим рабочим местам!

– Гражданин начальник, да еще же перерыв не закончился, да и рубероид не подвезли и смолу еще не растопили.

– Гражданин капитан, – осмелился опять кто-то, – да нам и так эта смола уже надоела. Смотрите, какие мы все испачканные, как черти. Да еще и на том свете опять смолу варить придется...

Все громко рассмеялись и стали расходиться.

Вечером мы с ровенскими братьями, как обычно в воскресенье, собрались на молитву в недостроенных печах для эмалировки ванн. Сегодня нас не разогнали. Слава Богу!

Возвращаясь в бытовые помещения, где мы спали, услышали, как в темном углу под гитару звучала известная старинная лагерная песня, перефразированная на новый лад. Кстати, о гитаре – откуда ее достали, неизвестно (это запрещалось). Но ее зэки с целью маскировки выкрасили в черный цвет лаком, которым красили эмалировочные печи, где мы молились, и вот сейчас она вторила песне:

В газетах написали,
Всем лагерем читали:
Эмаль-завод построил комсомол!
Про нас, про заключенных,
Судьбою обреченных,
В газете я и слова не прочел...

 

Скоро уже отбой. Слава Богу! Прошел еще один день «комсомольской стройки...»