Вера и Жизнь 6, 1994 г.
- Великая радость
- Вифлеемская звезда
- Ясли, крест, престол
- Несколько вопросов к читающим Библию
- У меня было большое желание трудиться
- Древняя Библия и современный человек
- Необычная история
- Всеобщий мир с помощью демонов?
- Валентина Новомирова
- Новая эпоха, или ренессанс оккультизма?
- Надзиратель
- На вопросы читателей отвечает
- Дни мои - в Божьих руках
- Подарки и дары
- Тихая ночь, дивная ночь
У меня было большое желание трудиться
Василий Васильевич Магаль много лет сотрудничал с миссионерским союзом "Свет на Востоке". Он благовествовал по радио. Ответственный редактор журнала "Вера и жизнь" Андрей Цорн посетил его и попросил рассказать о себе, о своем служении.
- Василий Васильевич, что это за фамилия такая - Магаль?
- Да я и сам не знаю. Может быть, от Могалев. Мы живем в той части Бельгии, где разговаривают по-французски, и некоторые русские слова тяжело выговорить на французском.
- Откуда Вы родом?
- Я родился в Закарпатье, нынешней Украине, в селе Завадка, в апреле 1928 года. Тогда это была территория Чехословакии.
- А кто были Ваши родители?
- Родители были религиозными людьми, как и все в селе, где я родился. Но главная беда была в том, что отец наш был горьким пьяницей. В селах люди особенно сильно пили. Это было причиной большого несчастья в семье. Я точно не знаю, сколько у нас было детей. Мама наша умерла, когда ей было 36 лет.
- В каком году она умерла?
- В 1934 году. Мне было шесть лет, так что я ее почти не помню. До второй мировой войны Бельгия принимала иностранцев на работу в угольные шахты. Мы приехали в Бельгию в 1932 году. Мне было тогда 4 года.
- С отцом?
- Да, с отцом, мамой и братом Иваном. Отец приехал на заработки. Знаете, у нас, в Закарпатье, села были очень бедными. В то время многие выехали сюда. Около трех тысяч человек иммигрировало только в наш район. Но отец продолжал пьянствовать и здесь. Жизнь была страшной. Он приходил домой почти всегда пьяным и часто избивал маму, нас, детей. Длилось это несколько лет.
- Жили бедно?
- Жили очень бедно, хотя отец и зарабатывал неплохо, но все пропивал. В 1936 году к нам как-то заехал один проповедник из Брюсселя. Это был брат Грикман Карл Григорьевич - миссионер среди славян в рассеянии. Он со своей супругой Ольгой Яковлевной приехал из Латвии, некоторое время жил во Франции, где был пресвитером в баптистской церкви в Париже.
- В русскоязычной церкви?
- Да. Там он трудился с покойным братом Урбаном. В 1930 году супруги приехали в Бельгию и начали миссионерскую работу среди славян, проживающих в этой стране. Он посещал районы, в которых находились угольные шахты, потому что знал, что там он найдет много наших славян. В самом Брюсселе их было не так уж много. Кто-то рассказал ему о нас, о нашем положении, что мать умерла, отец пьянствует, остались дети, живут бедно. И он как служитель Божий сразу пришел к нам. Я и сейчас помню, как он вошел в наш дом. Комната, в которой мы, два мальчика, жили, была грязной. Он стал говорить с отцом. К счастью, отец был в тот день трезвым. Брат Грикман побеседовал с ним.
- Он говорил по-русски?
- Да, он родился в России, в латышской колонии под Москвой. Был пресвитером русской баптистской церкви в Риге. Он был милым, кротким и очень спокойным человеком. Для отца все было ново. Я помню еще, как он стал слушать. После этой беседы брат Грикман преклонил колени там же, на кухне. Помню, как он молился об отце, о его покаянии, о нас, детях. Нам это казалось странным. Мы не могли понять, кто этот человек.
- А Вы понимали по-русски?
