Вера и Жизнь 1, 2001 г.
- В начале...
- Цветы под колесами
- Возмездие и дар
- Проблема греха в церкви
- Поэзия
- Умер от страха
- Переписка с читателем
- Резонанс
- Несколько вопросов к читающим Библию
- «Как проник свет в страшную тьму кровожадных аука»
- О чем пишет христианская пресса
- Страна поднимется с колен, если станет на колени перед Богом
- Михалыч
- Вымолила
- Поэзия
- Одна секунда и 20 миллионов лет
- Не унывай!
- Письма читателей
Переписка с читателем
Павел Гараджа
Письмо второе
(Письмо первое опубликовано в №5 за 2000 г.)
ХРИСТИАНИЗАЦИЯ МИРА ИЛИ «ОМИРЩВЛЕНИЕ» ЦЕРКВИ?
«Дети! Последнее время»
1 Ин. 2:18
«Трубите трубою на Сионе и бейте тревогу на святой горе Моей; да трепещут все жители земли, ибо наступает день Господен, ибо он близок»
Иоил. 2:1
Полный штиль
Было бы неправильно списывать все негативное, что встречается в наших церквах, на «последнее время». Ведь то, что переживает Церковь сегодня, она переживала всегда, в большей или меньшей степени. Не случайно апостол Иоанн еще около двадцати веков назад воскликнул: «Дети! Последнее время» (1 Ин. 2:18).
Отсчет ему начался, когда Церковь исполнилась ожиданием второго пришествия Иисуса Христа, то есть практически с самого ее возникновения, как только откровением свыше была начертана ее конечная цель. Но сегодня в этом святом ожидании мы видим признаки того, что «последнее время» близится к концу. Как говорит мой старший брат в Господе: «Сегодня такое последнее время, такое последнее!..» Время пришествия Господа действительно близко!
Идеальной церкви в истории христианства никогда не было, не являлась таковой и первоапостольская; нам не стоит об этом забывать, когда мы хотим достичь невозможного – абсолютной «чистоты наших рядов». Ведь раз все мы много согрешаем (Иак. 3:2), то, выходит, идеал чистоты и праведности нами, нашими усилиями, вообще недостижим. Он достижим только в Иисусе Христе, Который и есть наша праведность, наше совершенство, наша будущность. Слава Ему!
Тем не менее первая церковь была непримиримой ко греху, искренной и открытой. Грехи не замалчивали, не разбирали кулуарно, но открывали их перед всеми, не боясь, что об этом узнают внешние, что это кого-то обидит или заденет.
Ведь, открывая, исповедуя грех, мы не просто сознаемся в нем, но отделяем его от себя и говорим тем самым, что у нас так быть не должно и мы будем сражаться со грехом насмерть. Это всегда и всеми будет понято. Вот если мы молчим, прячем грех, делая вид, что у нас подобное невозможно, то тем самым не только загоняем болезнь вглубь, но и – хотим того или нет – потворствуем греху. Наша мягкотелость тогда граничит с лояльностью ко греху, и эта граница становится все более прозрачной или даже призрачной. Ее очень легко перейти нарушителю...
Апостол Павел обличал коринфян в таком блудодеянии, «какого не слышно даже у язычников» (1 Кор. 5:1). Апостол Иоанн в послании всем церквам описал некоего Диотрефа: «Любящий первенствовать у них Диотреф не принимает нас. Посему если я приду, то напомню о делах, которые он делает, понося нас злыми словами, и не довольствуясь тем, и сам не принимает братьев, и запрещает желающим, и изгоняет из церкви» (3 Ин. 9–10).
Этих двух примеров достаточно, чтобы увидеть, что Писание в его новозаветной части есть не только откровение свыше, но и образец христианской журналистики – наступательной, непримиримой. Причем обличения носили не абстрактный, обтекаемый характер, а были весьма конкретны. Апостолы не боялись выносить грех на свет Божий, потому что знали, что меч гласности сам исцеляет нанесенные им раны, а тем более – духовный. «Ибо Он причиняет раны, и Сам обвязывает их; Он поражает, и Его же руки врачуют» (Иов, 5:18). Какой контраст многим нашим газетам и журналам, где никаких острых углов, все приглажено, полный штиль...
