Вера и Жизнь 3, 1994 г.
- От редакции
- Ищущий находит
- Тропинка, ведущая к вере
- Мы - прохожие
- Жатвы много
- Говорила мать...
- Естественнонаучное знание и христианская вера
- К сведению
- Свобода в зоне строгого режима
- Несколько вопросов к читающим Библию
- Из поэтических тетрадей
- На вопросы читателей отвечает
- Христос соединяет
- Не помог мне талисман
- Зачем космонавту мяч?
- Домашние вещи
- Как спастись от страха?
- Ближе, Господь, к Тебе!
- Апокалипсис значит откровение
Естественнонаучное знание и христианская вера
Рихард Ноймайер
Естествознание на скромном положении
В связи с этим была осознана необходимость ввести в естествознание новую форму мышления — статистическую вероятность. В какой-то определенный момент на место вычисленной с большой точностью определенности становится относительная частотность. Так как в миллионах случаев в определенное время и в определенном месте было установлено наличие электрона в атоме, то можно предположить, что он там наличествует во всех случаях.
Вот пример для наглядности статистической вероятности. Если бы точными статистическими расчетами было доказано, что на Земле в течение года каждую минуту умирает сто человек, то можно было бы предположить, что и в настоящую минуту умирает сто человек. Совершенно точно это было бы невозможно подсчитать, однако вероятность говорила бы за это.
Естествоиспытателям, привыкшим иметь дело с точнейшими расчетами, очень трудно оперировать во время исследования категориями вероятности и возможности. Альберт Эйнштейн с ней никогда не мог полностью согласиться. «Бог не гадает!» — возразил он на новое открытие, не будучи, однако, в состоянии дать другое объяснение наличествующему факту.
Таким образом, мысль об абсолютной исчислимости своей господствующей позиции в естествознании удержать не смогла. Поле исследования пришлось ей разделить с мыслью об относительной вероятности. Что прежде считалось безусловным, теперь принималось как вероятное, возможное. Место законов стали занимать правила.
Каждый отдельный результат исследования, прежде чем стать достоверным, должен был подтвердиться миллионами других результатов.
Артур Эддингтон, английский астроном и физик, установил нечто удивительное: «Слово «невозможно» исчезает из нашего словаря». Джеймс Джинс (1877—1946 гг.), английский математик, сказал: «Ничто не может быть исключено как невозможное». Что прежде считалось невозможным, теперь рассматривалось как крайне невероятное.
Один исследователь выразил однажды такую мысль: «Крайне невероятно, однако естественнонаучно вполне возможно, чтобы к каменщику, работающему высоко вверху на лесах, снизу сам собой прилетел бы в руки кирпич. Даже если в жизни такого никогда не случалось, закон природы этого не исключает».
Разумеется, что естествознание, как и прежде, работает по законам причины и следствия и достигает тем самым великолепных результатов. Оно запускает спутники на заранее точно рассчитанные космические орбиты, летает на Луну и устраивает встречи космонавтов в космосе. Однако естествознание знает, что законы, по которым оно работает, в конечном счете являются правилами, у которых могут быть и исключения. Если его расчеты иногда не оправдываются, это расценивается не как несостоятельность закона природы, а всего лишь как исключение из правила.
Так что удивительные достижения науки в наше время никак не меняют отчаянного положения естествознания относительно изучения единственно верной действительности.
Пока ничего не подозревающие поклонники естествознания пребывают в своем высокомерии и упиваются его успехами, само естествознание остается трезвым.
Место для веры в Бога в сфере сегодняшнего познания природы
Христианская церковь правильно делает, когда внимательно и осторожно оценивает новые открытия в познании природы, ибо существует опасность попасть в зависимость от естественнонаучно окрашенных философий.
Неоспорим тот факт, что с низвержением механицизма неверие лишилось своей естественнонаучной опоры. Прошло то время, когда неверие можно было обосновать познаниями мироздания. Того, кто сегодня еще утверждает, что его естественнонаучное мышление не позволяет ему верить в откровение Бога через Иисуса Христа, можно спросить, не устарело ли его естественнонаучное мышление? Естествознание никого уже не принуждает к неверию.
Однако и к вере оно никого не принуждает. Оно не является фундаментом христианской веры.
