Где скорбь и неустроенность

Евгения Вавринюк-Солдатова

Подмосковная сельская терапевтическая больница представляет из себя ряд деревянных корпусов, одноэтажных, свежеокрашенных в зеленый цвет, и на фоне золотой листвы деревьев и кустарников, в лучах теплого, мягкого, осеннего солнца выглядит даже нарядно.

Вокруг больницы невысокий каменный забор; узкая асфальтированная дорожка ведет вдоль корпусов в глубь территории больницы, к каждому корпусу как бы прилеплена зеленая скамейка, и у входа на двери – дощечка с номером отделения.

Мы добирались туда электричкой, а потом в плотной толпе дачников шли по селу с романтическим названием «Ромашково», наслаждаясь ясной, сухой и теплой осенней погодой и вдыхая полной грудью чистый, свежий деревенский воздух.

Мы – это я и две мои сестры по вере: Таня Елисеева и Таня Костина.

Татьяна Костина постарше, профессиональная медицинская сестра с пятнадцатилетним стажем работы в больнице. А Таня Елисеева ведет бухгалтерский учет в своей церкви. Всю неделю в беготне и заботах, даже в воскресенье после служения я видела, как ей поднесли целую папку каких-то счетов, и она, устроившись у пианино, как за письменным столом, и внимательно ознакомившись с каждым документом, ставила под ним свою подпись. Но это было потом, в воскресенье, а сегодня, в субботу, мы втроем идем в нужный нам корпус, где лежат преимущественно старушки, по которым мои спутницы скучали целую неделю и к которым торопятся сейчас, захватив с собой незатейливые подарки – кульки с конфетами, пакетики с печеньем, обезболивающие таблетки и дефицитную мазь.

А эти самые старушки то и дело попадались нам навстречу. Узнавая «своих Танечек», приветствовали их, лучась улыбками, и каждую из них Танечки называли по имени и отчеству, ласково справлялись о здоровье, радовались хорошим новостям, утешали огорченных, и делали это настолько искренне, доброжелательно, с такой сердечной заботой, словно все эти бабушки были самые дорогие, самые близкие их родственники.

Впрочем, и я сердечно раскланивалась с ними, как со своими старыми и добрыми знакомыми, потому что сестры, рассказывая мне о своих подопечных, говорили о них с такой теплотой и описывали их так красочно, что я никак не могла отделаться от мысли, что давно их всех знаю, хотя приехала сюда впервые.

– В прошлом году лежал у нас здесь в мужском отделении бомж Василий, – рассказывает Таня Елисеева. – Привезли его к нам в больницу в тяжелейшем состоянии, сильно избитым. Это был совершенно опустившийся шестидесятилетний человек, «мусор общества» – как называют таких людей. Надо было поместить его в одну из хирургических клиник в Москве, но у него не было при себе никаких документов, и поэтому привезли его к нам, в подмосковную сельскую больницу.

Он лежал молча, ни с кем не хотел говорить, о себе ничего никому не рассказывал. Врачи считали – безнадежен, не выживет. У него на ноге была глубокая рана, выгнившая до кости. Она сочилась, дурно пахла. Мы с Таней сказали, что только Иисус Христос может исцелить его. Помолились о нем. А потом обработали рану практически без лекарств, надеясь только на Бога. Мы много молились перед каждой перевязкой, а он все молчал. И вот однажды во время нашей молитвы внутри у него как будто что-то растаяло, он вдруг горько заплакал и сквозь слезы начал нам рассказывать о себе. Оказывается, отец его был верующим человеком. Без благословения Божьего и за стол не садились. А вот как жизнь повернулась.

Мы подружились. Часто приходили к нему, подарили ему Евангелие. Много рассказывали ему о Христе. Он нас очень ждал. Молился вместе с нами. И через несколько дней у него началась грануляция – нарастание новой ткани на месте раны. Рана стала затягиваться: он пошел на поправку и вскоре выписался из больницы. Сейчас мы не знаем, где он. Но уверены, что уроки Божьей любви не пройдут бесследно.

– А помнишь Олега? – спрашивает другая Таня.

