Сибирская самарянка

Елена Шилижинская

Она мечтала об обычном женском счастье: муж, дети, дом.

Первое замужество подарило ей сына, развод, размен квар­ти­ры, раздел небольшого имущества и много недобрых воспоминаний.

Второй раз замуж не собиралась. Но вот появился он – тот, кто так заботился о ней и о ее ребен­ке, кто мастерил полочки в доме и ремонтировал потекшие краны. С ним, и только с ним, она будет по-настоящему счастлива. Это в первый раз, юной и наивной, она сделала ошибку, но теперь-то уж не ошибется…

Через год после свадьбы родился розовощекий карапуз, и кон­чилось, утонуло в бутылке с вод­кой недолгое счастье. Муж на­чал пить горькую. Он все чаще приходил домой пьяным, она терпела и надеялась: одумается супруг. Но тот пил запоями, а потом еще и загулял. Второй брак подарил ей еще одного сына, еще один развод и еще один раздел имущества.

В третий раз она (красота позволила) вышла замуж за обеспеченного, чтобы детей прокормить. Он оказался человеком хорошим, доб­рым, ее полюбил. Она решила вознаградить его за ласку-заботу и родить ему родное дитя. Пришло к ней счастье, да быстро кончилось: муж погиб в автомобильной катастрофе.

Третий брак подарил ей преждевременные роды, горькую бедность с переездом на новое место жительства – небольшой сибирский поселок городского типа. Уехать ее вынудили родственники погибшего, они и так-то ее укоряли, что женила на себе их сыночка, да еще и хомут из своих отпрысков повесила. А после похорон и совсем доставать стали. Она, не долго думая, взяла билет, до куда де­нег достало, и с ребятами свои­ми уехала.

Галина по натуре своей была оп­тимисткой. Она не ныла, не причитала, устроилась на непопулярную работу – санитаркой в лечебнице для душевнобольных. Полу­чи­­ла небольшую квартиру в подгнившем старом бараке, навела там чистоту, уют и зажила на новом месте с одним-единственным желанием – поднять и вырастить детей. Одно только приносило беспокойство душе: странная семья по соседству.

– Баптисты они, – наставляли ее в магазине старушки сердобольные, – будь осторожней: в душу проникнут, и не заметишь, как к себе завлекут. Смотри, лиш­него не болтай.

А она и не болтала, она вообще в жизнь свою больше никого пускать не хотела: ни мужей, ни подруг, ни соседей.

Эти самые соседи оказались людьми приветливыми и при­ят­ны­ми. Ни ругани, ни брани, ни резких слов из-за барачных картонных перегородок Галя не слышала. Пла­ча и шума тоже, хотя семья бы­ла многодетной. Только не знако­мые ей красивые песни вечерами заполняли соседскую квартиру и за перегородку к Галине в комнату про­ни­кали. Она не препятст­вова­ла им – наоборот, даже форточку откры­вала и дверь в коридор слег­ка, чтобы слышнее было, чтобы сло­ва разобрать. Сердечные пес­ни эти и детки ее любили, замол­ка­ли, иг­руш­ки бросали и тихо-тихо сидели, боялись пошевелиться и скрипнуть половицами. Она тоже боялась спуг­нуть такую благодать, дела все откладывала и слушала, слушала, да скупую слезу пря­тала…

Однажды Галина с соседкой своей в коридоре нос к носу столкнулась. Та ей мило улыбнулась, поздоровалась да в гости к себе позвала.

– Нет, – испуганно отрезала Га­ля, – не зазывай, не пойду.

Та опять улыбается:

– Нет так нет, я просто на чай пригласила по-соседски.

Галя думала, что сейчас на­пи­рать начнет, уговаривать, а она пошла к своей двери.

– Постой, – окликнула ее Гали­на, – у тебя на лице счастье нарисовано. Дети ухожены, мужа тво­его я пьяным не видала. Отчего же люди говорят плохо про вас?

– Народ наш поговорить любит, особенно о том, чего не знает, – баптистка была удивительно простой и милой. – Но делать выводы лучше из того, что своими глазами видишь.

