Как мужик силу искал

Оксана Попеску

Мне моя бабушка в детстве на ночь одну и ту же ис- торию рассказывала про то, как в раю у человека все было: и жизнь вечная, и условия хорошие, и что Сам Бог ему, как отец родной был.

И еще рассказывала, что была тогда у человека сила необычайная, как теперь говорят, сверхъестественная, и что сила эта могла удержать от греха и от зла защитить. С нею управлял он садом райским, дела творил добрые и был, подобно Богу, непорочным и бессмертным. Хорошо все в том саду устроено было. Со всех сторон Бог творение Свое оберегал, заботился всячески, всем позволял пользоваться и еще жену в помощницы дал, чтобы одному одиноко не было. Только один запрет наложил: приказал не есть плода от дерева познания добра и зла, потому как если плод этот отведаешь – смертию умрешь.

Да только разобрало человека любопытство. Страсть как захотелось узнать, что же таит в себе плод запретный. А тут и змей-искуситель подоспел – нашептал жене клевету на Бога: так, мол, и так, не все права Он вам дал, не все знания открыл и обманул, сказав, что, съев запретный плод, умрете. И вот ведь, хитрец какой, знал, что жена слабее мужа и может не устоять в искушении. Тут, конечно, сам глава семьи тоже сплоховал, не остановил ее вовремя, не напомнил про силу чудесную, вот и упустил жену. А после и сам с ее белых ручек плод принял.

Про их грех Бог сразу дознался и тут же наказал. Сами виноваты, предупреждал Он их по-хорошему. Короче говоря, изгнал Он их из рая, жизни вечной и наследства лишил. Изгоняя, предрек: жене жить в скорбях и рождать в муках, а мужу пахать землю, не перепахать, да весь век бороться с ненастьями и бедами, потому как проклял из-за них Бог землю-матушку.

Вот так и остался человек по глупости своей ни с чем. Да мало того, что сам все потерял, он еще и весь род людской жизни райской лишил. Теперь люди маются по белому свету: съедает их тоска душевная, гложет пустота в сердце, душит страх беспрестанный, ведь беззащитен человек без Бога, все равно что сирота.

Немало воды утекло с тех пор, как я этот рассказ слышал, да мало что изменилось, а только, по-моему, еще хуже стало. И вроде бы век у нас – век гениальных изобретений, а напридумали все такое, что человеку только вред приносит. Ну, создали машины разные, на которых за один день можно всю Землю обогнуть, а они, самолеты эти, как мухи на морозе, падают и о землю разбиваются. А раньше как было: ездили себе тихонько на лошадях – безопасно и воздух чистый.

Кому же эти пластмасса да капрон нужны? Разве что только роботам, а людям приятнее шерсть и древесина. Огромных химических заводов понаставили, чтобы кулечки целлофановые делать. Закоптили небо, отравили воду, почву удобрениями искусственными умертвили – и рады. Зато в космос летаем. А я думаю, что человека в космос пускать нельзя – тому, кто у себя все поганит, в гостях делать нечего. Что изобретения эти?

Каким был человек простым смертным, от любого сквозняка ущербным, таким и остался. Только еще больше болеть стал, да такими болезнями, что сами доктора ученые, как лечить, не знают.

Тяжко в мире таком жить, тяжко и страшно, но хуже всего от- того, что внутри у тебя что-то ноет. Пусто там как-то и вроде жалеешь о чем-то. Вот как если бы у тебя что-то ценное было, а ты его потерял и найти не можешь.

И еще – страх: сколько он сил отбирает! За все боишься: за семью, за родных, что дом сгорит, что с работы выгонят, что не поймет тебя никто, не полюбит такого слабого и боязливого. Жить боишься, помереть боишься, сам себя и то боишься. Откуда во мне злоба такая? Я ведь маленьким был, каждую букашку берег, солнцу радовался, смеялся, плакал от души. А теперь, если что не по мне, готов разорвать всех и все на части. Угрюмым стал, недовольным всем. Что со мной? Рассказать бы это кому-нибудь, да некому. На работе, если узнают, засмеют. Да и жене такого не скажешь – кому понравится такой мужик, что в подол хнычет?

Говорят люди, что хорошо от страха ладанки и амулеты разные помогают. Ну, я попробовал. Накупил на рынке у деда заезжего этих амулетиков на весь аванс. Кругом понавесил: на себя, на стены, а оно все, как было, так и есть. Только еще больше бояться стал, вдруг амулет этот потеряю, а вместе с ним и счастье, что ли? Не то это – что-то другое должно быть, не проходящее, что ли.