– Ну, конечно, как можно его забыть?! – И продолжает: – Двадцатипятилетний Олег был инвалидом с детства. Его руки и ноги были недоразвиты. Он мог только повернуть голову. За ним доглядывал дедушка. Но вот дедушка умер, и соседи привезли Олега сюда, чтобы он побыл здесь до оформления документов в интернат для инвалидов.

Он был совершенно беспомощным: не мог даже нос вытереть, ухо почесать. Но он был глубоко верующим человеком, всегда в хорошем настроении, много читал. Мы обкладывали его духовной литературой со всех сторон, чтобы он, поворачивая голову, мог читать. Олег умел так благодарить Бога, что мы приходили к нему за утешением и ободрением, а не он к нам.

Сестрички вспомнили старушку–упрямицу. Она была настолько древняя и больная, что было ясно – дни ее сочтены. Но не хотела слышать о Боге, была вспыльчивой, сквернословила и курила, даже находясь под капельницей. Как мы за нее молились! И наступил день, когда она увидела себя как бы со стороны. Почувствовала себя грешницей, раскаялась и вскоре умерла в мире с Богом.

А вот еще одна бабушка. Тихая, смиренная, набожная, – рассказывают о ней сестры, – никого не обидит, никому слова грубого не скажет, терпеливо сносит болезнь, а вот молится всю жизнь одному Николаю Угоднику. И не то, что не признает Иисуса Христа, просто ничего о Нем не знает.

– Теперь знает! – добавила Таня Костина. – И любит Его, и молится Ему. И часто просит нас помолиться вместе с ней. «Отче наш» наизусть выучила.

Перед «их» отделением нас встретила пожилая, скромно одетая женщина. Она торопилась, но, увидев девушек, засветилась улыбкой.

– Это главный врач нашего отделения, Валентина Васильевна, – представила мне ее одна из Тань.

А Валентина Васильевна, поздоровавшись, облегченно вздохнула: «Слава Богу, вы пришли, значит, в отделении будет порядок». И как бы передавая смену своим коллегам, она деловито перечислила все больничные новости: кому стало лучше, кому хуже, кто переехал в дом для престарелых, кто вернулся домой, кто умер...

– У вас сегодня работы будет поменьше: палата «смертников» освободилась совсем. Вчера двух последних бабушек отнесли в сарай, – добавила она.

– Куда отнесли? – не поняла я.

– Ну, по-вашему, в морг. Вон туда, – махнула она рукой. Оглянувшись, я увидела невзрачный серый сарай. Сердце у меня невольно сжалось. Кто же о них вспомнит, кроме этих вот опечаленных сестер.

– Много у вас таких, одиноких? – спросила я.

– Да есть. И есть не просто одинокие, а брошенные, забытые своими родственниками. Не очень хотят своих беспомощных и больных стариков обихаживать. Ни времени, ни желания не хватает. И родственники – подчас очень состоятельные, даже известные в обществе чиновники. Вот недавно генерал от своей матери отказался. Таких разыскиваем, уговариваем, стыдим, иногда и через суд действуем. Всякое бывает.

– Какие трудности у вас?

– Не хватает обслуживающего персонала, санитаров, нянечек: низкая зарплата и неприятный труд. Нужно и после поноса старушку обмыть, и рвотные массы убрать... Поэтому устраиваются к нам преимущественно одни алкоголики. А они, знаете, как работают, по неделе в загулах. Если бы не ваши девчата, отделение грязью бы заросло. Спасибо им. Что бы мы без них делали, не знаю. Однажды летом они в отпуск уехали. Так, верите ли, все мы переполошились. Может, чем обидели. В церковь хотела послать за ними, вся работа встала. Хорошие девочки. Огромное им спасибо за то, что они здесь делают. Извините, спешу на электричку.

Я еще раз взглянула на сарай, зябко передернула плечами. Из рассказов сестер я знала, что одиноких здесь большинство. Здесь они иногда через некоторое время умирают – старость. А иногда ждут по нескольку месяцев, чтобы умер кто-то в доме для престарелых и инвалидов, освободив им место. Главный врач на прощанье помахала нам рукой, а мы вошли в отделение.

Длинный коридор, ветхий диванчик почти у входа. На нем, как курочки на насесте, устроились бабушки. Пахнуло теплом и спертым воздухом.