Спиртные посиделки были в больнице делом частым и обыденным, праздников на то хватало. Только новенькая санитарка всегда от коллектива откалывалась, компанию не поддерживала. Это обстоятельство повлияло на ее взаимоотношения с работниками лечебницы. Они просто не клеились. Трения начались и с главным врачом, который возражений не терпел и сам пил вместе с подчи­нен­ными. К тому же ему глянулась молодая женщина, да только вечерок скоротать он никак не мог ее уговорить. Эта несговорчивость выводила его из себя. Симпатичная мать-одиночка – лакомый кусочек без обязательств, а она ломается, как девица, цену себе набивает. Он цеплялся к ней по пово­ду и без повода, легко находил причину для устных и письменных выговоров.

– Галина, – как-то сказал главврач, – что ж ты коллектив не уважаешь, за одним столом посидеть не хочешь? Слово начальника для тебя звук пустой. Смотри, так и ра­боты, и жилья лишиться можно.

– Вы мне грозите, вот я расскажу об этих Ваших словах, – пыталась возразить санитарка.

– Пожалуешься? Кому? Кто те­бе, санитарке, поверит? – рас­смеялся он. – Я с тобой не разго­ва­­ри­вал и вообще не видел тебя в этот день. – Голос маленького на­чальника стал вкрадчиво-лас­ко­­вым: – Тебе показалось, слухо­вые галлюцинации в нашем заве­дении – явление распростра­нен­ное.

«И правда, кому жаловаться, ко­го о помощи просить, кому я, по­ло­­мойка, нужна?» – весь вечер гоняла мысли мать-одиночка. Она варила, кормила и укладывала детей спать с этими вопросами. Когда сыночки уснули, она разревелась, глуша подушкой всхли­пыва­ния.

В комнату снова проник ти­хий звук стройного пения. Галя вытерла слезы, открыла коридорную дверь и стала прислушиваться. Слова было трудно разобрать. Тогда она, стараясь не скрипеть старыми половицами, прокралась к соседской двери и, приоткрыв ее, стала ловить драгоценные слова:

Если лилию Бог любит

и заботится о ней,

Разве Он тебя погубит,

позабыв в нужде твоей?

На сердце стало как-то спокойно и тихо. Женщина тихонько вернулась в свою комнату, легла в теплую постель и уснула.

Утром Галине объявили очередной выговор, и она поняла, что ей придется либо «договориться» с начальником, либо проститься с ра­бо­той и с ведомственным жильем.

Осень в Сибири красивая, мо­­розная и скорая. За нею сразу зи­ма поспешает, суетится. Метелями стелет землю стуженую, снежным покрывалом закутывает.

Лютую зиму зверье боится, по берлогам и норам прячется. Человеку тоже дом с печкой нужен да запас съестной, чтобы до весны до­жить. Куда ж Галке податься с малыми детьми на руках, если с работы и из квартиры погонят? Стар­шенький ее только в первый класс пошел, второму четыре и младшенькому полтора годика исполнилось.

...Смена закончилась, отде­ле­ние сияло чистотой. Галина си­де­ла в своей подсобке мрачная, печальная.

– Видно, нет другого выхода, придется «договориться», –ска­за­ла она сама себе и впервые в жиз­ни налила в стакан чистого медицинского спирта.

Вечер выдался холодным. Морозец лужи под лед припрятал и захрустел жухлыми листьями. Галина шла по осенней улице в тонкой курточке нараспашку. Внутри горело, глаза заволокло туманной дым­кой, ноги отказывались слушаться, подкосились. Деревья, огоньки, дома закружились и на­ко­нец пропали в густом навалив­шемся мраке…

Было совсем уже поздно, а мамка так домой и не приходила. Полуторагодовалый раскричался, заплакал и средний. Старший уговаривал их не реветь, но мамка все не шла и не шла, и он тоже расплакался. Детский плач разбудил соседей. Так впервые на пороге Галкиной квартиры появилась баптистка.

– Тетенька, – спросил почти взрос­лый семилетка, – Вы не зна­е­­те, где наша мама?

Баптистка взяла маленького на руки, и тот успокоился.

– Она обязательно придет, нужно скорее уснуть, так быстрее настанет утро, и мама вернется.

– Тетенька, – конючил стар­ший, – нам страшно без мамы и плохо.