Коварство змея
Мой брат в Господе, христианский журналист, попросил написать предисловие к законченной им недавно книге. В ней он рассказывает историю своего падения; он решился предать ее широкой огласке, потому что видит в том острейшую необходимость: тема тайного прелюбодеяния, по его свидетельству, становится актуальной для наших церквей (мне самому довелось убедиться в этом: когда я затронул ее в проповеди, отклик из зала пришел мгновенно).
Сегодня, по прошествии определенного времени, когда брат стал способен трезво анализировать случившееся с ним, его более всего поражает реакция на происходившее той, которую он полюбил. Она тоже была членом церкви, пела в хоре, но их «гражданский» брак воспринимала как нечто абсолютно нормальное. Он мучился, сознавая всю мерзость прелюбодеяния в глазах Бога, каялся, плакал, но ничего не мог с собою поделать: страсть полностью завладела им; она же не понимала его страданий и на предложение выйти за него замуж ответила отказом – у нее были свои планы, как ей устроить жизнь на земле. Наконец ему удалось освободиться от своего идола, он раскаялся, был прощен Богом и церковью... Теперь он ясно видит, что происходило: сошлись духовное, изнемогающее под бременем греха, и душевное, для которого все было в порядке вещей.
Так вот сегодня, когда у меня недоуменно или с некоторой иронией спрашивают: «Что это такое – омирщвление церкви?» – я могу ответить. Это не просто мирское начало. Светский дух входит в нее, и грех нагло и властно заявляет на нее свои права... Суть как раз в том и заключается, что христианизация мира в той или иной мере чревата омирщвлением церкви, потому что идет процесс взаимовлияния, которого избежать нельзя, если церковь посвящает себя не сидению в молитвенном доме, а стремится активно проповедовать истину, выполняя великое поручение Иисуса Христа – идти и научить народы Евангелию (Мф. 28:19).
Надо признать тот факт, что в церковь, двери которой сегодня широко открыты, по тем или иным мотивам могут иногда попадать люди случайные, и духовное в определенной степени будет подвержено воздействию, а то и агрессии душевного. «Это люди... душевные, не имеющие духа» (Иуд. 1:19). Вопрос только в том, чье влияние преобладает?
Сегодня стоит вспомнить о том, что Христос принес на землю не только спасение грешникам, но и новую мораль, которая несравненно выше языческой. Это мораль нравственной чистоты, которой не знали идолопоклонники, ведь к моменту прихода Иисуса Христа на землю грех Содома и Гоморры захватил языческий мир. Большинство римских императоров были подвержены ему, Нерон официально женился на мальчике; даже народа Божьего коснулась эта мерзость (вспомним библейское повествование об истреблении вениаминитян, Книга судей, 19–21 главы).
Христос изменил мир, в обществе постепенно утвердились новые нравственные стандарты, осуждавшие сексуальные извращения. Конечно, единичные отступления от общепринятой морали случались всегда, но они воспринимались как нечто из ряда вон выходящее, а кое-где даже преследовались законом. Ныне мир поворотил вспять, в свое поганское (по-украински поганское – языческое) прошлое. Кто-то называет это сексуальной революцией, завоеванием свобод, но для христиан тайны здесь нет: мир катится к своему концу. Бог свят («Будьте святы, ибо Я свят» – Лев. 11:44), ничто нечистое не может войти в Его присутствие, и мир, который погружается в трясину грязных наслаждений, обречен, как были обречены по причине полной развращенности допотопная цивилизация, Содом и Гоморра...
