Палата номер 12, или Четыре товарища

Павел Минаев

Территория веры

Накануне Рождества 2015 года, в военное время, мне предстояла вторая хирургическая операция. С горьким юмором я называл её «сбором металлолома». Дело в том, что мою коленную чашечку, разбитую вдребезги после автомобильной аварии в мае того же года, хирурги собрали и соединили с помощью стальных спиц и нержавеющей проволоки. Это средневековый метод, в цивилизованном мире так уже не делают, но я и этому был рад. Когда меня оперировали, шла война, по улицам города шли танки, громыхало так, что дома подпрыгивали. Врачи старались, и у них получилось, они – герои. Господи, спаси их души!

Как мне сказал хирург, настало время удалить весь металл из коленной чашечки, так как его долгое присутствие там неполезно. Надо, так надо, и вот я еду в больницу сдаваться врачам. Муки тяжкие! Так не хочется опять месяц лежать пластом при моём непоседливом характере. Была у меня возможность лечь в палату получше, покомфортнее (статус и ресурсы позволяли – спасибо Небу и друзьям по вере). Но, Господи, я же там взвою от одиночества! Внутренне говорю Небу: «Бог, хочу быть полезен Тебе и лежачим, в клинике буду рассказывать больным Твоё спасительное Евангелие. В какую палату Ты меня положишь, так тому и быть. Приму, Господь, как от Тебя».

Положили меня в палату номер 12 (цифра-то какая!). После операции завозят меня в неё осторожно на каталке медсёстры, в белых одеждах, «яко ангелы». Вижу – парень лежит на койке, заросший, забинтованный весь от темени головы до подошвы ног, а обе ноги его торчат вверх на растяжках, как зенитки. Здороваюсь, представляюсь Павлом, священником евангельской церкви, и настоятельно прошу в палате не ругаться матом. Этого я просто не выношу. Парень несколько смутился от такой удивительной просьбы, помолчал, а потом робко спросил:

– Отец Павел, а… курить можно?

Обрадовался я – сработало. Осмотрелся по сторонам – ужас-то какой! Я действительно попал: стены в палате облезлые, кровати убитые, бельё драное, в полу – дыры, стёкла в окнах изрядно побитые. Тусклый свет лампочки под потолком едва освещает эту мрачную картину. А за окнами больницы – война, глухо бухает канонада. Просто чёрно-белое кино. Машина времени существует, тебя словно переместили в страшное время Второй мировой.

***

К ночи палата наполнилась «возлежащими» – колоритные персонажи, скажу вам. Первым привезли Серёгу-старателя, худощавого парня лет тридцати пяти, с бегающими глазками и болезненным, помятым алкоголем лицом. Парень при деньгах, вахтовик, летает на север России, трактористом на золотых приисках работает. Его, местного поселкового авторитета, малолетки сегодня пырнули ножом в бедро в пьяной драке. Новое поколение поднимается – растёт молодёжь!

Последним в палату завезли молодого мужчину по имени Лёха. У него обе ноги были замотаны бинтами до колен, и раны сильно кровоточили. Он, как и все мы, рассказал нам причину своих горьких бед. Война идёт, работы нет, а пить и кушать хочется. Пошли они с другом по посёлку железо собирать. Чтобы, продав металлолом, выручить немного денег. Хозяин одного богатого дома выскочил с ружьём и пальнул по ногам нашему Лёхе, думая, что это они у него из усадьбы железную ограду стащили. Ноги у Лёхи сильно дробью посекло, а пальцев на правой ноге как не бывало. А у парня руки-то золотые. В молодости его Электроником звали, голова хорошо соображала в электротехнике. Весь посёлок тащил ему на ремонт приёмники и телевизоры. Расплачивались спиртным – и Лёха спился.

А главным в нашей палате был Санёк, который пьяным переходил трассу в неположенном месте. Его на большой скорости сбил крутой джип – ударил и умчался, даже не затормозив. Лежит бедняга в больнице уже несколько месяцев, безродный, весь переломанный. Он сумел запомнить номер машины, но всё бесполезно. Никто никого не ищет – время лихое, беззаконное. Он, кстати, тоже успел с автоматом побегать, повоевать.

