Как выглядит милосердие

Алла Давидюк

Просыпаюсь от аромата кофе. В доме тихо. Только на кухне то и дело что-нибудь звякнет или зашипит. Это Алла Адамовна завтрак готовит. Скоро 25 лет, как я во время каждой моей поездки в Киев останавливаюсь у моих друзей.

Вспоминаю, как мы послали в Киев первые грузовики с литературой…

– Так мы же на девятом этаже жили! – вспоминает и Алла Адамовна. – А лифт не всегда работал. Все балконы забиты книгами и журналами. Целый день на почту, с почты, на почту, с почты… Журналы «Вера и жизнь» и «Тропинка» на пятьдесят тысяч адресов посылали. Номер за номером. Горы писем. Заказы, заказы, заказы… Еще Советский Союз был.

И я вспоминаю. Полный дом детей, гостей, посетителей. Вечерами – разбор Слова, группа по изучению Библии. Днем люди сидят. Ждут беседы с Василием Ивановичем. Глаза бегают. Напуганные. Видно, думают: «Куда попали?!»

Совещание на кухне. Дети приходят из школы. Мы им мешаем. Уходим на балкон, где запах типографской краски, новые книги, журналы, Детские Библии.

– Ну куда его? – слышу поздно вечером за стенкой голос Аллы Адамовны. – Кто же его после тюрьмы на квартиру возьмет?

И так на девятом этаже, как Давидюки свою квартиру на Радужной улице называют, зэк поселился.

Его все так и звали – зэк. Хотя он имя имел, – кажется, Сергей. Или Рубен? Нет, это уже другой был…

Засыпаю. И снова просыпаюсь посреди ночи: шум, гам в коридоре.

Это Василий Иванович кого-то из аэропорта привез. Встречать ездил. Гости, проездом в Донецк и Ровно. С детьми. Алла Адамовна на стол накрывает – на кухне, размером два на три метра. Битком. Одно удобство: все рядом.Снова вечер. Я ложусь спать.

На кухне все еще разговоры. Соседка пришла: семейные проблемы.Другой день. Другой год. Даже другое десятилетие.

– Вы с нами поедете? – просит Алла Адамовна. Вижу по глазам и слышу по голосу.

– Куда?

– В деревню. Там женщина одна умирает. Ведьма в прошлом. Дети просят Василия Ивановича приехать, помолиться с нею.

– Далеко?

– Возле Житомира…

Другой год. Другое десятилетие. Снова просыпаюсь от аромата кофе. Где я? Ах да, в селе Гныдин, у Давидюков. Нет, это мне не снилось. Это я вспоминал.

Дом еще недостроен, а собрания уже проводятся. Алла Адамовна, как квочка с цыплятами. Все ей важны, всем она рада.

С каждым или каждой у нее дело есть. Люди собираются. Поют. Молятся. Мерзнут. Слушают. Каются. Венчаются. Радуются. Церковь. Снова знакомое ощущение, что живу во времена деяний апостолов.

– Ну и куда же им?! – слышу в соседнем кабинете голос Аллы Адамовны. – У них же ни кола, ни двора. Да и кто их сейчас на работу возьмет…

Алла Адамовна в офисе сидит. За компьютером.

– Чем занимаетесь?

– Я сейчас своими зэками занимаюсь. Переписываюсь.

– Давно?

– Да нет… Не сразу поняла, что мое это. Зэки получали от нас только книги и журнал «Вера и жизнь».

Переписку с ними никто не вел. Да и я считала – бесполезно. Они постоянно просят носки, сигареты, лук, чеснок, бритвы… У нас нет такой возможности, и я очень часто огорчалась, так как пишут не совсем точно, почти все «сироты и рабы Божьи». И я была категорична: не буду никому ничего писать.

И в подтверждение этого моего решения пришло письмо от одного заключенного, который написал: «Вот, вы выслали ему Библию, а он самокрутки крутит из нее. Вырывает листочки – и делает сигаретки».

Я очень долго молилась, и переживала, и оправдывала себя, и очень много думала, – продолжает Алла Адамовна. – Прошла после того письма одна неделя – 40 писем, две недели – 75 писем… Я была в растерянности. Что с ними делать?! Это помимо того, что каждый день приходят письма по душепопечению. От людей, с которыми я переписываюсь и назначаю встречи с пастором (это она так о муже, Василии Ивановиче, говорит). Пишут много про тяжелые семейные обстоятельства. С одной мамочкой переписывалась немного, а потом пришло письмо, в котором она сообщила, что решила оставить все и уйти из жизни, и даже попрощалась со мной, и просила больше не писать.

А тут вот эти мальчишки, которые сделали столько зла в жизни и теперь сидят. По их мнению, почти все «незаслуженно». Я помолилась Богу и решила: вот, что скажет мне Бог через одно из этих зэковских писем, так и буду поступать. Открываю следующее и читаю: «Уважаемая Алла Адамовна, я Вас просто умоляю, пришлите мне хоть пачечку печенья, у меня нет никого из родных, я сирота. Я много сделал ошибок в жизни, я это знаю. Я родился 20 марта 1977 года. Скоро у меня будет день рождения, и мне так хочется, чтобы Вы меня порадовали».

У меня из глаз потекли слезы.

Мой старший сын, Павел, родился 20 марта 1977 года. И я поняла четкий и ясный ответ от Бога. У меня сразу все зэки стали сыновьями, мне их стало действительно жалко.

С того времени у меня 1487 «сыновей», которых любит Бог, которые также нуждаются и в спасении, и в советах, и в общении…

Прошло 25 лет. Изменилось многое. Страна другая. Даже строй другой. Валюта другая.

Люди другие. Да и служение – не сравнить: выросло, как большое дерево из горчичного зерна. Но есть неизменное. В моем воображении у милосердия есть лицо – круглое, с ямочками на щеках, веселое.

– Ну, Вальдемар! Что Вы такое пишете?!

Я Аллу Адамовну понимаю. Смущается. Но я-то знаю, как милосердие выглядит.