Подвиг

Зоя Лукьянова

Папа умер, когда мне было пять лет. И хотя я хорошо помню  похороны, осознание папиной смерти и страшное слово «никогда» пришли ко мне года через два. Два года я жила постоянным ожиданием его возвращения, представляла, как он удивится нашему новому дому, как обрадуются мама и братья, как папа возьмет меня на руки, а я расскажу ему обо всем, что происходило с нами за эти долгие, мучительные годы разлуки. Но папа не пришел… Теперь уже стерлось из памяти, как именно я поняла, что папа больше никогда не придет, но это случилось. В холодный зимний вечер слово «никогда» искромсало мои детские надежды. С тех пор папа стал самой желанной мечтой, полубогом, королем из сказки, в которой мы все когда-то жили.

Сказка закончилась, и началась новая жизнь. В этой новой жизни мы остались только с мамой. Вернее, она осталась с четырьмя детьми на руках, без всяких средств к существованию,  без прописки на новом месте жительства, без надежды на улучшение.  Теперь, когда я сама взрослая и имею семью, мне понятно, какой непосильный груз лег на мамины плечи. Ей хватило бы только смерти любимого человека, а пришлось еще переезжать в другую республику, растить детей без отцовской заботы, считать каждую копейку и испытать на себе весь гнет уничтожающей машины под названием «советская власть».

Нашу семью отказались прописать, а это значит нельзя устроиться на работу, нельзя отдать детей в школу, нельзя оформить пенсию из-за потери кормильца или отоварить талоны, которых тоже, кстати, не давали без прописки. Список запретов можно продолжать долго, и последним будет невозможность голосовать, что не очень-то нас и волновало. Четыре года мама каждый день, как на работу, ходила по советским властным организациям в поисках справедливости или милости. Кажется, не осталось в Минске  дверей, в которые не постучалась бы ее рука. Но, начиная от министерства и заканчивая паспортным столом, ответ был один: «Вас никто не пропишет, уезжайте, откуда приехали». 

Такое отношение мы заслужили благодаря папиной активной христианской деятельности, за которую он был репрессирован при Сталине и потом не раз находился под следствием. Мама тоже не стояла в стороне, с юности она была хорошо известна комитетчикам за свою энергичную работу в церкви. Ей отлично были знакомы допросы, обыски, угрозы.  Но раньше она чувствовала поддержку мужа, который умел утешить, успокоить и взять на себя всю ответственность. Теперь она стояла одна, а за спиной четверо детей, которым нужно есть, одеваться и учиться. Вечером мама приходила домой измученная и удрученная, а утром снова собиралась и уходила. И так четыре долгих года.

В школу мы ходили только из милости директора, который пошел маме навстречу. Старшая сестра в 16 лет  мыла посуду в фабричной столовой, потому что это было единственное место, куда ее взяли без прописки и образования. Какое может быть образование для дочери врага народа?! Советская жизнь для советских людей, а мы инородцы, вырожденцы, пятно на репутации, нас надо из этой жизни выдавить, скрыть, замазать, чтобы не было и духу верующих в светлом коммунистическом обществе. Вот и давили…  

Как она не сломалась в таких  тяжелых обстоятельствах?! Где находила силы, чтобы жить и надеяться? Почему не впала в затяжную депрессию и не обвинила Бога или окружающих в своих бедах?

Моя мама не железная леди и не стальная пружина. Она настоящая женщина, которая нуждается в поддержке и опеке. Ей бы впору сломиться, да ее и ломали каждый день, но мама, как птица феникс, восставала из пепла и жила. Именно жила, а не влачила жалкое существование обиженной вдовы. А вместе с ней жили и мы. Теперь в маме и ее настроении была заключена наша жизнь.

 А жизнь у нас была замечательная. Несмотря на то что мама не получала никакой финансовой помощи от государства, не было дня, чтобы мы голодали, Господь заботился о нашем пропитании. На день рождения, Пасху  и Рождество каждый получал подарок, в доме было уютно, чисто и гостеприимно. На каникулы мама возила нас к друзьям в Петербург, Киев или Ригу, а летом на три месяца мы уезжали на свою родину, а если учесть, что наша родина находится на черноморском побережье Кавказа, получалось, что все лето мы проводили на курорте. По воскресеньям, да и среди недели, в нашем доме собирались гости и были настоящие общения с молитвой, рассуждением, пением и обязательным чаепитием. Каждому было место в нашем доме, для каждого находилось доброе слово и угощение.

Наверняка многие, посещавшие наш дом, и не задумывались о том, как мы живем, каково маме одной с нами. Да и что тут задумываться, когда мама суетится на кухне и поет. Разве несчастный человек будет петь? А мама и не была несчастным человеком. Да, она тосковала и часто плакала вечерами у портрета папы. Она до сих пор тоскует без него, она страдала от угнетения властей и наверняка иногда страшилась будущего, тяжело было поднимать четверых детей, но у нее была сила, была радость и уверенность. Вопреки всем злым обстоятельствам жизни мама шла к Богу и у Него получала силу, уверенность, радость и надежду.  Божья милость обновлялась для нее каждое утро, она черпала в Нем  энергию и жила полной жизнью. Бог был в каждом мгновении ее жизни. Она не проповедовала и не читала нам нравоучений, она просто жила благодатью Христовой. Ее дела, поступки, слова, образ жизни и мыслей были пропитаны Словом Божьим. Любое, самое незначительное дело мама отдавала Господу, и Он помогал.

Мама много молилась. Для нее это была жизненная необходимость, разговор с Отцом, в котором она решала все дела. А самые ее главные дела – это мы, дети. За нас она и стояла на коленях. Часто проходя мимо закрытой двери маминой комнаты, я слышала имена своей сестры, братьев и свое, которые она произносила в молитве. Мама молилась о нас и просила у Господа защиты и благословения для каждого. Мы знали об этом, и это знание как-то благотворно влияло на нас. Все мы, такие разные и сложные, прошли через подростковый возраст, бунтарство и непослушание, но в одном были, не сговариваясь, едины: маму не нужно огорчать, ей и так немало досталось. Все свои проделки и шалости мы тщательно скрывали, а маме достаточно было сказать: «Иди, доченька, но я не благословляю», – чтобы доченька выбросила из головы даже мысль о дискотеке. Без маминого благословения никуда. У мамы были особенные отношения с Богом, Он ее точно послушает.

 Вспоминая свое детство,  я не могу припомнить случая, чтобы мама кричала на кого-то. Даже о повышении голоса говорить не приходится. Мама говорила с нами, она любила и уважала нас.  Именно уважала, ведь каждый из нас был особенным. У каждого были таланты,  каждый был красавец, умница и все прочее в том же духе. Наши отметки в школе никак не влияли на мамино мнение о нас. Вообще для мамы ценности были только в Боге, в церкви, в служении Христу и людям. