Прямо сейчас

Вальдемар Цорн

Вечер. Я вышел на палубу подышать перед сном све- жим воздухом. Справа виднеется берег Эстонии. Корабль взял курс на Санкт-Петербург. Начало лета, и потому еще совсем светло. В Санкт-Петербурге нас ожидают воспетые поэтами белые ночи. Не мне одному нравится это время суток. На палубе еще несколько че-ловек. Возле поручней стоит высокая, стройная женщина лет восьмидесяти. Подхожу к ней.

– Прекрасный вечер, – говорю я в качестве приветствия.

– Да. Прекрасный, – отвечает женщина, не поворачивая ко мне головы.

– Как Вам нравится плавание?

– Господин Цорн, Вы ко всем пассажирам подходите? – повернувшись ко мне лицом, отвечает она воп-росом на вопрос.

Большие голубые глаза, правильной овальной формы лицо обрамлено густыми седыми волосами – красивая женщина. И сетка морщин не портит приятного впечатления.

– Стараюсь, – отвечаю я. – Извините, если помешал. У меня служение такое – разговаривать с людьми.

– Меня зовут Герда Н., – говорит, чуть улыбнувшись, моя собеседница. – Я охотно на корабле. Мне нравится непринужденная и в то же время очень духовная атмосфера в нашей группе. Но я никогда не думала, что когда-нибудь ступлю на русскую землю.

– Но здесь же не Россия...

– Мы идем в Санкт-Петербург.

– Ночевать-то мы будем на корабле.

– Это не имеет значения.

– А что Вы так?

Она долго не отвечает. Смотрит на удаляющиеся огни Таллинна, на шпиль церкви Оливисте. Мне кажется, что она уже забыла обо мне.

– Это отдельная, своя, грустная история.

– Мы на следующий год едем в Украину. Настоятельно рекомендую. Вам украинцы понравятся, Вы их полюбите, как их полюбил я.

– Не знаю, не знаю... Очень сомневаюсь. Спокойной ночи, господин Цорн.

– Спокойной ночи, госпожа Н.

* * *

Все гости прибыли, все рассели-лись по каютам. В группе человек 200. В основном, верующие, друзья миссии «Свет на Востоке», которым мы хотим показать Украину: познакомить их с церквами, людьми, историей. Мы хотим, чтобы они полюбили украинцев, и молились о них, и поддерживали наше служение в Украине.

– А вот и я! – на меня смотрят искрящиеся радостью голубые глаза пожилой женщины. Мучительно пытаюсь вспомнить, как это часто бывает, где же мы встречались и как зовут эту седую высокую, стройную женщину. – Я послушалась Вашего совета и решила проехаться по Украине, по Днепру. Посмотрим, правы ли Вы были.

– Очень рад, что Вы решились на эту поездку. – И вдруг вспоминаю прошлогодний разговор на палубе по пути в Санкт-Петербург. – Уверен, Вы не пожалеете.

* * *

Дни пролетели быстро. Про-грамма очень насыщенная, кажется, что мы уже месяц на этом речном корабле. Мы были в Кременчуге, Запорожье, Одессе, Сарате (это село в Бессарабии), Севастополе, Симферополе, Ялте. Теперь мы возвращаемся из поездки в дельту Днепра, где турагентство организовало нам встречу с населением рыбацкой деревни. Живут эти люди, конечно, не за счет рыбной ловли, но нашим туристам интересно посидеть за столом в летней кухне, пройтись по запутанным улицам и отведать украинских коронных блюд: вареников, голубцов, борща...

Мы прибыли в деревню на небольшом корабле, так как наш пароход по протокам не пройдет, и теперь возвращаемся с возбужденной группой делящихся впечатлениями туристов в неописуемой тесноте старого речного пароходика.

* * *

Замечаю Герду Н., которая си-дит на скамейке в проходе между палубами, прислонив голову к дрожащей перегородке и закрыв глаза. Я подхожу к ней и присаживаюсь на корточках рядом.

В проходах, на ступеньках трапов – везде люди. Перекрывая шум двигателей и гам туристов, прикасаюсь к ее руке и спрашиваю:

– Как дела?

Она открывает глаза, отвечает на мое прикосновение рукопожатием и отвечает грустно:

– Плохо. Очень плохо, господин Цорн.

И я вижу в глазах Герды Н. слезы.

– Что случилось? – спрашиваю встревоженно.

– Мы же были в Ливадийском дворце, в Ялте.