Это еще одна, очень яркая примета «последнего времени», поскольку сексуальные вседозволенность и извращения получают все более широкую поддержку в разных странах на уже законодательном уровне (гражданские и гомосексуальные браки). Человеческое законодательство входит в прямое столкновение с Божественнным, человек вновь восстает против своего Творца. Бог дал человеку Свой закон, заповедал ему нравственную чистоту, а человек попрал этот закон своим, разрешив себе недозволенное, и это не может остаться безнаказанным.
Но самое страшное, что к этому становится причастной церковь. В Норвегии не так давно средства массовой информации активно обсуждали животрепещущую проблему: может ли женщина, являющаяся пастором (?!) одной из протестантских церквей, вступить в брак... с другой женщиной. Вывод – может. Но в глазах Бога – это мерзость, ибо Церковь – невеста Иисуса Христа, и отношения между нею и Женихом – это отношения чистой, возвышенной любви. Поэтому Библия однозначно отвергает всякую сексуальную распущенность, призывая верующих «хранить себя неоскверненными от мира» (Иак. 1:27).
Недавно газета «Факты» известила читателей, что дочь известного писателя и ее преподавательница пышно отпраздновали свое бракосочетание. Впрочем, этим вряд ли кого сегодня шокируешь. Удивительно другое: преподавательница и ее воспитанница – из богословской школы в Чикаго. Что же это за богословие, в результате изучения которого становится возможным столь позорный альянс? Не о таких ли лжеучителях писал апостол Петр: «...и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель. И многие последуют их разврату, и через них путь истины будет в поношении» (2 Пет. 2:1–2)? Поразительное провидение, сила которого только возрастает от того, что слово «разврат», если воспринимать его в современном «чикагском» контексте, наотмашь бьет своим первозданным смыслом...
Я хочу закончить свое второе письмо предостережением, которое, возможно, не всеми будет принято с пониманием, но если не в письме высказывать частное мнение, то где же? Недавно христианская газета «Жизнь и вера» затронула деликатную тему, которая вызвала отклики читателей-братьев, при этом сестры почему-то промолчали. Речь шла о наготе.
Не могу не процитировать абзац из письма-отклика 26-летнего москвича Петра Иванова: «Мир истлевает в обольстительных похотях, и они проникают даже в христианские церкви. В журнале «Натали» в статье «Больше тела» автор советует: «Раздеть женщину легко, а вы попробуйте одеться так, чтобы казаться обнаженной». Над этим и работают модельеры. На подиуме показывают «одетых» девиц, которые полностью обнажены. Женщина-христианка призвана быть светом, но светить не телом, а скромностью и добротой”.
На мой взгляд, сформулировано замечательно и актуально. Многие сегодня не в восторге от «свобод», которые шаг за шагом отвоевывает у церкви мир. Уже не от одной сестры доводилось слышать, мягко говоря, странную аргументацию в защиту ухищрений из арсенала специалистов, консультирующих журнал «Натали», вроде того: у меня красивые ноги, так почему я должна их прятать? А этим мартовским котам, то есть братьям, надо задуматься о своем духовном уровне, если их все время что-то соблазняет...
Повышать духовный уровень братьев повышением уровня юбочных подолов вряд ли стоит. А вот задуматься, почему наши сестры по вере становятся единомышленниками дизайнеров от эротики (при том, что сегодняшняя демократичная мода приемлет все: от супермини до макси), над тем, что же все-таки происходит сегодня в наших церквах, видимо, следует. Не уступаем ли мы постепенно свои позиции в главном, что касается образа Церкви как невесты Христовой, ее чистоты, целомудрия, святости? Ведь здесь все важно, начиная от скромности в одежде и кончая соблюдением евангельских принципов брака.
...В третьей главе книги Бытие, в седьмом стихе читаем: «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания». Слово, переведенное здесь как «наги», употребляется и в другом значении – «хитрый», «коварный». Это же слово в первом стихе главы применяется для характеристики змея, который «был хитрее всех зверей полевых». Нагота, синоним хитрости и коварства, несомненно, является коварным и эффективным оружием змея, которым он владеет весьма искусно. К сожалению, сегодня уже не только за пределами наших церквей...