– А мы вместе ее подождем.

Соседка привела детей в свою квартиру. В квартире баптистов было чисто и тесно. Как они поме­ща­­лись с семью детьми в двух ма­леньких комнатах, было загадкой. А теперь еще народу прибавилось. Но «тетенька» и все остальные ока­за­лись добрыми, нежадными. Ве­че­ром вся семья собралась на совершенно незнакомое соседским детям мероприятие – на молитву. И на этой самой молитве все как один, от мала до велика, просили Бога сохранить и найти поте­ряв­шую­­ся женщину.

Уже снег покрасил улицу в белый цвет, мороз катки устроил. Зи­ма, снежная, лютая, ледяная, завладела Сибирью. А мамка все не приходила.

Однажды за перегородкой ша­ги послышались и разговор какой-то. Старшенький Галин пер­вым его услыхал и бегом к родной квар­ти­ре с криком: «Мама! Ма­моч­ка!» Бап­тистка за ним следом побежа­ла. А там люди чужие...

– Уже второй месяц на работе не появляется, – возмущались они, – а раз не работает, пусть жилье освобождает.

– Подождите, – вмешалась в разговор соседка, – вы кто будете и как попали сюда?

– Понимаете, – уважительно заговорил мужчина лет пяти­де­ся­ти, – мы из профкома. Нам сигнал поступил о злостных про­гулах и нарушениях трудовой дис­циплины. Вот мы и пришли у хо­зяйки узнать, почему прогу­ливает. Постучали, никто не открыл, а дверь сама по­далась.

– Хозяйки нет, вопрос задавать некому, придется в другой раз зай­ти.

Мальчик от чужаков за тетень­кой-соседкой спрятался и на вся­кий случай схватился за юбку.

Гости непрошеные в затылках почесали и разошлись.

...Бледная женщина, проглоченная комой, лежала недви­жи­мо, как спящая сказочная краса­ви­ца, в реанимации областной боль­­ни­цы. Добрый человек, води­тель Кам­АЗа, подобрал ее на мо­роз­ной улице за городом в пяти с хвос­ти­ком километрах. Видя ее беспамятство, возвращаться не стал, отвез в областной центр. По­нятно, что там врачи получше, боль­ницы побогаче, да и сам он спе­шил. Документов при ней ника­ких не было. В истории болезни написали толь­ко диагноз: «двух­сто­ронняя крупозная пневмония». Подключили приборы. Они рабо­тали ровно, в одном ритме, сту­чали чечетку жиз­ни уже вторую неделю. Больная спала беззабот­но и долго.

Сны были туманные, обрывистые. Вроде как жажда ее сильно мучила, пить до смерти хотелось, а вода кругом грязная, мутная, затхлая, противная. Вот она все чистой воды искала, да никак най­ти не могла. Шла и бежала то к канавам, то к болотине. Совсем выдохлась, устала, упала, а впе­ре­ди ручей. Чистый, игривый родничок. Она обрадовалась:

– Вода, вода!

Приборы задергались, медсестра позвала врача. Они всем реанимационным составом засуетились возле безымянной пациентки и очень обрадовались, когда та наконец открыла глаза.

Через пару дней женщину перевели в терапию, прописали кучу капельниц, уколов и строгий постельный режим. Она и сама его пока соблюдала – просто с койки подняться не было сил. Но денька через три, держась за спинки кроватей, больная прошла по палате, а через день вышла в коридор.

– Куда ж ты, милая, от­пра­ви­лась? – увидела ее пожилая сани­тарка и, подхватив под руку, пове­ла в палату. – Слаба ты еще для по­ходов. Если нужно чего – по­зо­ви.

– Сколько я уже тут? – Галя буд­то не слышала.

– Недели три, – санитарка толкнула дверь палаты, – до выписки еще долго.

– Три недели?! Дети, как же де­ти? Где мои дети?

– Успокойся, милая, – пожилая женщина усадила больную на кро­вать. – Говори, как зовут, адрес, фамилию... Сейчас все узнаем. А ты отдыхай, не волнуйся, детям мать живая нужна.

