Говорила мать...

31 января 1980 г. — день смерти моей мамы.

29 мая 1980 г. — день рождения и смерти моего сына.

19 декабря 1991 г. — день моего покаяния.

Жили мы с мамой недружно. Обеим хотелось главенствовать в нашей небольшой двухкомнатной квартире. Характер у мамы был особый — властный и мягкий одновременно. Мне уже было за 30 и тоже хотелось в своей семье быть хозяйкой. Муж, находясь между двух огней, все же принимал мою сторону. Тем более, что я ждала второго ребенка и переносила свое состояние тяжело. Вот так мы и жили, не замечая, как много проигрываем, выигрывая эти маленькие кухонные сражения.

И когда уже не хватало сил, я поднимала глаза к небу и просила: «О, Господи! Раздели нас! Мы не можем вместе. Забери меня или маму!..»

Страшные слова. Страшная просьба. Тогда, считая себя верующей, православной верующей, я верила, что Господь слышит меня, и видела Его помощь только в таком радикальном способе. Мама, однажды услышав мои слова, тихо сказала: «Не сбывай постылого, потеряешь милого».

Самобытная поэтесса-частушечница, она знала много народных жемчужин: частушек, пословиц, коротких побасенок. Но в последние годы память стала подводить ее. Врачи поставили диагноз «психоз» с каким-то мудреным уточнением. Военные годы, смерть моего отца, вынужденный переезд (наше село попадало в зону затопления новым водохранилищем)... Все эти годы я была добропорядочной и очень послушной дочерью...

И вот почти непрекращающаяся война с родной матерью. В ссоре не бывает правых. Виноваты обе стороны. Терпение и любовь: как же не хватало мне этих качеств в те черные дни!

А потом... Потом в наш дом пришла смерть. Господь отозвал мою маму. А я даже не успела осознать, что она живет свои последние денечки.

Ухаживала за ней, говорила... И потом, когда меня из больницы, где я лежала на сохранении, отпустили «на вынос тела», я попросила всех выйти из комнаты, в которой стоял гроб, чтобы напоследок наговориться и наплакаться.

Вот так я рассталась со своей мамой. И ничего нельзя уже было изменить.

Словно по горячим углям, ходила я последние четыре месяца беременности по своим воспоминаниям. Заходила в пустующую мамину комнату и говорила, говорила... Там же начала говорить с Богом.

Говорила, оправдывая себя и убеждая, что ничего не могла сделать иначе.

Душа моя, повергнутая в печаль, каясь перед матерью, не чувствовала своей вины перед Судьей, перед Господом. Я судила себя судом человеческим, не боясь другого, более страшного суда.

Я убеждена до сих пор, что Господь слышал меня и сострадал. «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю»,— говорит Священное Писание.

А через четыре месяца новая горькая беда вошла в мой дом, сначала поманив великой радостью. Всего 12 часов прожил наш неназванный сынок.

Я написала в те дни стихотворение, которое назвала «Страшное стихотворение».

«Строго наказал меня Господь» (Пс. 117:18).

Я придумаю сто дорожек
Для твоих неходивших ножек,
Мой мальчик,
проживший 12 часов. 
Я придумаю сотни сказок
Для твоих непроснувшихся глазок,
Мой мальчик, 
проживший 12 часов. 
И над жаркой твоей постелькой
Превращу я секунды в недельки,
Мой мальчик,
проживший 12 часов.
Как мне вымолить эту милость,
Чтоб с тобой ничего не случилось,
Мой мальчик, навеки ушедший
В меня.

Похоронив своего мальчика под белым крестиком рядом с моими родителями, я продолжала жить дальше. Подрастала моя доченька, появлялись новые заботы. Мое горе, став тяжелым камнем, легло под сердце. Мамину комнату, по прошествии многих месяцев, мы заселили. Мамины вещи, одежду, ткань, мебель я раздала нуждающимся и просто «на помин души». Думала, станет легче, ведь столько людей помянут мою маму в своих молитвах. В православной церкви ставила свечи, заказала отпевание, обедню.

Но душа моя продолжала биться в невидимых сетях непрощенного греха. Я взывала к Господу, но как к еще одному средству от невыразимой печали и тяжести. Стала много, взахлеб курить, один раз выпила два стакана водки. Легче не становилось. И тогда я написала свое второе стихотворение.

«Не пренебрегай матери твоей, когда она и состарится» (Притч. 23:22).

