Однажды я поспорила с приятелем…

Надежда Орлова

Ну, если называть вещи своими именами, то почти поссорилась. Короче, бурно пообсуждала одну проблему. События разворачивались на праздновании чьего-то дня рождения. Гостей было много. После торжественной части наступило время «междусобойчиков»: приглашенные разбились на группы по интересам. Мужчины обсуждали ремонт автомобилей и нетипичные ситуации на дорогах, женщины – школьные программы и состав церковного хора. А мы обсуждали разводы. Теперь уже невозможно вспомнить, что послужило импульсом для такой трепетной темы, но развитие разговора было настолько бурным, что вскоре привлекло внимание всех. В комнате наступила пугающая тишина, столь часто сопровождающая накал страстей, прерываемая лишь нашими возбужденными голосами.

– Ты не имеешь права так говорить, ты не переживала подобной ситуации! – грозно вещал мой оппонент.

– Но Библия говорит по этому поводу… – робко пыталась возразить я.

– Ах, оставь, пожалуйста, – досадливо взмахивал он рукой, – ты не была на его (ее) месте! А вот если бы оказалась, то заговорила бы по-другому.

Мне стало неловко. Я, действительно, до неприличия счастлива в браке, поэтому испытала мгновенный и обжигающий приступ стыда. К моей досаде, в любых, даже самых непростых и взрывоопасных ситуациях, нам удавалось с мужем найти общий язык.

Многое было пережито вместе: и съемные квартиры, и болезни ребенка, и невыплата зарплат в, как теперь говорят, «лихие девяностые», и взаимоотношения с родителями (с обеих сторон), и трудности духовного взросления, и прочая, и прочая, и прочая. Во всех конфликтах, когда отношения обострялись, меня пугало только одно: что-то рушится в нашей жизни. Страх потерять эту неуловимую, но такую важную сущность, сковывал, и ссоры как-то сами собой увядали, сходя на «нет». Во время «разбора полетов» выяснялось: то же самое чувство потери чего-то жизненно важного охватывало и супруга, являясь и для него сдерживающим началом в разгоравшихся скандалах.

Мгновенно вспомнив все это, я покраснела, растерялась и забыла все аргументы. А речь между тем велась о том, позволительно ли верующим разводиться. При этом не рассматривались случаи садистского обращения, супружеской неверности, хронического алкоголизма и наркотической зависимости (чего уж об этом-то рассуждать?). Разговор шел о трудностях совместного проживания творческих личностей, несхожести характеров и разности взглядов на решение насущных проблем бытия. А также о невнимании одной половины к настроению и чувствам другой, к непониманию мужских потребностей в браке женщинами и женских – мужчинами. А еще о возможности заключения повторных браков уже по любви-с, поскольку предыдущие были основаны лишь на влюбленности (о, эта изворотливая мудрость определений и терминов). При этом была приведена такая масса убедительных примеров, что я со своими цитатами выглядела на их фоне бледно и неубедительно. К слову сказать, день рождения был «верующим», поэтому всем вокруг, тем паче моему собеседнику (проповеднику и пр.), были прекрасно известны все стихи и приводимые места Священного Писания. А вот примеры были красочны и интересны в своих подробностях, вызывали глубокое сочувствие и личное сопричастие.

В общем, я была наголову разбита. Мне посоветовали не быть ортодоксальной, смотреть на жизнь шире, помнить, что Библия содержит общие принципы теории, но практика требует специфического подхода. Кое-кто сочувственно успокаивал:

– Не переживай, традиционное воспитание дает себя знать, а так ты – неплохой человек.

Дома, пошмыгав носом, еще раз убедилась, что «не могу поступиться принципами» и ортодоксальным воспитанием.

* * *

Прошло несколько лет. Конец мая, окончание занятий в воскресной школе. Родителям предложили пройти в классы вместе с детьми, дабы торжественно отметить это событие. И вот мы, четыре мамочки, разлив чай и раздав каждому ребенку по печенью, уютно примостились на угловом диванчике, оставив стол в распоряжении детей. Говорили о важных вещах – школьных программах (ужасные, просто ужасные!) и составе церковного хора (куда смотрит регент?). Незаметно как-то перешли на проблемы воспитания и послушания любимых чад. Открыв рот, чтобы привести какой-то довод о родительском примере и семейных ценностях в свете Библии,поспешно его закрыла, вдруг осознав всю неуместность, а главное, нетактичность своей реплики, готовой вот-вот сорваться с языка: из нас, четверых, трое были разведенными матерями-одиночками, включая учителя воскресной школы, что вела занятия в группе моего ребенка. При этом разводы состоялись тогда, когда все уже были членами церкви, и никто из бывших мужей не был ни садистом, ни вероломным изменником, ни хроническим алкоголиком, ни наркозависимым. Хотя обвинения, выдвигаемые против них деятельно-религиозными женами, были железобетонными: один мало зарабатывал, другой был рохлей и мямлей, третий оставался неверующим, несмотря на все старания супруги привести его в церковь, хотя и не запрещал ей посещать богослужения и активно участвовать в жизни общины.

Щебетанье моих собеседниц еще тревожило слух, но смысл уже не улавливался, поскольку его просто не было во всех этих специфических подходах практики, напрочь оторванных от теоретических принципов Библии. Поток мыслей подхватил мое ортодоксальное сознание и унес его далеко от залитого майским солнцем класса, резвящихся в предвкушении летних каникул детей, озабоченных дисциплиной мамочек, автоматически то и дело поправлявших сбивающиеся с головы косыночки, подобранные в тон нарядным воскресным кофточкам. Было грустно и одиноко, и навязчивым лейтмотивом звучала пораженческая мысль: «Мы проигрываем, мы в меньшинстве». Кто это «мы»? Я и сама не знала в ту минуту: я и муж? Те, кто не развелся? А быть может, вот эти дети, что пьют чай, едят печенье и посещают воскресную школу?