Игра в жмурки

Валентина Шутилова

Мне полтора года. Я просы-паюсь в своей кроватке. Рядом никого нет. Мне ужасно страшно и одиноко. Я спрашиваю красное шерстяное одеяльце, висящее на спинке: «Где ма-ма?» Ответа нет. От страха я зажмуриваю глаза и плачу. И сразу же нежные мамины руки обнимают меня.

Сегодня мой пятый день рож-дения. Я люблю маму, папу и младшую сестренку. И еще бу-мажных кукол. Я вырезаю их из журнала «Веселые картинки». Мама будит меня и говорит: «Зажмурь глаза и засунь ручку под подушку». Я выполняю ее просьбу, и – о чудо! – там лежит новая бумажная кукла! Откуда она взялась? Значит, мои желания могут исполняться?

Мне уже семь. Мы гостим у бабушки в деревне. Мои двоюродные братья, моя сестра и я – мы все сидим на веранде за столом. Бабушка хлопочет у плиты, а дедушка наблюдает за нашей шумной компанией. Жарко. Дверь и окна закрыты – от мух. Одна из них, большая и жирная, как-то умудрилась залететь внутрь и теперь бьется в стекло. Сережка пинает меня под столом. Дождавшись, когда дедушка опустил глаза, я отрываю кусок блина и бросаю Сережке в лицо. Но мой поступок замечен. Дедушка хмурится. Он демонстративно облизы-вает ложку, которой только что накладывал сметану, и протягивает руку ко мне. Я зажмуриваю глаза. Наказание неотвратимо. Бац! Ой, как болит лоб! Да уж, от дедушки ничего не скроешь.

Мне десять. Я стою около окна в школьном коридоре. На подоконнике лежит книжка. Я так люблю читать! Конечно, лучше было бы остаться в классе. Но дежурные всех выгнали – проветривание. А мальчишки так бегают, так толкаются, так громко шумят… Один из них вне-запно налетает на меня и толкает в спину. Почему так много осколков? Да это же я влетела головой в стекло. Мальчишки разбегаются, и вышедшая из кабинета учительница застает меня у разбитого окна. Мне никто не верит. Родителей вызывают к директору и заставляют платить за новое стекло. Меня ругают. Но ведь я ни в чем не виновата!!! Я зажмуриваю глаза и плачу от обиды и несправедливости.

И снова лето. Теперь мне две-надцать. Я много знаю и многое могу. Мы опять приехали к бабушке. Я еду на велосипеде вдоль поля. Стрекочут кузнечики. А я ощущаю запах цветов, травы и еще чего-то неуловимо прекрасного. Моя жизнь так замечательна, а вокруг все так гармонично, что я невольно начинаю петь: «Все могут короли, все могут короли…» Мир создан для меня, и я, как король, многое могу. Ну, не здорово ли! Я зажмуриваю глаза от счас-тья. Бум! Это я, замечтавшись, налетела на камень. Он, хотя и небольшой, но остановил меня так внезапно, что я рухнула на землю вместе с велосипедом. Коленки ободраны, платье грязное. Может, короли все-таки не все могут?

Мне семнадцать. Оказыва-ется, предательство – это очень больно. Я зажмуриваю глаза. Как бы я хотела, чтобы моя подруга никогда не произносила тех слов, что ранили меня. Увы! Это невозможно. Неужели так больно будет всегда?

Мне двадцать. Я так сильно люблю его, что могу думать только о нем. Он для меня самый красивый. Когда я нечаянно встречаюсь с ним в институте, меня пронизывает счастье. Я те-ряю дар речи, когда он, проходя, кивает мне. Я ем все счастливые билеты, загадывая только одно желание – опять увидеть его. Мы часто бываем рядом, но он относится ко мне, как к то-варищу. Наконец я, как Татьяна Ларина, решаю первой сказать ему о своих чувствах. Но язык немеет. Все, что я могу выдавить из себя, – только очередной привет. Я ругаю себя за нерешительность. Но ничего, завтра я точно скажу. Но на следующий день вижу его рядом с другой девушкой. Она стройная, симпатичная, у нее прекрасные карие глаза и длинные черные волосы. Неудивительно, что он выбрал ее. Я зажмуриваюсь, чтобы не видеть их счастья. Любят только тех, кто этого достоин, – красивых, обаятельных. Полюбит ли кто-нибудь меня, ведь я самая обыкновенная?

