Вера и Жизнь 3, 2009 г.
Вера и жизнь
Любовь Сергеева
Вчера объявили, что он умер. Это не было неожиданностью – он болел уже несколько лет. Состояние его здоровья то было почти критическим, то становилось лучше. Иногда он даже мог совершать зарубежные поездки, участвовать в официальных мероприятиях, вести особо торжественные службы, давать интервью, подписывать судьбоносные договоры.
И вот вчера он умер. Его жизнь была долгой, почти такой же долгой, как весь XX век. И такой же не-однозначной, сложносоставной, насыщенной. Войны и бури, политические коллизии и события, беды и победы – все оставило свой след на его судьбе. А также его выбор жизненного пути. Он умер вчера, и президент прервал свою зарубежную поездку. Выпуски новостей начинаются с сообщений о том, где и когда пройдут похороны, где и когда состоится панихида. Каждый телевизионный канал уже включил в свои дневные программы репортажи с его родины, воспоминания известных политиков и деятелей культуры. Говорили проникновенно, медленно и торжественно, смакуя каждое слово, пытаясь выразить мысль как-нибудь повитиеватей. А в вечерние часы потекли спешно организованные и смонтированные ток-шоу на самые разные, околопохоронные, темы: «Его роль в истории России ХХ века», «Религия и политика», «Влияние Церкви».
Только вчера он умер, а сегодня вся страна знает имя его преемника. Лучшие корреспонденты и ведущие ТВ-компании ведут репортажи в прямом эфире. Радиостанции уговаривают москвичей не использовать личный автотранспорт, пока не закончатся траурные мероприятия. Бесконечная толпа гуськом движется вокруг главного храма страны, медленно втекая в него и вытекая обратно.
Умер он вчера. А сегодня утреннее воскресное богослужение в нашей церкви начинается с короткого, но прочувствованного слова о нем. О его роли в истории России ХХ века, в политике, в религии. Мно-гозначительно звучит напоминание, что «нет власти не от Бога». Потом – минута молчания. В память о нем.
* * *
Стою, молчу, оглядываю церковный зал. На столе под вышитыми салфетками – хлеб и вино. Сегодня хлебопреломление. Притихший хор, весь в белом, как и положено в такой день. Высоко под куполом – свин-цовое, тяжелое, декабрьское небо. Даже круговой свет электрических ламп не может разогнать сумрак наступающего зимнего дня.
Стою, молчу, вспоминаю. Вспоминаю такое же утро причастия, только ясное, светлое. На столе под вышитыми салфетками – хлеб и вино. Оживленный хор, весь в белом, как и положено в такой день. Высокое, густо-синее небо ранней сентябрьской осени заглядывало под церковный купол. Я держала в руках сложенный вчетверо лист бумаги, зная наизусть текст: «Братья и сестры, с прискорбием извещаем, что ушел в вечность наш БРАТ...».
Он умер три дня назад. Его жизнь была долгой, почти такой же долгой, как весь ХХ век. И такой же неоднозначной, сложносоставной, насыщенной. Войны и бури, политические коллизии и события, беды и победы – все оставило свой след на его судьбе. А также его выбор жизненного пути.
Он умер три дня назад, и я готовилась сообщить об этом читателям и почитателям его поэтического дара, его братьям и сестрам. Ждала этого момента, мысленно готовясь выйти к микрофону (лучше к первому или ко второму?), пытаясь настроиться так, чтобы голос не прервался в тот момент, когда зал будет слушать скорбные слова...
И только убирая в сумочку измятый, потемневший в уголках, сложенный вчетверо лист бумаги, поняла, что никому и ничего не скажу.
– День-то сегодня какой! Хлебопреломление! Ты же знаешь, что программа всегда насыщена, времени мало. Нет его, времени-то! Понимаешь?
– Угу, – киваю я.
Конечно, понимаю. Что ж не понять-то. Знаю, как его не хватает всегда. Времени-то.
* * *
Минута молчания закончилась. Воспоминания прервались. Богослужение, а потом и весь воскресный день потекли своим привычным чередом. Вечер с друзьями. Все под впечатлением очередных общероссийских похорон. Неожиданный вопрос:
– А разве наш поэт умер?
– А вы не знали?
– Нет...
И опять стало больно. Как и положено на похоронах. Больно от потери чего-то светлого, ставшего платой за возможность влиться в большой поток, текущий у подножия главного храма страны.