Не следует считать, что христианский опыт должен совпадать с научным познанием природы и дополнять его. Первый этаж — познание природы, второй этаж — опыт веры, чердак — непознаваемое — так здание мира вовсе не выглядит. Нельзя нам снова возвращаться к Аквинскому, по которому природу совершенствует благодать. Поэтому и топчутся на месте современные богословы, которые мыслят философскими категориями. Кто, например, говорит о Боге как о «глубине бытия», попадает в опасную близость к «высшему бытию» греческой философии. Кто называет Бога причиной нашей суетности, тот довольно близок к греческой метафизике. А кто утверждает, что Бог не существует, а лишь совершает, — не опирается ли тот на философский вариант современного познания природы, согласно которому начать что-либо можно только лишь с процессом, но не с бытием?
Этим новым речам о Боге покровительствует не кто иной, как бог философов, индентификация которого с Богом Библии однажды стала для христианской церкви столь роковой.
Совершенно однозначно это выражено в так называемом «Богословии после смерти бога». Кого, как не бога философов, который не смог идти в ногу с современным мышлением и в победном шествии успехов естествознания застрял на полпути, похоронили тогда?! Не христианская, а псевдохристианская вера лишилась центрального положения.
Место для библейских чудес
Нет-нет, да кто-нибудь и поддастся искушению с помощью познания природы реабилитировать перед обществом библейские чудеса. Бесспорно, естествознание своим утверждением «нет ничего невозможного» дает простор всевозможным чудесам, но было бы неумеcтно отнести сюда и чудеса из Библии.
Было бы очень опасно утверждать, что при каждом засвидетельствованном в Библии чуде налицо одно из тех возможных исключений из естественнонаучного правила, когда «кирпич сам летит на стену». Такие поспешные выводы не способствуют христианской вере и не препятствуют неверию.
Чудеса в Новом Завете относятся к другой области и одновременно к другой категории. Они — часть нового мира, начавшегося в Иисусе Христе. Их называют «сопутствующими знаками», то есть они сопровождают распространение Благой Вести и как таковые вписываются в рамки покорения мира Иисусом Христом. Они являются как бы предтечами грядущего нового творения. Чтобы их объяснить, надо бы знать законы нового мироздания. Попытка вместить их в нынешний порядок природы изначально ошибочна.
Чудеса Ветхого Завета по своему существу также относятся к грядущему новому миру. Ибо «День спасения», наступивший в день смерти Иисуса Христа на Голгофе, громко возвещает о себе уже в ветхозаветное время. История израильского народа так же неотделимо связана с откровением Бога в Иисусе Христе, как утренняя заря с наступающим днем.
Таким образом, библейские чудеса не являются остатками вчерашнего мира, которыми мы, христиане, можем пренебречь, а предвестниками мира будущего, к которому мы внутренне уже принадлежим. Зная это, мы спокойно относимся к надменному суждению тех, которые о грядущем новом мире не имеют ни малейшего представления.
Наступление нового мира
Мы подошли к основной проблеме в дискуссии между естественнонаучным мышлением и христианской верой. Это схватка двух миров — уходящего и грядущего, старого и нового.
Все люди, искренне исповедующие христианскую веру, относятся к новому творению. «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5:17).
Тому, кто не имеет живой веры в Иисуса Христа, нас трудно будет понять. И все же мы просим обратить внимание на ядро христианского опыта и понимания. Ибо без определенного подхода к вере вряд ли можно понять, почему христианское мировоззрение должно взорвать горизонты научного познания природы.
Где мы говорим «быть христианином», Новый Завет говорит «быть во Христе». Это значит иметь личную связь с Иисусом Христом, быть движимым Его Духом, принадлежать Его миру.
С новозаветной точки зрения, с откровением Бога через Иисуса Христа началось новое творение. Иисус Христос — новый человек, носитель и посредник нового человеческого бытия. Он вносит Божью сущность в человеческое бытие. Вечная жизнь, как у Бога, непреходящая сущность, которая свойственна Богу, отличают этого нового человека от старого. Божья сущность сама передается от Иисуса Христа «всем верующим в Него», то есть всем доверившимся Ему и так соединившимся с Ним, что Он может даровать им то, что у Него Самого есть.
В окружении Иисуса Христа рождается новое человечество именно из тех людей, которые в Него верят, то есть которые становятся с Ним одно. Через Духа Своего Он творит в них сердце новое. Они учатся мыслить и чувствовать, желать и хотеть, любить и надеяться так, как Он. После их смерти Он преобразит и тело: новое сердце будет вложено в новый организм. Только так человечество обретет свое совершенство.