Посоветовали мне на работе к нашей городской знаме- нитости сходить – к экстрасенсу, по-старому – к колдуну, значит. Растолковали, что он и гороскоп составит, где про меня все расписано: кем в прошлой жизни был, кем сейчас являюсь и кем в будущей жизни буду, и что порчу с меня за раз снимет, потому как от нее мне так тошно. Кольке, мол, водителю нашему, экстрасенс этот сказал, что был Колька в прошлой жизни императором японским, а в будущей – тибетским ламой станет. Поначалу Колька подумал, что это овца такая, и обиделся, а как узнал, что это монах, – зазнался, ни с кем теперь не разговаривает, простым шофером пахать не хочет, а только пьет в гордом одиночестве да о будущей жизни мечтает. Ну, я советы эти послушал, денег поднакопил, сумма-то немалая. И по адресу направился.

Недолго пришлось искать. Контора, или как его там, офис экстрасенса этого в нашем захудалом городишке ярким пятном выделяется. Кругом дома облезлые с окнами мутными; плешивые забегаловки да бабки с нехитрой торговлей на картонных коробках понатыканы, а у него, видать, дела неплохо идут. Фасад оштукатурен и свежевыкрашен, кусты чудно так подстрижены, словно пудели в цирке, ну ни дать ни взять – Европа. Брякнув дверным колокольчиком, захожу. В приемной секретарша сидит, волосы в синий цвет выкрашены, на меня искоса так глянула и спрашивает:

– Вы, мужчина, к доктору?

– Мне, вообще-то, к экстрасенсу, – ответил я.

– Ну, подождите минуточку, он сейчас освободится. Вы пока в кресло присаживайтесь, журнальчик полистайте, а я вам кофейку сделаю, а в следующий раз, когда к нам соберетесь, заранее позвоните и запишитесь на сеанс, – защебетала она синей птицей.

Я еще кофе недопил, как дверь открылась, и из нее с десяток мужиков вывалилось. «Неужто я не один такой?» – думаю. Следом за мужиками выскочил доктор, юркий, словно уж, и сразу к секретарше с указаниями:

– Милочка, разберитесь тут с клиентами без меня, выпишите им квитанции.

И неожиданно обернулся в мою сторону, сверкнув стеклышками от очков:

– Вы ко мне?

– Да, – ответил я как-то хрипло.

Доктор молча показал мне на дверь своего кабинета. Мы вошли в узкую, темную, без окон комнату, с виду похожую на туннель. Повсюду горели свечи и пахло ладаном, как в церкви.

– Присаживайтесь, – пригласил он, придвинув ко мне обитый красной материей стул. – Вы по какому вопросу?

– По личному, – ответил я и прокашлялся – от сильного духа благовоний драло горло.

– Да вы садитесь, садитесь, не смущайтесь.

С непривычки я оробел, но уж больно любопытно было узнать, что у него гурьбой мужики делали:

– Я смотрю, у вас тут народу много бывает...

– Это у нас сеанс лечебной терапии был. Массовое лечение гипнозом, слышали когда-нибудь о таком?

– Слыхал, как не слыхать? У нас полцеха закодированных.

– Очень эффективный метод, между прочим.

– Ну, не знаю. Наших-то только на один год трезвой загипнотизированной жизни и хватает, а потом хуже прежнего пьют.

– А вы что, тоже знаменитой русской болезнью страдаете?

Доктор щелкнул себя пальцем под подбородком и подмигнул.

– Нет. Меня не пьянка, а страх мучает, страх и пустота какая-то в душе.

– И какой же, позвольте спросить, у вас страх: врожденный или приобретенный?

– Не знаю, думал, вы скажете, – растерялся я.

– Ну, посмотрим.

Он подошел и стал водить над моей головой руками. Поводил, поводил, а после говорит:

– Вы, сударь мой, и тем и другим страдаете, так что будем лечить по полной программе – и порчу снимать, и нормальную судьбу делать.

– И сколько же она стоит эта нормальная судьба? – рискнул я узнать.

– 50 евро, да там, у входа, расценки висят.

– Ого, не слабо! Я, наверное, лучше пойду, мне такое не по карману, – засобирался я.

– Если у вас нет такой суммы, лечитесь у нас в кредит. Все оформим юридически, тут солидное заведение.

– Спасибо, не надо, может, само пройдет.

– Сама по себе только молодость проходит. Надумаете, возвращайтесь.

Доктор подошел к сейфу, достал графин и налил из него. Запахло спиртом.

– Всего доброго, – попрощался я уже у двери.

– Будьте здоровы, – пожелал мне доктор и плеснул себе в рот из стакана.

Выйдя на свежий воздух, я подумал: «Шарашкина контора, да и точка. Как бы этот маленький лысый человечек смог мне помочь? Хоть бы он сам себе помог. Нет, не то это».

Дни проходили незаметно. Наступила зима. На дворе стоял лютый мороз, но внутри у меня было еще холоднее. Пустота и страх леденили душу. В моей жизни ничего не менялось, хотя нет, менялось, – становилось хуже.

Я-таки потерял работу. Нас сократили всем цехом – у государства не было денег, чтобы платить людям зарплату. По новостям передавали о мировой нестабильности, экономической нестабильности. Какая нас там еще нестабильность ждет? Экологическая? Конечно, что эта планета Земля – висит, ни за что не держится в воздухе маленький голубой шарик, а вокруг него куски железа размером с город Токио летают, грозя кроху такую раздавить. Где же тут перестанешь бояться?!