Вечером тетя Дуся, так санитарку звали, заглянула в Галину палату, на кровать присела к ней и говорит:

– Дети твои живы и здоровы, их нет ни в моргах, ни в больницах.

– Где они? Где? – на Галиных глазах слезы заблестели. – Где галчата мои?

– Этого пока не могу тебе сказать, но теперь чего переживать: живы, здоровы... Найдутся!

Ах! Эта тетя Дуся, замечательная тетя Дуся, добрые вести приносит! Галя рассказала ей о сыновьях: какие они у нее хорошие, как она их любит, как она каждого жда­­ла, как последнего чуть не по­те­ряла… Словом, все свои жиз­нен­ные события, начиная с пер­во­го заму­жества. Рассказ получился долгим и очень утомил совсем еще слабую женщину.

– Теперь будешь спать хорошо, без тревог, – санитарка попра­ви­ла подушки, помогла больной лечь, укрыла ее. – Сон – первое ле­кар­ст­во. Так что спи, сибирская самарянка!

– Самарянка?!

– Твоя судьба очень схожа с судьбой одной женщины из Самарии. Потом расскажу, спи!

На другой день санитарка после уборки заглянула в Галкину палату. Их разговор снова затянулся, тетя Дуся поведала Гале обещанную историю.

Рассказала, что народ сама­рий­ский скверным был, другие люди с ним не сообщались. А эта самарянка была еще и гулящей, му­жей меняла. Таких вообще пре­зи­рали. Однажды у колодца през­ренную и всеми ненавидимую встретил один Человек. Особенный Человек! Воды попросил, поговорил с ней, рассказал, хотя впер­вые ее видел, о ее жизни. И она в Нем Бога узнала!

– Тетя Дуся, – прервала Галя рассказ, – ты что, в Бога веришь?

– Верю, милая. Вот смотрю на тебя и еще больше верю. Кто тебе жизнь сохранил, ангела на Ка­мА­Зе выслал, о детях позаботился?..

– А мне, – ресницы Галкины снова вымокли, – мне как Бога узнать?

Галка пошла на поправку удивительно быстро, и скоро ее выписали. Только вот детей так и не смог­­ли найти. По всем детдомам области искали, но поиск резуль­та­тов не дал. Автобус довез до родного поселка. Женщина отрях­нула снег с теплого тети Дусиного тулупа и валенок и взошла на род­ной порог.

Дома было тихо, нетоплено, тоскливо. Галя посмотрела на кроватку младшенького, на игрушки, разбросанные на полу… И так боль­­но сердцу стало:

– Где ж вы, сыночки мои, где мои родные? – и слезы горохом из глаз посыпались.

Чистые, певучие голоса рассылали песню из-за перегородки. Она долетела до холодной Галкиной квартиры, застыла на мгно­ве­ние и разместилась там. Потом до самой души добралась, так что уже ноги сами к соседям привели.

Галя открыла дверь и без при­гла­шения вошла. У соседей и сту­пить некуда. Женщины какие-то в платочках, дети. Все поют. И вдруг...

– Мамочка, мамка! – закричал старший и кинулся к Гале.

Следом еще один подбежал. Она обняла их, глазам своим не верит.

– Сынушка, сынушка, – целует, гладит то одного, то другого. – А меньшенький, меньшенький где?

– Вот! – на руках у соседки-баптистки сидел меньшенький и слазить с ее рук не собирался.

Галя поманила руками малыша, а он шею соседки обхватил и отвернулся.

– Сынок! – позвала Галя. – Сы­нок!

Тот обернулся, поглядел на ма­му и вроде ручки протянул к ней, но тут же снова к соседке прижался, а потом раскинул ручонки и обнял маму и тетеньку…

Радости не было конца. В этот вечер Галя впервые в своей жизни помолилась. Потом женщины в платочках засобирались.

– Повезло тебе, – сказала од­на из них Галине, – что добрая самарянка на пути твоем встре­ти­лась.

– Самарянка-грешница – это я, а она – святая!

...Галину уволили по статье за прогулы на третий же день. Но уже через неделю на руководителя поступила анонимная жалоба, и после проверки его деятельности он и сам был уволен. Место работы и квартира остались за Галей. Бог хранит и благословляет по сей день сибирскую самарянку!