«Не сбывай постылого, —
Говорила мать. —
Потеряешь милого», —
Говорила мать.
Я словам не верила,
Злобилась упрямо,
И осталось дерево,
Что садила мама.
О холодный крестик я
Билась головой.
Было вместе тесно нам,
Как теперь одной?..
Совесть не простила мне
Мой дочерний грех.
«Не сбывай постылого», —
Слышу горький смех.
И Господь всевидящий
Знал, как наказать.
За бесценным гробиком
Снова мне шагать,
Сыночку-травиночку
На руки не взять...
«Потеряешь милого», —
Говорила мать.
О, Господь мой! Смилуйся!
Помоги мне встать.
«Не сбывай постылого», —
Говорила мать.

Мучения мои продолжались. Не давал мне Господь покоя. Просыпалась ночью от зубовного скрежета и все время думала, думала, копалась в каждом слове, в каждой детали.

Дьявол подбрасывал «успокоение». Стала заниматься экстрасенсорикой. Открыла в себе такой «талант». И действительно, люди под моими руками излечивались. Куролесил надо мной сатана, манил славой, земными благами. Правда, я не брала денег и перед каждым сеансом читала «Отче наш», обращалась к Богу. Но ведь это мне говорили люди слова восхищения и благодарности. Это я смогла сделать их здоровыми и радостными. И играя бескорыстную даму, это я ловила на себе восхищенные взгляды и пользовалась особым уважением среди тех, кто знал меня. Приходили, униженно просили принять больных родственников. И я, вытянув губы трубочкой, сосредоточенно пыталась отыскать «окно» в своем ежедневнике, заполненном предстоящими делами. К тому времени я была уже директором небольшого рекламно-информационного агентства.

От этой суматошной «спячки» пробудил меня телефонный звонок. Приехала на несколько дней моя давняя подруга Элла. Хочет встретиться, но встречу со мной она назначает в ...молитвенном доме евангельских христиан-баптистов.

— Да хоть где! Мне лишь бы тебя увидеть, — радостно отвечала я, не догадываясь, что предстоящую встречу я запомню на всю свою жизнь. Это была встреча, к которой так долго, почти десять лет, вел меня Господь. Это была встреча с Ним.

Через год после моего первого посещения молитвенного дома я покаялась. И слышала сама, физически ощущала, как камень из-под сердца упал, гулко ударившись о дощатый пол.

Слава Тебе, Иисус!

Живу я на этом свете другая. Стало ли мне легче? Не знаю. Наверное, нет. Теперь я борюсь сама с собой, учусь новому трудному делу — любви к ближнему. Ох, как трудно бывает! Но, поднимаясь после очередного падения, я тяну свою руку и слышу, как Божья теплая ладонь касается моей грязной ладошки. И снова приходят свет и силы, и радость.

Именно ощущая все это, я написала стихотворение, которое, на первый взгляд, покажется кощунственным — стихотворение-благодарность Творцу за смерть моего сына. Но... не торопитесь осуждать. Прочтите.

«Всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности» (Евр. 12:11).

Благодарю Тебя, Господь,
За ту печаль весной,
Когда мой маленький сынок
Покинул мир земной.
Благодарю Тебя, Господь,
Мне не хватало сил,
Но Ты меня к молитве звал
И силой наделил.
Благодарю Тебя, Господь,
В страдании моем
Ты дал прозрение душе,
И мы теперь вдвоем.
Благодарю Тебя, Господь!
Достойна я страдать.
Все испытания приму,
Какие хочешь дать.
Благодарю! Благодарю!
За радость и за боль,
За все Тебя благодарю,
Господь — Спаситель мой!

Разными путями ведет Господь нас к Себе. Иная душа уже с юности зряча и радостна, иная приходит после трудного, но ровного пути. А есть души, которые буквально в крови и отрепьях, из последних сил выползают на дорогу, ведущую к Господу.

Как часто мы спрашиваем себя, окружающих: почему Бог допустил такое горе, такие муки? Я могу ответить на этот вопрос, пройдя такой путь.

Потому что, благоденствуя, вы не слышали. Находясь в благополучии, вы не нуждались в Нем. Радуясь сиюминутной жизни, вы гибли для вечности. Я могу теперь ответить и на вопрос, почему Господь допустил в моей жизни столько горя. Потому что иначе Он не мог меня дозваться.