Под Новый год жена принесла мне телефон какой-то психологической консультации.

– Сходи туда, Толь. Может, помогут чем. Я в газете читала, что американцы на психологов тратят миллионы своих долларов ежегодно, – уговаривала она меня.

– И что же у них у всех после лечения и проблем нет?

– Не знаю, там про это не написано...

– Если б им лечение такое помогало, – отговаривался я, – они бы денег столько не тратили.

Ну, она меня все же уговорила. Если ей что в голову взбредет – не отвертишься. Консультация эта находилась у нас в поликлинике. Я нашел двери, где красовалась табличка с надписью: «Д-р псих. наук Гнетова Любовь Ивановна». Постучался и вошел. У окна стояла полная, высокого роста женщина и что-то хлебала из чашки.

– Вы на прием? – спросила она, всасывая лапшу.

– А вы Гнетова?

– Угу, – полный рот мешал ей говорить.

– Ну, тогда к вам.

Не дождавшись приглашения, я сел. Наконец доктор доела и спросила:

– Ваше имя и фамилия?

– Горин я, Анатолий.

– Так что же вас заставило ко мне обратиться?

У меня не было желания ей о себе рассказывать, но пришлось, раз уж пришел:

– У меня, доктор, болезнь какая-то странная.

– Ну, я только странными болезнями и занимаюсь.

– Болит у меня такое место, которое научная медицина не признает.

Докторша удивленно вскинула нарисованные полосочки вместо бровей.

– Душа у меня болит, – пояснил я.

– Все наши проблемы у нас в сознании, – она постучала себе по голове, – будем лечить сознание, и все пройдет.

– Правда?

– Не сомневайтесь.

Хорошо, что у нас еще хоть что-то остается бесплатным. Я уже давно не работал, и лишних денег у меня, конечно, не было. Лекарства тоже не понадобились. Доктор объяснила, что мне просто нужно поверить в себя, научиться себя любить и не ломать голову над проблемами. Это что – стать самолюбивым нахалом, плюющим на всех, кроме себя? Что же это за лечение такое? Душа моя ныла по-старому, страх не проходил, и жизнь легче не становилась.

Время не шло, а летело. Раньше, когда я был еще пацаном, оно часто тянулось – я спешил стать взрослым и зажить хорошей и счастливой жизнью. Почему теперь моя жизнь унылая и бестолковая? Почему? Время уходит, а настоящего, важного ничего и не было. Тоска съедала меня, боль разрывала на части.

Я не выдержал и запил. Горько запил. Пил, чтобы не слышать упреков и жалоб жены; пил, чтобы не видеть перепуганных глаз детей. Я топил свою боль в вине, выжигал нестерпимую тоску. Жена забрала детей и ушла.

Я запил еще больше. Все, что тогда со мною было, не помню, но иногда в моей воспаленной голове всплывали мутные картины: кабак, незнакомые люди, подворотня, грязь, холод, боль... Чудилось, что это страшный сон, хотелось проснуться. Но хуже всего то, что тоска не сгорала; я сгорал, а она – нет. Водка помогала забыться на какое-то время, а волю отбирала навсегда.

Как-то я проснулся, или вернее, очнулся у себя в доме. Голова раскалывалась, а от тошноты выкручивало нутро. Я огляделся вокруг: трудно было поверить, что в этих комнатах когда-то было уютно и чисто. От затхлого воздуха темнело перед глазами. Шатаясь, я встал и распахнул окно. В комнату ворвался ветер, пахнущий сырой землей. Грязный снег таял... Я зажмурился, греясь в лучах яркого солнца.

Вдруг посреди двора остановились, здороваясь, двое прохожих: «Христос воскрес!» – «Воистину воскрес!» Меня как водой ледяной окатило: «Это что ж, уже Пасха, что ли? Сколько ж я беспамятствовал? Весна на дворе». От угрызений совести хотелось опохмелиться. «Нет, не буду. Не хочу больше, не могу. Да и все равно не поможет»,– решил я.

Вспомнилось детство – запах пасхальных куличей, тепло от печи, молитва и бабушкин рассказ о том, как у человека в раю все было. «Ведь была же сила когда-то! Боже Небесный, если Ты есть, услышь меня. Дай мне силу Твою, чтоб я жить мог. Помоги самого себя вернуть. Научи в хорошее верить, любить научи...»

Я плакал и молился, молился и плакал...

Постепенно мою душу наполняли тепло и свет. Страх исчезал, появлялся покой. Возвращалась сила, чтобы жить, верить и надеяться на лучшее. «Вот оно, подлинное...» – подумал я. Вдруг в прихожей хлопнула дверь:

– Ты дома? – прозвенел голос жены.

– Дома. Я вернулся...