- Да, да, мы говорили с родителями по-русски. Брат Грикман стал постоянно посещать наш район. Собирались мы в доме семьи Бокач, которые в то время были первыми уверовавшими в нашем районе. Брат Грикман приезжал из Брюсселя и заботился об этих собраниях. Люди приходили и каялись. Наш отец тоже заинтересовался и стал посещать эти собрания. И нас, мальчиков, тоже брал с собой. Нам не очень хотелось, но он заставлял. И хорошо делал! Это пение, молитвы, длившиеся до получаса,.. нам было скучно. Но мы видели, как отец стал постепенно меняться, не ходил больше в кабаки пить, перестал курить. И в семье жизнь пошла по-иному. Появились деньги. Можно было купить обувь, одежду. Для меня с братом это было свидетельством о силе Евангелия. Как оно может изменить жизнь человека, который принимает его и желает идти за Господом! Он обратился и стал новым человеком! Люди смеялись над ним, говорили, что он с ума сошел, баптистом стал. Вскоре отец женился. Из Закарпатья приехала одна женщина. Она тоже обратилась здесь к Господу. Они оба были крещены в Брюсселе братом Грикманом.
- В каком году это было?
- В 1938 году.
- Вам было десять лет?
- Да. Жизнь наша изменилась. Женщина, хотя и не родная мама, заботилась о нас. Потом началась вторая мировая война.
- Когда немцы вошли в Бельгию?
- 10 мая 1940 года немецкие самолеты стали бомбить Бельгию. Жить стало тяжело. Работа в шахте была трудной. И тогда отец решил вернуться в Закарпатье. К этому времени Закарпатье было уже оккупировано венграми. Чехов выгнали. Туда мы приехали в марте-феврале 1941-го. Бедно мы жили на родине. Отец надеялся, что ему будет легче, чем в тяжелых условиях шахты: пусть старенький, но свой дом, участок земли...
- Какой крупный город находился рядом с вашим селом?
- Мукачево, но мы жили ближе к Польше. Немного позже мой брат поехал в Прагу учиться. Там трудилась тогда на духовной ниве сестра Мария Васильевна Силоди. Она еще и сегодня жива. Он учился там в школе, а жил в доме для сирот. Я остался в нашем селе. Но мне сельская жизнь не нравилась, особенно после Бельгии. Отец это заметил и через полтора года послал меня в Будапешт. Будапешт был нашим главным городом - столицей. К тому времени и мой брат уже учился в этом городе в библейской семинарии. Было это в конце 1942 года. Я хотел научиться ремеслу и пошел в венгерскую школу. Рядом с сиротским домом была баптистская церковь. Здесь я принял крещение в 1943 году.
- Но Вы еще не упомянули, когда Вы уверовали.
- Я не могу вам сказать точно, когда, потому что, если с малых лет слышишь Евангелие, вырастаешь в его духе. Я ходил на молодежные собрания, и в одном лагере, где проходили собрания, на меня произвело глубокое впечатление слово проповедовавшего там брата. Для меня это было настоящим уверованием. Там я и решил посвятить свою жизнь Христу. Мне было тогда пятнадцать лет. Я не был таким, как отец, который полностью должен был изменить свою жизнь и точно знал, в какой день он обратился. Самое главное, что пришло сознание моей греховности. Я понял, что нужно покаяние и обращение к моему Христу как моему Спасителю. И тогда я принял крещение в этой церкви. Работал с молодежью, пел в хоре. Время было военное. В конце 1944 года началась осада города Будапешта. Советские войска окружили город, в котором были немцы, в основном войска СС, которые не сдавались. На каждой улице лилась кровь. Страшное было время. Зима 1944 года была суровой. Десятки тысяч людей умерли. Трупы лежали прямо на улицах. Стреляли из пушек, бомбили самолеты. Мы жили в подвалах. Все было разрушено, нечего было есть и пить. Только иногда выходили ночью и ели снег. Но Господь нас чудно хранил. Город сдался Красной Армии. Мы с братом еще некоторое время оставались там, но сердце влекло в Карпаты. Мы хотели знать, что с отцом, так как не имели от него никаких известий.
- Как же Вы опять оказались в Бельгии?
