Ищущий находит

Николай Водневский

«Ко Мне обратитесь, и будете спасены» (Ис. 45:22).

7 августа 1948 года в тихий послеобеденный час я услышал осторожный стук в дверь:

— Пожалуйста, войдите!

В комнату вошел коренастый мужчина лет пятидесяти, с ясным и прямым взглядом, с мягкой, привлекающей улыбкой на круглом, чисто выбритом лице. Он снял шляпу, затем роговые очки и, протирая их, спросил:

— Скажите, пожалуйста, вас интересует духовная литература?

Медленно открывая свою сумку, гость продолжал:

— Это ценное слово, хлеб для души. Читающий не пожалеет...

В тот вечер я сидел до позднего часа и читал предложенные мне книжки. Казалось, посетитель знал мои сокровенные мысли, мои недоуменные вопросы. В этих книжках я нашел ответ. В них я нашел убедительные доводы в пользу живой, спасающей веры по Евангелию. Особое впечатление произвела на меня брошюра Л. Д. Муди «Покаяние и примирение». Автор писал о переживаниях верующего человека, которые мне не были известны. Я сверял тексты с текстами в моей Библии и удивлялся, что до сих пор их не замечал, хотя и читал Библию. В сердце проник стих: «Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден». А кто же, собственно, я? Верующий или неверующий?

Этот вопрос неотступно следовал за мною, и я желал найти на него точный ответ.

Жене не нравилось мое увлечение духовными вопросами, они отнимали много времени. Волнуясь, она не раз повторяла:

— Не к добру это дело...

— Я должен проверить себя по Слову Божьему и узнать, какой же я верующий. Вот из Евангелия я узнал, что и «бесы веруют» и знают, что Бог есть, знают также, что Христос умер за грешников и воскрес, а что толку, если бесы Богу противятся? Может, и я просто лицемер? Обмануть себя можно легко. И называть себя можно как угодно, а вот я вижу, апостолы говорят иначе: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы» — оправдывалсяя перед женой.

Через несколько дней, возвратившись с работы, я встретил в моей комнате знакомого.

— Ну, как книги? — спросил он, вступая первым в разговор. — Понравились?

— Такие книги не могут нравиться или не нравиться. С ними можно согласиться или не согласиться, — ответил я.

— И как же, согласились?

— Почти! Но у меня в связи с этим возникли вопросы.

— А мы их разберем, если хотите. Библия на них ответит, а Бог поможет уяснить. Ведь Бог все предусмотрел и ничего не упустил из того, что нам нужно знать о спасении души.

Прежде чем начать беседу, он открыл Евангелие и прочел: «Без Меня не можете делать ничего».

— Так сказал Христос, — добавил он. — Поэтому прежде, чем начать беседу, хорошо было бы помолиться.

Я охотно согласился и хотел выйти из-за стола, чтобы стать перед иконой, что сиротливо висела в углу комнаты, но мой знакомый, встав, уже начал молиться:

— ....Боже, Духом Святым открой наш ум к уразумению Писания...

Сердечность и простота его молитвы произвели на меня невыразимое впечатление. Я почувствовал, как молитва расположила мое сердце к принятию евангельских истин.

И все-таки наша беседа не была вполне мирной. На многие вопросы мы имели разные взгляды.

— Согласиться, что такие люди, как преподобный Серафим, подвижник Саровский или Иоанн Кронштадтский, непогрешимые святые, вдруг способны были ошибаться и заблуждаться? Нет! Этого я никак не могу допустить, — возражал я.

— Кто же для вас авторитетнее: человек, пусть даже святой, или Бог; предания людей или Евангелие Христа, Слово Божие? — спрашивал знакомый.

— Конечно, Евангелие!

— Тогда послушайте еще раз, что говорит Евангелие!

Он читал стихи и целые главы, отвечающие ясно и просто на все мои вопросы. Но ни убедительность Слова Божия, ни наглядные примеры, приводимые собеседником, не могли рассеять укоренившегося во мне мнения об иконопочитании, о молитвах за умерших, о церковных формах и обрядах.

— Это остатки иудейства и язычества! Человеческие выдумки! — объяснял мне мой знакомый. — В новозаветной, первоапостольской, церкви мы ничего такого не находим. Вот Евангелие, вот Деяния Апостолов! Найдите мне хоть одно доказательство, и я немедленно соглашусь с вашими доводами, откажусь от своих убеждений...