Опять лето. На улице жарко. Мне двадцать три. Муж встречает нас в роддоме. Он принес ребенку распашонки, чепчик, одеяло и уголок. А пеленки забыл. «Ничего, как-нибудь донесете до дома», – улыбается медсестра. Мы идем домой, я несу цветы и пакет с зубной щеткой и тремя пустыми молочными бутылками. У мужа в руках наше чудо – новорожденный сынишка. Наверное, он так неумело держит его, а на моем лице, скорее всего, выражение абсолютного счастья. Потому что прохожие понимающе смотрят на нас и улыбаются. Скоро ли придет лифт? Я прислоняюсь к мужу и зажмуриваю глаза. Нет, человек не может быть так счастлив!

Мы ждем зеленый свет. Муж держит на руках маленькую дочку, а я крепко сжимаю ладошку сына. Нам по двадцать пять, мы молоды и не очень задумываемся о будущем. Внезапно сын увидел собачку на другой стороне улицы. Он вырывается из моей руки и бежит через дорогу. А по ней в это время мчится огромный КамАЗ. Что я наделала? Я не смогу помочь ему... Слышу визг тормозов. Меня охватывает ужас. Я зажмуриваю глаза: моя счастливая жизнь кон-чилась. Кто-то дергает меня за рукав. Это муж. Мы переходим через дорогу. На противо-положной стороне живой и невредимый сын гладит лохматую собачку. Та виляет хвостом от радости. Что произошло? Было ли это чудом? Мой ребенок жив. Как я могу оградить своих детей от беды?

Мне двадцать семь. У меня замечательный муж и двое удивительных детей. У нас своя квартира. Но почему порой меня охватывает такая тоска? Для чего я живу? Неужели только для того, чтобы есть, пить, ходить в детский сад и на работу? Меня любит муж, любит такой, какая я есть. Но почему тогда я так одинока? Почему я все время раздражаюсь? Почему я так несовершенна? Зачем я вчера сказала мужу эти обидные слова? Почему я кричу на детей? Вопросов много, а ответов нет. Хочется зажмурить глаза, чтобы уйти от всех этих проблем.

Мне двадцать восемь. Те- перь понимаю, что я – грешница. Все, что я могу, – только грешить. Мне никогда не стать угодной Богу. Если бы не было жертвы Иисуса, я бы навсегда была отделена от Него. Мне самой никогда не преодолеть пропасть между грехом и небесами. Но как же ужасен грех! Прости меня, Господи! Я зажмуриваю глаза, по щекам текут слезы. Это я молю Отца о прощении.

Мне двадцать девять. Вос-кресенье, середина мая. Цветут яблони и черемуха, наполняя ароматом улицы. Холодно. Прохожие спешат по своим делам. И никто не догадывается, что у меня сегодня праздник. Я стою в воде, одетая во все белое, и слышу: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа…» Я зажмуриваю глаза. Сильные руки служителей окунают меня с головой в воду и снова ставят на ноги. Я вся мокрая, но счастливая. Хор поет: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись». Моя игра в жмурки закончилась. Я больше никогда не буду чувствовать себя одинокой и покинутой. Ведь Иисус обещал, что не оставит меня. Мне не надо переживать, сбудутся или нет мои желания. Я буду с благодарением открывать их перед Богом, и все, что я буду просить во имя Иисуса Христа, получу. Наказание больше не висит надо мной. Я не буду больше страдать от страхов, ведь мой Бог заплатил за мои грехи и очистил меня от вины. Никто больше не обвинит меня несправедливо – Господь наблюдает за моими путями и защитит меня от посягающих на мое доброе имя. Ведь касающийся меня – касается зеницы Его ока. Я ничего не могу сама по себе, и я не король в этой жизни. Бог мой – мой Царь, и я все могу, но только в укрепляющем меня Иисусе Христе. Я больше не буду страдать от предательства или неразделенной любви. Меня любит Иисус – ведь Бог есть любовь. Он оградит меня от бед и защитит мою семью, мне нет нужды заботиться об этом: Господь – хранитель мой. Мне никогда больше не придется зажмуривать глаза.

Моя игра в жмурки закончилась.

* * *

Мне сорок лет. Теплый, летний день, на столе стоит букет ландышей. Как велик Господь, и как прекрасно сотворенное Им! Жизнь вовсе небезоблачна. И мне все чаще приходится зажмуривать глаза, но не от страха за себя или от одиночества, не от обиды или несправедливости. А для того, чтобы помолиться любящему Отцу.

Порой, если мне плохо, Он показывает мне того, кому еще хуже и кто нуждается в помощи и молитве. Если я счастлива, то славлю Его за любовь, щедро излитую на меня, и молю дать мне мудрости, чтобы показать эту Его любовь другим. И еще я не перестаю благодарить Бога за то, что Он научил меня играть в жмурки – этой игрой Он помог мне найти Его.