– Когда я сюда впервые пришла, это было пять лет назад, испугалась, – рассказывает Танечка Костина, – грязь, тараканы. Но мы все время молились за эту больницу, и здесь стало спокойнее, чище, уютнее. Сделали ремонт, полы линолиумом покрыли, кровати, тумбочки сменили, купили рубашки, матрацы. Постельное белье, правда, списанное, одна московская больница подарила. Церковь поддерживает нас не только молитвой, но и материально. У нас есть наличные деньги, и мы покупаем старушкам чулки, халаты, тапочки. На Рождество и Пасху приезжаем сюда с молодежью. Везем подарки и духовную литературу, свидетельствуем об Иисусе Христе, поем, читаем стихи. Бабушкам это очень нравится. Да и покаяния бывают.

– Не отпугивает их слово «баптист»?

– Нет. Мы не спорим с ними, не переучиваем их, а читаем им Евангелие, обращая их взоры на Иисуса Христа.

Весь этот разговор происходит в раздевалке, что называется «на ходу». Сестры переодеваются в рабочую одежду, сверху набрасывают белые халаты. А бабушки уже организовали своеобразную очередь на «прием» к Танечкам. И каждая старается обратить их внимание на себя, излагая свою просьбу: одной нужно вымыть голову, другую постричь, третья смущенно шепчет одной из Тань на ухо, что у нее, мол, что-то голова чешется, как бы чего не завелось. И сестры, не откладывая дело в долгий ящик, тут же на диванчике просматривают ее голову и обнаруживают то, от чего чешется голова у старушки. И уже готовят теплую воду, втирают в волосы старушки мазь, плотно завязывают обработанную голову платком. Уже три старушки сидят с повязками на головах, благоухая едким запахом мази. Мелькают девчоночьи руки в волосах старушек, а на лицах ни тени брезгливости. Танечка Елисеева обняла слепую старушку из палаты лежачих, а старушка, на ощупь поглаживая ее руки, все повторяла и повторяла: «Хорошая моя! Вот ты и пришла ко мне». Сестры меняли белье старушкам, обмывали их, выносили судна, укладывали в чистые постели, а старушки в плотных повязках смущенно посматривали по сторонам, словно проверяя, откуда же пришла к ним напасть. Но Таня Костина уже обнаружила, откуда. Недавно привезли бабушку прямо с вокзала. Несколько месяцев она не мылась. Питалась подаянием, спала, не раздеваясь, где придется. У нее девочки обнаружили насекомых не только в волосах, но и в рубашке. Даже постель буквально кишела от вшей. И опять в воздухе замелькали ножницы. Свалявшиеся пряди волос уже были сметены на газету, завшивленное белье убрано, постель перестелена. Вымытая старушка тоже сидела на постели с плотной повязкой на голове.

– Сначала приведем в порядок наших бабулечек, их постельки, посуду, судна, накормим их, – говорила Таня постарше, – вымоем полы в палатах, смахнем пыль, затем почитаем из Евангелия об Иисусе Христе, споем, стихи расскажем, а потом вместе помолимся. Побольше бы времени уделить каждой старушке, выслушать ее, да нет у нас такой возможности: мы вдвоем на все отделение. И так приезжаем домой поздно вечером...

Я не стала дожидаться конца их смены.

Смутное у меня было настроение после посещения больницы. Я без конца задавала себе один и тот же вопрос: а я смогла бы трудиться там, где они, и так, как они? И ответа не находила. Тяжелый запах лекарств, которым пропахли стены больницы, преследовал меня и дома. Я без конца прокручивала в памяти задушевную беседу с каждой из сестер, вспоминая их сложный путь к Господу, и старалась ответить на вопрос, почему молодые москвички, пусть даже верующие, идут в свой выходной день туда, где так много горя, скорби и неустроенности. Ведь едут же другие на большие евангелизационные служения. Там можно спеть и почитать стихи. Почему бы не выехать на природу, или просто почитать хорошую духовную книгу? Да мало ли как можно провести время в Москве с пользой для себя!

Ну почему, почему они идут туда выводить вшей и тараканов, обирать червей и копаться в гнойных ранах, отмывать судна от нечистот и вдыхать запах мочи и пота?