Действительно, мне было о чем подумать. Я признавал Евангелие как Божье откровение и в то же время ему не доверял. Пришло сомнение в достоверности происхождения так называемого «нерукотворного образа» Иисуса Христа. Не нашел я в Евангелии описания того, как Иисус Христос при восхождении на Голгофу вытер пот с лица и на полотенце отпечатался Его образ.

«На самом деле, — думал я, — почему же ни один евангелист не упоминает об этом? Разве это маловажный факт? Разве такое событие могло остаться незамеченным учениками? Разумно ли поэтому основывать верование на преданиях и сказаниях человеческих, пренебрегая Писанием? Не об этом ли говорил Христос иерусалимским книжникам и фарисеям: «Зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего?» и еще: «Вы устранили заповедь Божию преданием вашим»? Не лучше ли поверить Слову Евангелия и принять его так, как оно написано? А сколько таких преданий живет в народе! Не отсюда ли все наши заблуждения и ошибки?»

Интерес к Евангелию рос у меня с каждым днем. Теперь я читал его не из страха, а ради хлеба жизни, читал с каким-то особенным желанием, как будто в первый раз, чтобы проникнуть в сокровенный смысл простых Христовых изречений. Вот Он, небесный Учитель, говорит самарянке у колодца Иаковлева: «Настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине».

Так прошла неделя. Рождались новые вопросы, новые сомнения.

Вечером 13 августа мой новый знакомый посетил меня снова. На этот раз мы говорили о роли православия в русской государственности. Этот вопрос удерживал меня от принятия истины.

— Нельзя же не признать факта, что православие способствовало объединению Руси, укреплению и росту русского государства. Как же теперь можно от него отречься? — спрашивал я собеседника. — Это наши исторические корни...

— Правда! — отвечал он спокойно. — Факты говорят сами за себя. Религия связывает людей воедино, тем более христианская. Она играла положительную роль в утверждении национального самосознания русского народа. Но есть и другие факты. Спустя тысячелетие это же православие сыграло немаловажную роль в разложении этого же государства. А как? Отходом от истины Христовой. Вспомните, что народ говорил о священнослужителях? И это были не анекдоты, а горькая правда! Разве своею жизнью духовенство не отвергало учения Христа? Не отсюда ли пошли ростки безбожия? Америка, например, обошлась без православия, — продолжал собеседник, — а смотрите, какой прочный фундамент заложен! Свободолюбивый, справедливый, истинно евангельский...

Эти и подобные им высказывания обижали мои патриотические чувства и настраивали меня против собеседника.

— Я ценю славные исторические страницы моей родины, а они связаны с верой моих предков, — горячился я.

— Почему вы говорите о «славных» страницах только? А куда девать «бесславные» страницы? А они есть, и их немало... Их не вычеркнешь. И потом, если «славная» вера предков не дает лично мне нужной силы, чтобы побеждать грех, если не приносит мира душе, не дает уверенности в спасении, тогда для чего она мне нужна? — закончил мой знакомый, прощаясь со мной в коридоре.

Эти слова легли в основу моих размышлений.

Однако я заранее уже решил, что взгляды евангелистов, хотя хороши и правильны сами по себе, но для меня лично никак не подходят. Я молодой человек. А у них, извольте: выпить — грех, закурить — грех, кинотеатр — грех. Не для меня это...

Был поздний час, а впечатление от последней беседы меня не покидало. Думалось: неужели тот путь, которым я теперь иду, не приведет меня к спасению? Совесть мне подсказывала, что Бог не может удовлетвориться моей греховной жизнью, да и жизнью всех моих единомышленников. Уж слишком много мы любим и делаем того, что противно Богу и что противоречит духу Евангелия. В воскресенье утром зайдешь в церковь, перекрестишь лоб, а вечером сидишь у патефона за рюмкой водки с бесшабашной песней, будто и нет Христа и не было Голгофы, будто все так и надо. Где же христианский идеал? Где святая жизнь, где цель, где подвиг?

В тот вечер мне ничто другое не шло в голову. «Мой собеседник, — думал я, — не пустобай, не «уговорщик». Он не подслащивал своих слов. Он поставил передо мной весьма серьезные вопросы, и я должен разрешить их во что бы то ни стало.

Я лег спать, но мысли продолжали работать в том же направлении: «Неужели эта маленькая кучка людей, называющих себя евангелистами, стоит на истинном пути, а подавляющее большинство людей ошибаются?»

Мне припомнились слова Христа, прочитанные вечером: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».

Значит, согласно Писанию, истина будет принята немногими людьми и подлинных последователей Христа будет немного. А большинство — кто они? Духовные мертвецы? Лицемеры? Безбожники? Значит, мое заключение, что правда определяется большинством, в корне противоречит словам Христа: «немногие находят...»