«Хорошая компания», – мелькнуло в моём сознании. В палату медленно вползали тоскливые сумерки. А ночью тупая, далёкая боль не давала толком заснуть. Я дремал. Где-то в час ночи началась «дымовая атака» – покалеченные парни дружно закурили. К ним вернулась боль, обезболивающее перестало действовать. В комнате дым стоял столбом, и я реально начал задыхаться. Горький табачный дым уже дошёл до моей печёнки. А я ведь – лежачий, не могу выйти на свежий воздух. И так на душе муторно стало, хоть вой. И я внутренне кричу: «Господи, я уже не мо-гу! Не могу, Господи, довольно! Переведи меня, пожалуйста, в другую палату. Ты же знаешь, я с детства ненавижу табачный дым. (Как апостол Пётр молился в книге Деяния апостолов: «Господи, я же в жизнь не ел ничего скверного и нечистого…») А Всевышний тихонько говорит моему сердцу: «Павел, сын мой возлюбленный, а как же твоё желание рассказать ребятам Евангелие? Кто им, несчастным, скажет о любви и спасении Христовом?»

И в моё сознание вплывают мысли: «Господи, да Ты ведь оставил свежесть Неба, славу рая и пришёл в наш грешный мир, где полно грязи, боли, смрада, подлости, мерзости, тоски и смерти. Ты это сделал ради нас и нашего спасения! И неужели я не могу немножко потерпеть ради Тебя и Евангелия?! Господи, только дай мне терпения выдержать этот ад!» И Бог дал – попустило. Сквознячок скоро проветрил нашу палату: дверь была приоткрыта, а окна – дырявые.

Но это было ещё не всё. Часа в два ночи грянул бой. Как у Пушкина: «И грянул бой, Полтавский бой…» Я резко проснулся от жуткого крика соседа: «Огонь, огонь, огонь! Вперё-ё-ё-ё-ё-д! Башню поворачивай, ого-о-онь, ого-о-онь, пли-и-и-и!» Так продолжалось несколько долгих минут. Затем наш Лёха (да, это был он) постепенно умолк и до утра спал спокойно.

А утром он виновато, тихим голосом поведал нам свою печальную историю. В начале войны в Донбассе его, пьяного, за нарушение комендантского часа остановил военный патруль. Привезли в комендатуру, крепко избили и допросили. Узнав, что он в Советской армии служил танкистом, посадили на танк. Шесть месяцев он был механиком-водителем, участвовал в жестоких боях. Лупили они со всей дури из пушки и солдатиков на гусеницы своего танка наматывали. Не хотел он воевать – заставили. Потом наш Лёха сильно запил с горя, и выгнали его боевики из батальона. Но, увы, война для него не закончилась, она продолжается внутри его сознания: фантомные боли за былые грехи. И по ночам эта война выплёскивается жуткими кошмарами, как лава из жерла вулканов. По-научному это называется ПТС – посттравматический синдром. Мы стали нашего Лёху-танкиста называть Гудерианом. Был в Германии такой известный генерал танковых войск во время Второй мировой войны.

Утром в нашу палату началось паломничество. Шли и шли мои родные, братья и сёстры по вере проведать меня. Очередь в палату, как в мавзолей, дверь просто не закрывалась. Нанесли передачек немерено. В регионе идёт война, дефицит продуктов питания, а мой столик от еды ломится. Любовь Божия, явленная через них к недостойному и многогрешному рабу Божьему Павлу, потрясла меня до слёз. И не только меня: этот поток благодати был мощным свидетельством славы Бога, торжеством евангельской веры и жизни церкви Христовой. (Особенно усердствовал мой сын Денис. Он трогательно служил мне, лежачему, много дней. Спасибо тебе большое, сынок! Да воздаст тебе Небо сторицей! А я никогда этого не забуду.)

Как-то так получилось, что в нашей палате я первый стал на ноги и начал служить моим товарищам по несчастью. Это не я такой хороший, это Бог меня надоумил. Как говаривал апостол Павел: «Не я, а благодать Божия, которая во мне». Больничная пища была скудна, и я стал кипятить чай и подкармливать бутербродами всю нашу палату, благо продуктов на всех хватало. Смиренно служу ребятам, много читаю Библию, классику мировой литературы, а утром и вечером громко молюсь Господу Богу, воспеваю песни духовные. (Думаю: «А чего мне стесняться-то Господа моего?!») Палата затихала в это время, слушала. А через пару дней мы уже всей палатой повторяли «Отче наш». И потёк благодатный поток вопросов и ответов. Мы с ребятами дружно беседовали о Боге, о Христе, о смысле жизни, о вере, покаянии, спасении. О благодать! Сердца ребят открывались Евангелию, а я… а я чуть не плакал от счастья.

Р. S. Я до сих пор вспоминаю этих ребят в своих молитвах. Помолитесь, пожалуйста, и вы о них: о Саше-автоматчике, Серёге-старателе и Лёше-танкисте. Господи, спаси их души!