В конечном счете это приведет к обновлению всего творения. «И сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8:21). Характер Божий, передавшийся от Иисуса Его народу, победит во всем творении: «Тленное сие облечется в нетление» (1 Кор. 15:54).
Этот процесс обновления, в начальной стадии которого мы как дети Божии уже находимся, приводит к тому, что мы другимкажемся чужеродным телом, не от мира сего. Те, другие, — от мира сего, мы же — от грядущего, которого они еще не знают.
Однако мы к сему миру относимся не презрительно. Мы воспринимаем его таким, какой он есть, помня, однако, о его бренности. Мы знаем, что живем в преходящем мире, для которого мы должны быть солью, но к которому мы не должны привязываться сердцем. Мы пользуемся тем, что он нам дает, но не ищем того, чего он дать не может, — нашего окончательного умиротворения, и не считаем его нашей вечной родиной.
Мир с христианской точки зрения
Наш мир предназначен не для вечности. Он преходящ. Лишь тот, кто видит и воспринимает его таким, относится к нему со всей серьезностью. Кто рассматривает его как постоянную величину, несерьезно относится к его сущности, ибо его сущности определено исчезновение. Он с самого начала, от своего сотворения, и по своему назначению является временной величиной. Он создан как мир преходящий.
Мы также можем сказать, что этот мир создан для будущего. Не следует только думать, что он такой, какой он есть, имеет будущее. В таком виде у него будущего нет. Он предназначен для преображения. Будущее у этого мира есть лишь на пути возрождения. Примерно такое будущее, какое имеет орех, попадая в землю и затем возрождаясь в виде орехового дерева.
До тех пор, пока в естествознании это не учитывается, к миру будут относиться недостаточно серьезно. К человеку также относятся несерьезно. Ведь он ищет непреходящего. Разве не по этой причине человек из естествознания моментально делает себе эрзац-религию, если естествознание не пытается опровергнуть неверное мнение, будто оно господствует над всем миром?!
Разве наши естествоиспытатели не видят, как целые слои населения поднимают естествознание в ранг религии? Всеми средствами ученые должны были бы бороться с этим бесчинством, заботясь как о чистоте науки, так и о будущем человечества. Как они могут молча смотреть на то, что массы людей сами себя обманывают и бессовестные люди способствуют этому самообману затуманиванием всего духовного ландшафта?!
Это затуманивание отрицательно влияет не только на христианство, но и на естествознание. Последнее, однако, и в собственных интересах не должно допустить, чтобы его возвели в абсолют, в религию, и чтобы его успехи обожествляли.
Я глубоко убежден в том, что природу саму по себе познать нельзя. Лишь тот, кто рассматривает мир как одно целое, может познать природу как часть его. Я рад, что известные исследователи все больше сознают это, занимаясь даже меньше богословскими, чем философскими вопросами. Уже одно лишь название книги Гейзенберга «Часть и целое» является в этом направлении лучом надежды.
Так как наш теперешний мир устроен в расчете на грядущий, его без этого грядущего невозможно понять до конца. Лишь зная бабочку, можно по-настоящему познать гусеницу. Лишь тот, кто видит грядущий мир, способен по достоинству оценить преходящий.
Созидание мира и его завершение
Библейская космология не знает законченного мироздания. Описанное в книге Бытие, 1—2, сотворение мира представляется незавершенным. Законченным оно является лишь по истечении мировой истории, в Откровении, 21 и 22, как новый мир после исчезновения старого. Выражения «светопреставление» Библия не употребляет, она говорит о бренности мира. Конец света нельзя отождествлять с крушением морского судна, во время которого все уходит на дно и раз и навсегда гибнет. Его скорее можно сравнить с состоянием семени в земле, из которого произрастает новое растение.
Естествознание должно было бы принять положение о конце света, так как преходящая природа, исследованием которой занимается наука, несет в себе начало непреходящего, вечного.
Познание природы и христианская вера
Возможно ли, чтобы наши естествоиспытатели занялись познанием Иисуса Христа? Сказать «да» новому миру, конечно, невозможно без того, чтобы не сказать «да» в отношении Его, Иисуса Христа, — центру нового мира. Но как старый мир приобретает смысл лишь с появлением нового, так и старый человек, в Библии он назван Адамом, получает осмысление лишь с появлением нового, называемого Христом, вошедшим в историю как Иисус из Назарета.