Потом мне припомнилась молитва собеседника. Он, евангелист, благодарил Бога за спасение своей души от гибели и за вечную жизнь, которую он получил во Христе и имеет уже сейчас.

«Вот этого я никак не мог бы сказать в моих молитвах. Как можно говорить о том, что я спасен, когда я в этом не уверен? Знать о том, что Бог простил и принял меня, было бы для меня ценнее всего на свете. Но возможно ли это? Нет, я не могу остановиться на полпути. Я пойду дальше. Я буду искать полной истины и не успокоюсь, пока не найду ее», — твердо решил я в душе.

Было далеко за полночь, когда я снова поднялся с кровати, подошел к иконе и пал на колени:

— Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, — читал я шепотом молитвы. — Верую во Единого Бога, Отца Вседержителя...

Жена проснулась и с горечью сказала:

— Ну, милый дружок, довольно! Завтра твоему «пророку» дверей не открою... Нечего мутить тебе голову!

— Спи спокойно, — ответил я. — «Пророк» завтра к нам не придет. Я сам к нему пойду. Он порядочный, умный человек. Вопрос, который он пробудил в моей душе, очень серьезный, решать его надо и тебе, и мне.

Бессонная ночь казалась долгой и томительной.

Вот и августовское утро, солнечное и красивое. Через открытое окно врывается ветерок, доносится щебетание птичек. Суббота. Мне не нужно идти на работу. Но и это меня не радует. Я решил направиться к старому и близкому другу, человеку бывалому, рассудительному, честному, и обо всем ему рассказать. Ему я всегда доверял, с его мнением считался. Друг мой жил на окраине города, в тиши вишневых садов, верстах в пятнадцати от моей квартиры, и я поехал к нему на велосипеде. У моста дорога шла в гору, и я слез с велосипеда. Взад и вперед сновали машины, противно дребезжали неуклюжие мюнхенские трамваи. Город, как разрытый муравейник, шумел, гудел и суетился. Разбитые и полуразбитые дома, обгоревшие сады, камнем выложенные берега Изара, шум водопада — картины чужого города навевали еще более грустные думы о моем прошлом, безысходном настоящем и неизвестном будущем. Вспомнил родную деревню, и тоской наполнилось сердце. Русские люди-односельчане, простые, отзывчивые земляки, где вы сегодня? Знаете ли вы, что я жив, да, жив, да что толку? Вот и в войне уцелел, а почему я так несчастен? А что такое счастье? В чем оно заключается?

В эту минуту я увидел на тротуаре окурок, конец которого был окрашен губной помадой. Нестерпимо захотелось курить, мутило в голове. Несколько дней прошло с тех пор, как я решил (не первый раз) покончить с курением, но вот... Как удержать себя от соблазна? Затянуться бы разок, чуточку... На душе легче стало бы.

Осмотревшись кругом, я нагнулся и поднял окурок. Началась знакомая уже мне борьба двух духов. Я видел в себе самом два человека, противоборствующих один другому. Кто из них победит? На чью стану я сторону?

Этот как будто бы незначительный случай открывал предо мною великую истину. Ища спички по всем карманам, я разговаривалсам с собой:

— Тряпка ты, а не человек... Думаешь о мировых проблемах, а свою личную, маленькую проблему не можешь решить. Говоришь, мелочь? А людей не постеснялся, поднял окурок. Говоришь, у тебя сила воли... А вот прикуришь и будешь наслаждаться окурком какой-то, может быть, больной уличной девки...

К счастью, спичек в кармане не оказалось.

— Врешь, — сказал я сам себе и притом так громко, что мне самому стало неловко.

«Не обманывай сам себя и не говори, что ты — человек, верующий в Бога Всемогущего, — упрекал я сам себя. — Что же это вера твоих предков не помогает тебе одержать победу над такой мелочью, как табак? А что тогда говорить о другом, более серьезном? Зачем нужна тебе такая вера? Жить и постоянно грешить можно и без веры».

В этот момент я изменил свои планы. Решил поехать на евангельское собрание. Адрес был в кармане. По дороге я растирал пальцами окурок так медленно, будто совершал над ним казнь. Табак с бумагой крошились и падали на мостовую.

К четырем часам я был во дворе молитвенного дома. Из серого придавленного к земле здания доносилось стройное пение:

Я слышу: голос Твой
Зовет меня к Тебе —
Омыться Кровию святой,
Пролитой на кресте.

«Не меня ли зовет этот голос? Зовет ко кресту Христову, зовет к вере, к новой жизни? Не покончить ли здесь с моим душевным разладом?» — спрашивал я себя.

