Подписано

Надежда Орлова

- Тебе надо успокоиться. – Возьми себя в руки, – невозмутимо сказала мама, сидя в кресле и наблюдая, как Саша нервно запихивает в чёрный мусорный мешок футболки, рубашки, носки, ремни, шарфы и перчатки. – Что ж поделать, такова жизнь.

Мама всегда изрекала банальности с апломбом профессора. Это раздражало Сашу, особенно сейчас. Смахивая с ресниц злые слёзы, она крикнула:

– Ты понимаешь, что он уже не выйдет оттуда?! Никогда не выйдет! Надо что-то делать!

– И что же ты собираешься делать? – спокойно спросила мама.

Саша не знала. Точнее, она знала, но не хотела признаваться в этом самой себе. Оттого и злилась. Самым правильным решением в этой ситуации было бы уволиться с работы, переехать в отцовскую квартиру и забрать отца из психоневрологического диспансера. Но это означало полностью изменить свою жизнь: взять на себя ответственность за больного, посвятить ему если не всё время, то большую его часть, отказаться от привычного круга общения, от вечеринок и дискотек, от кафе и театров, сменить место жительства и друзей. Отказаться, в конце концов, от карьеры! К таким жертвам Саша не была готова. На это решиться она не могла.

На следующий день под крылом взлетевшего самолёта остался город детства, отцовская квартира, сданная временным жильцам, и печальная палата.

***

Виталий не помнил, как оказался в этой палате. В реальный мир он возвращался медленно и урывками. То всё было ясно и понятно, то вдруг окружающая действительность становилась зыбкой и смазанной. В палате было тепло, медперсонал вежлив, врачи внимательны. Кормили, конечно, побольничному, скудно и невкусно, но на тумбочке всегда лежали фрукты, сладости.

Мама, восьмидесятипятилетняя старушка, два раза в неделю приезжала на рейсовом автобусе в диспансер, расположенный на окраине города, почти за его пределами, обессиленно ставила на пол у двери тяжёлые сумки, а потом долго сидела с Виталием, глядела на него и вытирала платочком слёзы. Она надеялась, что в старости сын будет ей опорой, а вышло совсем наоборот.

Первый месяц Виталий никого не узнавал, не реагировал на вопросы, не мог ходить. Теперь ему лучше. Он стал реагировать, если к нему обращались, отвечал на вопросы, осторожненько выходил в коридор, держась за стенку. И память постепенно стала возвращаться...

Врачи говорили о последствиях перенесённого инсульта, о том, что жить самостоятельно Виталий уже не сможет. «Что же делать? – сокрушалась мать. – Ведь нас на свете осталось только двое – старуха и инвалид».

Но разве только двое?

***

Нина была чуть постарше Виталия, но не намного, года на три. Красивая... Они поженились, родились сыновья – Алексей и Иван. Назвали их в честь дедов. Виталий хорошо зарабатывал, имел, как тогда говорили, блат – нужные связи с нужными людьми. Достаток был виден во всём: в новом «Жигули», в хорошем ремонте квартиры, в современной мебели. Начало 1980-х – эпоха тотального дефицита, а у них – джинсы и импортные дублёнки в гардеробе, копчёная колбаса и кофе на столе.

Виталий всегда любил показной шик и демонстративный уют. С началом перестройки, когда вся страна стояла в очередях с продуктовыми талонами в руках, он стал ездить в загранкомандировки, привозил вещи в красивых импортных упаковках. Жизнь текла песней, пока однажды дорогу не перешла «красивая и смелая».

Анжела была моложе его на десять лет. Высокая, стройная, белокурая и голубоглазая. Напрасно Нина приходила скандалить к сопернице, напрасно родители Анжелы в штыки встретили зятя:

– Подумай, он от сыновей отказался, разве ж такой способен любить?!

Но при чём тут «любить»? Обладать! Красивой женщиной, красивой машиной, красивой квартирой. В жизни такого успешного человека всё должно быть красиво!

Жизнь началась с чистого листа! Новая жилплощадь, новый «железный конь», новая жена, новый ребёнок – дочь Саша. Престижная работа, высокая зарплата, отдых в Турции и Египте. «Мерседес» – себе, «Мицубиси» – жене, домашний кинотеатр – дочке. Что ещё нужно человеку, чтобы достойно встретить старость? Жизнь текла песней, пока однажды дорогу не перешёл «красивый и смелый».

Начался бракоразводный процесс, несмотря на пятнадцать лет, прожитых вместе. Мысль о том, что жена изменила, предпочла другого, заставляла Виталия сжимать кулаки и, брызгая слюной, кричать ей в лицо самые грязные ругательства, какие только можно придумать. Уютный мирок их семьи превратился в ад: бесконечные ссоры, взаимные оскорбления не прекращались.