Было лето 1945 года, мы решили вернуться в Закарпатье. Это целая история. Поездов было очень мало. Все они были в распоряжении Красной Армии для перевозки войск, а для гражданских лиц мест не было, мы должны были ехать на крышах этих вагонов. Можете себе представить, как мы выглядели?! Были черными, как трубочисты. Нам понадобилось три дня, чтобы добраться из Будапешта в наше село. Мы встретились с отцом, увидели, как он живет. Все Закарпатье стало областью Украины. Мы прожили там с братом несколько месяцев, но оставаться не хотели. Отец устраивал собрания в нашем доме, а это было запрещено. Я помню, как однажды отца арестовали. И тогда мы с братом решили, конечно, с согласия отца, уехать. Мы опасались, что власти могут нас арестовать: времена были сталинские... Брат предложил идти через Чехословакию и Венгрию. Мы решили так: он пойдет одной дорогой, а я - другой. Я прямо через Карпаты в Венгрию попаду, а он - через Чехословакию. Встретиться мы договорились в баптистской семинарии в Будапеште, если, конечно, Бог даст, и мы останемся живы. Без паспорта, без ничего, через леса, через горы... Ночью шел, а днем скрывался. Питался чем попало. Был много раз в опасности. Боялся пограничников с собаками, искавших дезертиров. Я и сейчас удивляюсь, как это Господь сделал, что я прошел через границу и никого не видел, даже не заметил, что нахожусь снова в Венгрии. А так как я знал венгерский язык, мне было легко. Попал в Будапешт. Там мы встретились с братом. Хотели остаться здесь на какое-то время, но брату пришла в голову мысль, что нас и тут найдут. Везде сновали советские солдаты, и если нас найдут, нам не сдобровать, потому что мы нелегально бежали из СССР. Лучше идти на Запад и, если возможно, в Бельгию. Мы жили в Бельгии до войны, французский язык помнили и говорили на нем. Но как это сделать, везде шли аресты дезертиров, предателей? Убивали прямо на улицах. Было очень страшно. В Будапеште был организован комитет по защите западных военнопленных, потому что немцы во время войны депортировали сюда на работу французов, бельгийцев и голландцев. Депортированных собирали в Будапеште и потом специальным транспортом увозили на Запад: кого во Францию, кого в Бельгию. Мой брат познакомился с одним бельгийским офицером, который занимался поисками депортированных, объяснил ему наше положение. Офицер взял нас под свою защиту и включил в список бельгийских военнопленных. Был контроль на границе, но все прошло благополучно. Приехали в Вену. Там нас под свою защиту взял французский Красный Крест, и нас отправили в Бельгию, в Брюссель. Хорошо, что мы еще помнили адрес брата Грикмана Карла Григорьевича. Мы знали, куда обратиться, но мы не знали, там ли он еще, жив ли еще. Гестапо его несколько раз арестовывало, его хотели даже в лагерь отправить, потому что он трудился среди русских военнопленных в Бельгии. И делал он это с большой силой и благословением! Распространял и Евангелия. Мы нашли брата и сестру там же, где они жили раньше. Они нас устроили у себя. И я снова пошел в школу. Я хотел закончить то, что начал в Будапеште. И я это сделал.
- Расскажите, пожалуйста, о Вашем духовном служении.
Брат Грикман нуждался в помощнике, потому что тогда отсюда, из Бельгии, многие из бывших военнопленных и депортированных, особенно из молодежи, не хотели возвращаться в Россию, где их отправляли в Сибирь. Кроме того, только в Германии было несколько миллионов военнопленных, депортированных из России и Украины. Они не пожелали вернуться на родину. Бельгия приняла приблизительно 100 000 русских, украинцев, поляков. Главным образом - русских. Интересная была молодежь. Это были молодые люди, которые родились и выросли при советской власти. Они о Евангелии абсолютно ничего не знали. У меня было тогда большое желание трудиться для Господа. Примером для подражания был брат Грикман, через которого обратились отец и вся наша семья. Я хотел служить Христу и приводить к Нему души. В Брюсселе в это время открылась библейская семинария. К счастью, я мог говорить по-французски, и меня приняли. Учился три года. И стал сотрудничать с братом Грикманом. Меня поддерживали братья наши из Америки, русско-украинский баптистский союз, тогда там служили братья Давидюк и Кмета. Они меня поддерживали материально, чтобы я мог трудиться здесь, в Бельгии. Работали мы с братом. Он был в Брюсселе, а я - в Льеже. Там я и с будущей женой познакомился. Я вел там евангелизационную кампанию и сотрудничал с бельгийской церковью, в хоре которой она пела. Через год поженились. Из Льежа меня брат Грикман просил приехать сюда, в Ла Лувьер, потому что здесь выросла довольно большая община, очень много обратилось людей тогда. Мы переехали, и вот живем в этом доме уже 37 лет. В 1957 году брат Грикман отошел в вечность, ему было 56 лет. К этому времени в Бельгии было шесть больших русских баптистских церквей. В основном из украинцев и русских. Слава Богу, не было у нас национализма. Я старался, где мог, по-русски или по-украински говорить. Мне легче, правда, по-русски, но могу и по-украински разговаривать. Людям это очень нравилось. Они не хотели разделения. Просили, чтобы я говорил, как могу.
