Берег левый, берег…

Виталий Полозов

Проза

Окончание. Начало в номере 3/2020

В апреле с одного берега Чуны на другой по зимнику уже не поедешь гружёным. Опасно. В апреле зимник – не совсем уже зимник: лёд не тот, того и гляди в гости к рыбкам угодишь. Но до чего же соблазнительно! Во всех смыслах соблазнительно. Потому что перемахнуть через реку у посёлка Хоняки – это одно удовольствие: каких-то триста, ну пусть четыреста метров – и вот он, другой берег и леспромхоз. Ровно так же и порожним рейсом обратно в тайгу. На погрузку. Тут ты и горючее сэкономишь, и время, которое, как известно, – деньги! Сравнить разве с объездом? Там не меньше, чем тридцать киломметров… Это если по мосту, который аж у Лесогорска. Ну да, крюк-то, конечно, порядочный, но куда деваться – жить ведь как-то надо!

Впрочем, мост через Чуну есть и здесь, в самом начале Хоняк у сто двадцать третьего разъезда, да только он – железнодорожный и охраняется военными по обе стороны. Однако в определённое время, когда интервал между поездами два-три часа, перебираются по нему и воинские машины. Бывает, и гражданские проскочут, если экстренная какая надобность и с кем надо согласовано. А когда и несогласовано, то можно договориться, чего уж там. Ну, сами понимаете, с кем и за какие коврижки, да? Ну да не о том речь. Речь о санинструкторе воинской части рядовом Иване Милове, который по роду службы нет-нет да и вынужден трястись на своём ГАЗ-66 по этому мосту. Задержится, скажем, в Чуне при передаче хворого солдатика в районный госпиталь – мало ли что в тайге, особенно на лесоповале, случается, – так потом и спешит через Октябрьский, чтобы засветло успеть в часть. В темень-то не очень уютно по заснеженной тайге тридцать километров колесить. А уж если непогода, то и вовсе надо торопиться. Благо его «газик» с красным крестом на будке пропускают без проволочек: примелькался за два-то почти уж года, как прислали санинструктором сюда в стройбат.

По окончании курсов попал он в строевую часть, но через полгода новый (и сильно бдительный) её командир, знакомясь с личным делом Милова, выявил досадную оплошность прежнего начальства. Ну и тут же замполита на ковёр: а с каких, мол, это таких пор в славных рядах ракетчиков наличествует верующий в Бога элемент? И откуда? Да ещё и баптист, а? Или ошибка тут?

– Нет, – говорит замполит, – не ошибка. Он курсы на «отлично» сдал, вот полковник и присмотрел его для себя. Парень грамотный, дисциплинированный. Да ещё с правами шофёра… Клад, можно сказать.

Он ещё что-то хотел добавить, но командир дальше и слушать не стал. Только руками замахал, дескать, как бы этот сектант, да ещё и больно грамотный (в армию призван после первого курса пединститута), не внёс религиозной смуты в умы защитников Отечества. А что? Дурной пример заразителен: чего доброго, и кто-то ещё откажется от ношения оружия. А вот стройбат в самый раз ему… Там оружие ¬– кирка да лопата. Труд мирный. Пацифисты же к этому призывают? Вот и пусть там воду мутит. Там это большого вреда не принесёт. В общем, говорит, чтоб я этого субъекта у себя в полку больше не видел. Уберите его с глаз моих долой. Спешно спровадили парня за тридевять земель от Украины. В тайгу.

Так оказался Иван в стройбате. Службу нёс исправно, оставались считанные месяцы до дембеля. Как говорят: «Три года долго тянулись, но быстро пролетели».

В этот не столь уже и морозный апрельский день, после на удивление скорого оформления очередного солдата в госпиталь, времени осталось достаточно, чтобы спокойно поехать через Лесогорск. Но он всё равно свернул в Октябрьский. Едет и удивляется: свернуть-то свернул, а зачем – объяснить себе не может. Будто толкает его туда кто-то – и всё тут.

«Ладно бы, – думает, – если Марка смог навестить. Но тот ещё в прошлый раз сказал, что уедет в Иркутск за техникой. А может, что случилось с ним и подсказка это мне? Ах, случилось или нет, там узнаю, потом через мост проеду».