Иисус Христос явился в мир как Создатель и носитель всего творения Божьего. По Библии весь мир с самого начала устроен Им: «Он есть прежде всего, и все Им стоит» (Кол. 1:17).
«Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть « (Ин. 1:3).
Этим объясняется и весть о примирении мира с Богом, которая для многих является преткновением. Так как все совершилось через Христа и Он является посредником всего сущего, то Он и за все несет ответственность, и может за все поручиться. Взяв на Себя ответственность за творение, Он может поручиться и за все человечество, бросив на весы ради блага людей Свою жизнь.
«Слово о Кресте» не так антинаучно, каким может показаться на первый взгляд. Разве человек при полной отдаче своей жизни не проливает свою кровь? Почему тогда нельзя говорить о «дорогой Крови Христа», когда нужно подчеркнуть, что Христос как вечный гарант мира не пожалел собственной жизни, чтобы спасти людей от погибели и привести их к цели своего назначения?
По праву можно спросить: от какой погибели? Прежде всего от той, которую мы называем бренностью, свойственной нашему миру. «Ибо прах ты и в прах возвратишься» — так звучит приговор человеку. Если он распался на атомы и перестал существовать, он не является человеком в смысле Библии. Именно от этой судьбы его нужно уберечь, от этого порочного развития спасти, потому что такой конец противоречит его назначению и способностям. Быть человеком значит быть партнером Бога и как таковой стать вечным, славным, равным Самому Творцу.
Бытие человеческое, обреченное на исчезновение, не было бы человеческим бытием. Здравый человеческий ум решительно противится подобному извращению истины. Вся история человечества отвергает это: будь то религиозная, культурная или общественная ее сторона.
Всякий человек, оставшийся хоть чуточку верен самому себе, видит свою вину именно в том, что он не стал самим собой, что его человеческое бытие не соответствует тому, кем он обязан быть перед самим собой, перед другими, перед миром и его Творцом. Наше глубочайшее несчастье заключается именно в несоответствии нашего бытия нашему назначению.
И вдруг является Иисус Христос со своими божественными возможностями и говорит нам, что Он готов сделать все, чтобы положить конец этому нашему ужасному положению. Он выводит нас из состояния задолженности перед Богом и самим собой и приводит к цели нашего назначения. Таким образом мы не обречены навсегда оставаться в нашем горестном положении.
Преодолимым стало для нас не только старое человеческое бытие. Иисус Христос принес в наш мир и новое сердце. Свойственное Ему вечное начало завоевывает наш мир. Для мира началось освобождение от рабства бренности. Божественная жизнь, в которой Он дает нам участие, в конце концов установится во всем мире.
Преодоление зла в мире
Спасение в библейском смысле все же больше, чем освобождение от рабства бренности. Естествознание в рамках своих исследований с трудом понимает, что нас, людей, вызволять надо из более глубокой пропасти, чем из несоответствия нашего бытия нашему назначению.
В конце концов человечество имеет историю, которую и естествоиспытатель не смеет игнорировать. И эта история полна столь жутких пропастей, что в наличии злого духа не приходится сомневаться. Поэтому всеобъемлющее спасение включает также и освобождение от власти зла: «Приобретенные и освобожденные от всех грехов, от смерти и от власти дьявола», — говорит Мартин Лютер.
Для всех сознательно идущих путем веры это больше, чем догмат веры. Полагаясь на живого Христа, мы убеждаемся в истине и действительности написанного о Нем.
Мы свою христианскую веру не выставляем напоказ, так как знаем об ограниченности и слабости нашей веры.
Но нам известна и ее значимость. Наша вера подобна маленькому ростку, из которого при нормальном развитии вырастает большое дерево. «Мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин. 3:2).
Это знание наполняет нас большой радостью, глядя на себя и на наш мир. Если новый мир еще стоит у своих истоков, то эти истоки уже охватывают весь новый мир.
Естественнонаучное мышление и христианская вера — если кто и не может объединить это в одно целое, того мы все же просим считать нас убежденными христианами и не избегать дискуссий с нами. Если масштабами и критериями естествознания и не удается подойти к ядру христианского благовестия, то дискуссия с христианами никогда еще не наносила вреда научности.