Работа в шахте была тяжелой, опасной. Бельгийское правительство говорило в то время так: «Вы будете работать в шахтах и ваши дети тоже, для вас нет другой возможности». И тогда многие братья сказали: «Мы этого не можем допустить. Мы работаем, но если и наши дети должны в таких условиях работать...» И вот открылась возможность иммигрировать в Америку, Канаду, Австралию. Большинство наших братьев имели большие семьи. Иногда за одну-две недели уезжали до половины Членов церкви. Было грустно. Но мы радовались тому, что они там, в Канаде, Америке, основывали свои общины, продолжали служить Господу. Печально было, что здесь оставались больные люди, пожилые, которых те страны не принимали. Но нужно было и здесь продолжать трудиться. И тогда наши оставшиеся братья попросили меня стать старшим пресвитером Бельгии, занять место брата Грикмана. Были и другие братья, которые помогали. И хотя они не имели духовного образования, но служили, посещали, свидетельствовали.
Старики с годами переходили в дома престарелых. Многие были одинокими, без детей. Их нужно было навещать. Иногда в этих домах было по 150 человек. Большинство из них были православными. Но они меня всегда принимали. Я проводил собрания. Многие приходили слушать Слово Божие. Братьев становилось все меньше, и общины постепенно закрывались. Из служителей я остался один. Стало ясно, что если мы желаем что-то сохранить, то надо начать проводить служения на французском языке, потому что молодежь говорила по-французски. И тогда я начал проводить собрания для молодежи, для детей. Моя жена заботилась о них. Служения проходили на французском и русском языках. У нас и сегодня есть еще одно такое собрание здесь, в этом городе. Веду их я.
- Вы ничего не сказали относительно радиослужения...
- Радиопередача «Голос друга». Эту первую программу начал мой брат после того, как выехал на учебу в Америку. Как его, так и мое сердце всегда принадлежало нашему народу, но мы ничего не могли сделать, так как приехать на родину нельзя было. Тогда с помощью американских братьев он начал готовить одну русскую программу, которую назвал «Голос Друга».
- Когда вышла в эфир первая передача?
- Первого января 1960 года из Кито. Это была первая радиостанция, которая приняла нашу программу. Но брату в дальнейшем было трудно вести радиоработу: он стал забывать русский язык. С русскими мало общался. Образование получил на английском языке. Жена его американка. Дети говорили только по-английски. И через два года, в 1962 году, он предложил мне продолжить начатую работу. Я согласился. Потом меня попросили готовить вторую программу. Эта программа называлась «Новый путь». Мой брат издавал журнал под одноименным названием. В этом журнале печатались мои программы. Я был тогда уже знаком с миссией «Свет на Востоке», с братом Бранденбургом. Бывал в Корнтале, а брат Бранденбург - у нас. Когда брат Дик стал руководителем миссии, он попросил меня делать одну программу для миссии «Свет на Востоке». Мы назвали ее, как и ваш журнал, «Вера и жизнь». Эту программу я делал для миссии «Свет на Востоке» на протяжении 22 лет. Программу эту посылала в эфир радиостанция Монте-Карло.
- С какого года?