Бедная Саша... Девочка тогда как раз перешла в восьмой класс. Став невольным свидетелем ежевечерних выяснений отношений, видя, как родители буквально захлёбываются ненавистью друг ко другу, она потеряла к ним всякое уважение. Осталась только жалость. Жалость и презрение: и мамаша хороша, и папаша не лучше.

Всё рухнуло. В том числе и Сашин собственный мир.

Анжела вместе с дочерью переехала в другой город – к своему новому мужу. Несколько раз Саша приезжала навестить отца, но тот дал чётко понять – выбрала мать, вот и живи с ней. Все контакты прекратились.

В течение десяти лет Виталий пытался наладить свою личную жизнь. Сколько их было, претенденток на его руку и сердце, а также на имущество и вполне приличную пенсию?! Всех и не вспомнить...

Завидный холостяк, ещё не старый, с двухкомнатной квартирой в центре города, с двумя гаражами и «Мерседесом» привлёк внимание работницы паспортного стола.

– А я от вас недалеко живу. Не стоит беспокоиться, приходить и стоять тут в очереди – занесу справочку вечерком. Вы же дома будете?

Лида была его ровесницей – хваткая и властная, она стала главной в их союзе: вела все дела, отвадила немногочисленных знакомых Виталия, которые нет-нет да и навещали его. Сам Виталий как-то оказался не у дел в собственном доме: сидел целыми днями перед телевизором, пропуская в рекламных паузах по рюмочке. Мир потускнел, стал размываться, пока не погас совсем, чтобы вновь вернуться в виде больничной палаты.

Долгие три месяца старенькая мама была единственным человеком, которого он видел, если не считать врачей и медсестёр. От неё он узнал, что Лида развелась с ним, предварительно оформив гаражи и машину на своё имя. Было невыносимо грустно, обидно и одиноко. Но вдруг...

***

– Больной, к вам посетители!

Полная женщина с коротко стриженными седыми волосами вошла в палату. «Неужели это Нина?! А это кто с ней?» Вслед за женщиной вошёл молодой мужчина и ярко накрашенная брюнетка – сын Алексей и его жена, невестка Виталия. Рядом с матерью хмурила брови девочка лет двенадцати. «Внучка? У меня есть внучка?» За ними – двое пацанов, лет восьми-десяти. «Внуки? У меня двое внуков?» Сын Иван сжимал губы, старался быть приветливым с отцом, которого видел последний раз в раннем детстве.

– Саша, доченька, повзрослела-то как! Институт закончила? Работаешь? Зарплата хорошая? Замуж не вышла? Руки-то у тебя совсем замёрзли... садись рядом, давай руки согрею... не плачь, ну, не надо... А кто это мнётся там, у дверей? Не может быть! Анжела!

Перед Виталием стояли те, кого он уже успел забыть, и те, кого он никогда и не знал. Сначала появилась робкая надежда, а потом всё более крепнущая уверенность в сердце: он скоро уедет отсюда, его заберут из этого тоскливого, пропахшего сбежавшим молоком и хлоркой места. Семья-то – ого! – большая! Дети, внуки, все явились! Всем нужен!

Он смотрел на посетителей, путался в именах и воспоминаниях, удивлялся и растерянно улыбался, бесконечно подписывая бумаги: доверенности, справки, дарственные. Ему что-то объясняли, затуманивали бедную голову юридическими терминами, похлопывали по плечу, целовали в колючую щёку, как только он старательно(руки чуть-чуть дрожали) выводил свою фамилию на очередном документе. Да-да, он понимает, что кто-то должен получать его пенсию, а то – пропадёт. Конечно конечно, в квартиру надо пустить жильцов, а то – пропадёт. Безусловно-безусловно, надо оформить генеральную доверенность, а то всё пропадёт.

***

Привычно текут рабочие будни диспансера. Снуют по коридору молоденькие медсёстры, не спеша проходят врачи, шаркают ногами больные. И только один обитатель лечебного заведения никуда не выходит, часами сидит в кровати, опёршись спиной на подушку, и смотрит, не мигая, в одну точку. Ни книги, ни газеты с журналами, ни телевизор его не интересуют. Порой проходящая мимо палаты медсестра слышит странные звуки. Она приоткрывает дверь и видит: пациент, глядя в пространство перед собой, размеренно хлопает в ладоши, аплодируя пустоте.

– Виталий, что вы делаете?

Он не отвечает, просто опускает руки на одеяло и замирает.

Всё подписано.