А когда я открыл двери и сел на последнюю скамейку, в душе началось прежнее борение двух духов. Один говорил: «Беги отсюда. Зачем ты здесь? Кто поймет тебя и кто поможет?» А другой: «Куда пойдешь? Спешить некуда. Посиди да послушай. Что ты теряешь?»

И я остался в собрании.

Особо волнующее впечатление произвели на меня молитвы верующих: тихие, сердечные, простые, сдержанные.

После собрания меня приветствовали как хорошего знакомого, хотя я никого не знал. Чувствовалось, что у меня чего-то не хватает, чтобы петь вместе с этими людьми:

Лучший Ты мне дал удел,
Чаять я его не смел.

О каком лучшем уделе они пели? О какой радости они говорили, когда кругом развал, опасность репатриаций, страшная, вопиющая нужда?

Ко мне подошел мой знакомый и, безмятежно улыбаясь, сказал:

— Рад вас видеть! Как дела, друг? Не заедем ли сегодня ко мне?

Я согласился.

Час спустя мы сидели в его уютной маленькой комнатке.

— Господь обещал быть там, где двое или трое собраны во имя Его. Он так сказал, и мы верим, что это так. Он будет сегодня с нами, потому что тема нашей беседы — Его Слово, Евангелие, — начал знакомый.

После краткой молитвы он предложил мне прочитать вслух 3-ю главу Евангелия от Иоанна, в которой описана встреча Христа с Никодимом.

«Рожденное от плоти есть плоть; а рожденное от духа есть дух. Должно вам родиться свыше».

Я читал эти слова раньше, но никогда не задумывался над ними так глубоко, как в этот день. Теперь я видел в них верный ключ к познанию Божьей истины о спасении.

«Должно вам родиться свыше» — слова Христа, сказанные Никодиму, были для меня в то время непостижимой тайной. Я знал, что самого необходимого — рождения свыше — во мне не произошло. А что это значит? Не потому ли после сожаления о соделанных грехах я так скоро возвращался к ним снова?

Мы разговаривали на эту тему долго. За окном был летний вечер, тихий, теплый, ласковый. Тишина располагала к раздумью, беседа не утомляла.

— Теперь нам осталось поблагодарить Бога за Его Слово, из которого мы учились, получали наставление. Согласны? — спросил друг.

— Да, мне есть за что благодарить, — ответил я.

Он стал на колени первым. Его примеру последовал и я.

Прочувственная молитва моего друга, казалось, поднимала от земли. О, как хотелось и мне молиться! А что я мог сказать Богу, невидимо присутствующему с нами? Он так много для меня сделал, оберегал жизнь, заботился о моей семье, а я по-прежнему живу во грехах, по-прежнему Его оскорбляю...

Как наяву, предо мной предстала Голгофа, а на ней крест и Христос, распятый за меня, за мои грехи... Ведь за меня и ради меня страдал Христос...

— Господи, Иисусе Христе! Прости! — воскликнул я.

Первый раз в моей жизни я оставил в стороне заученные молитвы. Теперь молилось мое сердце.

Из-под закрытых век слезы нашли себе дорогу, в горле остановился какой-то ком. Я чувствовал, что Христос здесь, со мною рядом. И слова молитвы, рождаясь в душе, горячим потоком лились сами:

— Я пришел к Тебе, Господи, такой, как есть. Я убедился, что ничего во мне нет доброго. Смилуйся надо мною, Боже, возьми меня и спаси меня от грехов моих, которые я ненавижу. Я не хочу больше грешить. Прости и возроди, как Ты говорил Никодиму. Или погуби на этом месте. Иначе я не хочу жить...

Не помню всех слов, с которыми я обратился ко Христу в тот вечер 14 августа 1948 года, но одно помню хорошо: Бог ответил мне на том же месте.

От сердца отвалился тяжелый камень. Будто стопудовая ноша упала с моих плеч, и радость, настоящая, живая, невыразимая, наполнила все мое существо.

— Господи, благодарю Тебя! К Твоим ногам приношу мое сердце! Ты видишь, оно теперь полно радости...

После молитвы я встал с новыми чувствами, новыми мыслями, новыми желаниями и целями.

Мой друг, а теперь и дорогой брат в Господе, улыбаясь, сказал мне сквозь слезы радости:

— Ангелы ликуют в эту минуту! Пастырь радуется, когда заблудшая овечка возвращается в Его стадо.

— Да, брат, долго пропадал и вот теперь нашелся, — сказал я, припоминая евангельскую притчу о блудном сыне.