Обе души пришли к Господу через страдания. Одна из них мучительно задумывалась не над смыслом жизни, а над тем, как умереть. Задумывалась, готовясь к сложной операции, лежа на больничной койке онкологического отделения, перенося тяжелейшие болезненные процедуры, облучение. Находясь между жизнью и смертью, она вдруг с горечью обнаружила, что все учили ее жить, но никто – умирать. Конечно же, она слышала о Боге и раньше, но серьезно начала относиться к Нему только сейчас, когда готовилась перейти в вечность. Там, на больничной койке, теряя силы от неимоверной слабости, она начала читать Евангелие. Там впервые узнала, что Христос есть Бог и что Он пришел в мир, чтобы спасти ее. Так в ней стал зарождаться дивный диалог с Богом. Диалог доверия и любви. И, поднявшись с постели, она поняла, Кому обязана спасением и исцелением, и уже больше никогда не уходила от Бога. Нашла церковь евангельских христиан, новых друзей. Это Господь определил ее дальнейшую жизнь и дал ей тот труд, которым она сейчас занимается. И жизнь ее стала наполняться великим смыслом познания Бога и Божьей воли в отношении себя.

Другая Таня, похоронив любимого человека, с которым собиралась провести всю оставшуюся жизнь, замкнулась в своем одиночестве. Отчаянно стремилась уйти от прошлого, что-то изменить в своей жизни, но собственными силами ничего не cмогла сделать. Бесцельность и пустота жизни подтачивали ее силы, обрекая на депрессию. Среди жаркого лета у нее начался вдруг сильный кашель, сопровождавшийся удушьем. Врачи не могли определить природу заболевания, поставить верный диагноз. Человек она сложный, ее характер не позволял делиться и советоваться с кем бы то ни было. А боль заполняла ее всю и требовала выхода. Непонятная болезнь прогрессировала, состояние ухудшалось, а выхода она по-прежнему не видела.

Так она попала на прием к врачу-психиатру, а он был верующим человеком.

– Исцелить вас может только Иисус Христос, – сказал он ей. Хотите, мы с вами помолимся вместе об этом?

С ней до того никто не говорил так. И она рассказала ему о себе все, решительно все. А в ответ получила «рецепт» – адрес молитвенного дома. И Христос стеной отгородил ее от прошлого. В душу пришел долгожданный покой.

Иисус помог этим двум Таням найти друг друга и объединил их в труде.

Да, поначалу было трудно.

– Не сразу я поняла, – говорит задумчиво Таня Костина, – что Господь проверяет, испытывает меня, закаляет и благословляет. Не сразу, но эта больница стала для меня личным переживанием, Христос сделал меня ответственной за это место. И я поняла, что очень нужна этим беспомощным и одиноким людям. Евангелие исполнилось для меня именно здесь. И вот уже пять лет я езжу сюда в любую погоду, не пропускаю ни одной субботы. И считаю это делом своей жизни.

Танечка Елисеева помнит первый приход в больницу. Вот как она рассказывает об этом:

– Поначалу трудно было привыкнуть. Сюда ведь привозят людей и с вокзалов, и прямо с улицы, смердящих мочой, в струпьях, с гниющими ранами. Однажды смотрю: у бабушки вся шея вроде бы вермишелинками обвешена. Думаю, поела неаккуратно старушка, надо обтереть ее. Подхожу поближе, а «вермишелинки»-то шевелятся.

Иисус Христос исцелял хромых, слепых и прокаженных, не чурался человеческого горя, утешал страдающих и скорбящих. И верные Его ученицы тоже не прячут головы в песок от жизненных трудностей, не отводят глаз от неприглядных сторон человеческого бытия и доброхотно, и с любовью идут навстречу чужому горю и страданию: готовы стирать, мыть, обирать червей, выводить вшей и сеять в одинокие сердца, стоящие на пороге вечности, семена Божьей любви.

А в воскресенье, посетив молитвенный дом, я увидела двух подруг, двух сестер во Христе, в хоре. И здесь они были рядышком. Говорят, даже поют дуэтом.

Скромно одетые, тоненькие, одна постарше, другая помоложе, они ничем не отличаются от других сестер, поющих в хоре. Я наслаждалась их пением и все время ловила себя на мысли о том, как же хорошо, что в нашем братстве есть вот такие сестры, вот такие Танечки из хора, посредством которых исцеляет смердящие раны общества любовь Иисуса Христа.