На том и успокоился. Марк Вишенка – освободившийся в январе на поселение верующий зэк. Колоний в этом краю, что грибов в лесу, а он свой срок как раз в Хоняках мотал, и в округе знали его как отличного специалиста. Любой леспромхоз не отказался бы от такого механика. Он выбрал Октябрьский. По совету Милова. Тот его ещё в зоне год назад вычислил. Доводилось инструктору бывать в той колонии вместе с фельдшером (помогали с прививками от энцефалита местному медперсоналу), вот и вызнал, что есть там брат по вере. Ещё и поэтому, случись быть в Чуне, стал Иван с того самого дня возвращаться в часть по мосту, чтобы навещать Марка. Ах, каким желанным событием это было для обоих! Разговоров – не переговорить! Больше говорил Марк, и его воспоминания, скорее краткие проповеди, чем просто рассказы, слушал бы Иван не переслушал. Если бы не время, которое, как известно, не стоит на месте и напоминает о делах службы. А с каким наслаждением предавались они молитве, наскучавшись по братскому общению! И на прощание всегда просили Бога благословить их пути. Просили друг за друга.

На этот раз, как Иван и предполагал, Марк был в отъезде и, следуя привычному расписанию, он поспешил к машине: только что прошёл товарняк, и мост на какое-то время был свободен. Он уже взялся за ручку дверцы, как неожиданно с другой стороны кузова вынырнул высокого роста солдат в бушлате со стройбатовскими эмблемами в петлицах и виноватой улыбкой на лице.

– Привет, земеля, – радостно раскинул он руки. – Ну наконец-то!

Ни дать ни взять родного брата дождался после долгой разлуки. И Иван понял, зачем Бог (в этом уже не было сомнения!) послал его сюда. Это был Сергей Блох, недавно прибывший из дисбата в часть дослуживать срок, которого осталось около года. Он как-то раз заходил в вагончик к санинструктору за таблетками от головы, и тогда Иван сильно поразился необычной тоске в его глазах. И вот вторая встреча.

– Столько уже жду, что начал было думать, не покажешься ты тут, – продолжал тот.

– Виноват, исправлюсь, – шутливо взял под козырёк Иван, чем явно обескуражил парня, ожидавшего обязательных в такой ситуации расспросов и уточнений. – В следующий раз буду оперативнее. Ещё будут нарекания?

– Чё ж не спросишь, зачем понадобился?

– Я так вижу, что бросили тебя. На чём-то же ты сюда добрался?

– Долго объяснять, паря. Но попал я по полной. Знаешь ведь, откуда я?

– Знаю.

– Поможешь в часть добраться?

– А рискнёшь? Я через мост еду.

– Да ты что! – даже отшатнулся Блох с таким неподдельным испугом, что Иван пожалел о своём предложении.

– А я только на тебя и надеялся, – чуть помедлив, пробормотал Блох упавшим голосом. – Пеша на тот берег не пойдёшь. Человек на реке сейчас, что вошь на белой рубашке. Да и перейдёшь, то как раз патрулю в лапы.

– Это уж наверняка. Ну и что тогда делать?

– Выручай, браток. Давай вкружную. Сам знаешь, что мне светит за самоволку! Иван кивнул и взглянул на часы.

– Да успеем мы, – засуетился Сергей и достал десятку. – Как тебя… Кажется, Ваня? Я в долгу не останусь. Вот, гляди.

– Спрячь, – поморщился Иван и махнул рукой. – Давай садись!

– Слушаюсь! – расцвёл в улыбке Сергей и, удобно устроившись на сиденьи, признался: – Прямо от сердца отлегло. Не зря я на тебя надеялся!

– Надеяться надо на Бога, – сев за руль, возразил Иван. – Только на Бога.

– Ты веришь в Бога? – заворожённо прошептал Сергей. – Не может быть!

– Почему нет? Вся моя жизнь в Боге.

– Я не о том, Ваня. Понимаешь: я только что просил Бога помочь… И вот он ты. Теперь настала очередь изумиться Милову.

– Ты… молился?

– Впервые в жизни. В детстве с мамой – не считается. Сегодня сам. И ещё, когда молился, понял, что не всё потеряно. Будто заверил меня кто-то, что отведёт беду. А вскоре увидел твою машину. Ты не можешь представить ту радость, что я испытал при этом.

– Могу, Серёжа. Могу, потому что то же самое испытал, когда увидел тебя. Вот спроси: зачем я сюда из Чуны приехал, если дел у меня тут никаких? Спроси!