– Да, помню. Там страны-победительницы заключили договор о разделе Германии и переделе зон влияния в Европе.

– Я прошла по залам. Вы видели все эти военные фотографии там?

– Да, видел...

– Я прошла по залам и... и... Я видела эти смеющиеся лица молодых солдат, автоматы, фуфайки... – Герда закрыла глаза, и по ее щекам потекли слезы: – И все у меня поднялось. Как будто это было вчера.

– Что поднялось, госпожа Н.?

Она посмотрела на меня сквозь слезы долгим взглядом – и вижу, решилась.

– Прошлое. Очень давнее прошлое. Мне было двадцать, когда я переходила границу между западной и восточной зонами в Берлине. И... попала в руки русских солдат. Их было много. Это было ужасно...

Герда попыталась еще что-то сказать, но потом замолкла, закрыла глаза, и только подергивавшееся от сдерживаемых рыданий лицо выдавало ее муки.

Я взял ее руки в свои, сжал их и сказал:

– Вам нужно их простить.

– Я знаю... У меня пятеро детей, из них четверо – пасторы. Я христианка. Эти гогочущие солдаты, эти торжествующие победители, они вскрыли мои старые раны.

– Знаю. Вам нужно их простить.

– Это я тоже знаю.

– Вам нужно их простить прямо сейчас.

– Прямо здесь? Сейчас?

– Да. Давайте помолимся.

Вокруг нас шум, толкотня. Я сижу на затекших ногах на корточках у колен старушки – и мы беремся за руки. Она молится:

– Господь Иисус, Ты знаешь все. Я прошу тебя, помоги мне простить...

Я слушаю ее молитву и понимаю, что так она молится уже многие десятки лет. На ее молитву я не отвечаю «Аминь», а говорю:

– Вы же не можете молиться молитвой «Отче наш». Вам нужно просто и прямо пред Господом сейчас исповедовать, что Вы прощаете Ваших мучителей. И Он даст Вам мир и покой в сердце. Мир наступит не сразу, но Вы заметите, что процесс исцеления начался. Давайте помолимся.

– Ну хорошо, я попробую.

Мы опять беремся за руки, склоняем во всей этой суете и при всем окружающем нас шуме наши головы, и Герда молится:

– Отец мой Небесный, вот прямо сейчас я исповедую перед Тобой, что я прощаю мучителям моим, прости и Ты мне мое ожесточение...

Ее молитва, сначала слова ей давались заметно трудно, полилась свободно и искренне. Я помолился за Герду Н., попросил Господа простить ее мучителей и ее саму, поблагодарил за победу на кресте и еле встал с затекших ног. Поцеловав Герде руку, я пошел вместе с потоком гостей к перекинутому на пристань трапу. Мы прибыли в порт Херсона, где нас ожидал наш пароход.

* * *

На следующий день, когда я в ожидании обеда прогуливался по палубе, ко мне с сияющим лицом стремительно подошла Герда Н., обняла и сказала:

– Вы себе представить не можете, что у меня творится в сердце! Это такая радость, такая радость и свобода! Слава Богу!

И я рад за Герду. Лицо старушки стало еще краше: седой венец безукоризненно уложенных густых волос, правильный овал лица, сияющие голубые глаза – красавица.

– А откуда Вы знали, господин Цорн, что я не молюсь молитвой «Отче наш»?

– А я и не знал. Это Господь с Вами говорил, а не я.

* * *

Прошел еще один год. От нашей миссии я был в Нюрнберге на конгрессе христианских общественных лидеров. С выставкой миссии о нашем служении. На столике передо мной стопочка карт Восточной Европы и Центральной Азии с указаниями, где и какое служение несет наша миссия.

К стенду подходили многие. Один из них долго и внимательно рассматривал карту. Я ему сказал:

– Вы можете карту взять с собой, если желаете.

– Нет, не нужно. Я только смотрю, где тут Днепр. Моя мать прошлым летом была в поездке на корабле. Мне кажется, что во время этой поездки ее жизнь, как бы правильней выразиться, нашла свое завершение, исполнение... Она вернулась домой такая примиренная...

Он поднял голову, я увидел на бэйджике его имя и фамилию: Вернер Н. А он посмотрел на мой бэйджик и увидел мою фамилию. По его щекам потекли слезы, и он быстро опустил голову, чтобы справиться с волнением.

– Спасибо! – сказал он, крепко сжимая мою руку.

– Не мне... – ответил я.

Имена изменены