- С 1968 года. Теперь я уже эту программу два года как не делаю. А готовил я ее здесь, у себя. У меня комната наверху, ее хорошо оборудовали. Купил хорошие аппараты, настоящие. Делал передачи и высылал ленты на станцию в Монте-Карло или в Кито. Одно время девять станций передавали мои программы из разных мест.
Меня просили и тюрьмы посещать. Попадали иногда и наши русские в тюрьму. Часто просили быть переводчиком. В суде я тоже переводил. Это было чудное время, у меня была возможность свидетельствовать многим людям. И потом я всегда во всех этих тюрьмах раздавал Библии, книги. В домах для престарелых, а их было двенадцать, то же самое. Много было русских, которые не говорили по-французски. И меня, и сестру Ольгу Грикман просили их посещать, и мы часто это делали вместе. Господь благословлял. Но эта работа подходит к концу. Новых эмигрантов из России Бельгия не принимает.
Я сейчас на пенсии. Мне 66 лет. Но я продолжаю служение. Пришлось ограничить работу, здоровье уже не то, что было в молодости. «Но еще есть люди в рассеянии, и по всем провинциям Бельгии я посещаю дома престарелых. Программу «Голос друга» продолжаю вести. Посещаю членов церкви. Пока еще могу, стараюсь служить.
- Вернемся к радиопрограмме, которые Вы делали для миссии "Свет на Востоке", и Вашим контактам с миссией. Я понял, что Вы через брата Бранденбурга познакомились с миссией. На каком языке Вы общались с ним?
- На русском. Он очень хорошо говорил по-русски. Он родился в Латвии, в городе Рига. И я мог немного говорить по-немецки. Не хочу хвалиться, но у меня дар к изучению языков. Господь дал мне это для служения. Я говорю довольно хорошо по-английски, хотя посещал английскую школу в Америке всего несколько месяцев. Могу говорить по-французски, по-русски, по-украински и по-венгерски.
- Княгиня Софья Ливен, наша сестра в Господе, активно сотрудничала с миссией "Свет на Востоке". Вы ее знали?
- Да, да! Софья Павловна была у нас несколько раз. Свидетельствовала на съездах, на собраниях. У нас одно время проводилась большая работа в церквах; были крещения по нескольку раз в году. Софья Ливен бывала у нас и служила. Она хорошо знала брата Грикмана и его жену, была с ними в эмиграции в Париже. Я сам бывал во Франции, помогал в парижской церкви. Там служили брат Зарубин, брат Урбан. Я посещал их на протяжении многих лет. Сейчас собраний там больше нет.
- Есть ли в Бельгии союз баптистов?
- Есть, даже два. Но баптистов очень мало. Почему-то в Бельгии баптизм не очень привился. Тут больше лютеран и реформированных кальвинистов. Здесь государственной является реформатская церковь. Ее оно и поддерживает, платит проповедникам. А баптистов мало, всего несколько общин. Если на всю Бельгию тысяча человек будет, это хорошо. Я поддерживаю с ними контакт, они приглашают меня на съезды.
- Радиопрограммы сейчас готовятся и в России. Что бы Вы пожелали тем, которые ведут радиоработу в России, а также читателям журнала "Вера и жизнь"?
- Желание мое, чтобы они продолжали свою работу, пока можно это делать. Потому что я считаю, что радиопередачи - это благословенное служение. Ведь в годы советского режима сотни тысяч людей поддерживались духовно через радиопередачи. Я узнал это из писем. Вначале писем не было. В те годы каждое письмо было чудом.
- Были ли Вы уже на Украине?
- Нет, не был. Там у нас уже никого нет. Отец давно умер, вторая мама тоже умерла. Из семьи больше никого не осталось. Я никого не знаю. Из общин пишут и приглашают меня. Но мне трудно оставить здесь работу, потому что поехать туда на одну неделю не стоит. Если ехать, то нужно остаться хотя бы на пару месяцев. А кто будет делать работу здесь? Тут некому даже проповедовать. Мое здоровье начало шалить. Я перенес две операции. Жена больна. И с младшим сыном у нас большая беда случилась; он у нас серьезно болен вот уже двенадцать лет. Я хотел бы увидеть родину и молюсь об этом. И если Бог мне когда-нибудь откроет дверь, я буду рад.
- Спасибо, Василий Васильевич, за беседу.