– Ну, скажи!

– А затем, что это Бог направил меня. Заставил ехать именно этой дорогой, и как я ни противился (для чего мне этот крюк, да ещё проблемы с мостом!), а поехал. Теперь вижу, для чего. В Библии сказано: «И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два». Поэтому наша встреча не случайна. Бог свёл нас для того, чтобы мы шли вместе. И, видать, не одно поприще. Понимаешь теперь?

– Кажется, да, – дрогнувшим голосом отозвался Блох. – Что нужно мне сделать для этого? Или… Или нам?

– Нам, Серёжа. Давай для начала помолимся, чтобы Господь хранил нас в пути. А услышишь зов Христа, тот, что отвёл от тебя беду, проси Его войти в твоё сердце. Покайся перед Ним. Тебе ведь есть в чём каяться?

Сергей молча кивнул.

– Тогда я начну, а ты, если будет что сказать Господу, продолжишь.

Иван обнял руль, приклонился на руки и зашептал молитву благодарения Богу. Тихая, проникновенная и, как оказалось, долгожданная и желанная, она столь же благодарным эхом отозвалась в сердце Сергея. Миг – и заполонила все потаённые задворки души, высвобождая её от рабства греха, вытесняя все накипевшие обиды, гнев, жажду мести, и пролилась слезами неизъяснимой радости. Не сдерживая их, Сергей, как и Иван, уронил голову на панель и приглушённо зарыдал, повторяя: «Прими меня, Господи! Прости и помилуй!»

– Даруй нам милость Свою и спасение, Господь! – не скрывал слёз и Милов, объединяя в молитве себя с Сергеем. А когда тот затих, приобнял его за плечи. – Ну, теперь с Богом?

– Да, с Ним!

Машина покатила по посёлку, а вскоре уже вырвалась на таёжный простор, где заснеженная равнина по обеим сторонам укатанной до блеска дороги оканчивалась вдали угрюмой громадой тайги, снежными шапками нахохлившейся в предвечернем сумраке.

***

Прошло больше недели. Ни Митин, ни Резо в гарнизоне не появлялись, и Сергей совсем успокоился. Тем неожиданнее для него прозвучал на разводе приказ ротного явиться с вещами в штаб части. На вопрос о причине, капитан лишь отмахнулся: там, мол, всё узнаешь. Два часа тебе на сборы. Сопровождаемый сочувственными взглядами, он вышел из строя, собрал нехитрые пожитки и побежал в вагончик к Ивану. Там, укрытые от лишних глаз, они дольше обычного молились и на прощание обещали друг другу не теряться, что бы ни случилось.

Вскоре бывшие в тот час у штаба видели, как Сергея усаживали в «бобик», который, судя по номерам, принадлежал военной прокуратуре. И поскольку та самоволка ни для кого не была секретом, пожалели парня: попал, мол, Блох по новой. А если ещё что-то со снабженцем «химичил», то совсем пиши пропало. Не внесли ясности и появившиеся вскоре в части Гелая с Митиным. Наоборот, их искреннее недоумение по этому поводу добавило ещё большей неопределённости и вопросов: за что же всё-таки арестовали Блоха (а сомнений на этот счёт не было) и что с ним сталось, – породили среди солдат уже совсем фантастические догадки. Вплоть до «а не упрятали ли его теперь уже в тюрьму? Не иначе как натворил делов в самоволке-то!»

Лишь один Милов не торопил события, используя каждую свободную минуту для молитвы. «Не две ли птицы продаются за ассарий? И ни одна не упадёт на землю без воли Отца вашего… Не бойтесь же: вы лучше многих птиц», – повторял он библейский стих и терпеливо ждал.

И в мае пришёл ответ в конверте. Сергей писал, что особым приказом командующего округа ему зачли службу в дисбате и уже на третий день с билетом и суточными «от Малиновского» отправили домой.

«Близкие друзья моего отца считают, что свою роль в этом сыграло его письмо командующему, под начальством которого он прошёл войну, – писал в конце Сергей. – Пусть считают. Только и сам папа, и мама, и я знаем, Кому обязаны моим дембелем. Слава Ему и поклонение! А тебе, брат, огромное спасибо за то, что встретился мне».

– Аминь! – непроизвольно выдохнул вслух Иван.

И улыбнулся. Чему-то очень своему. Личному.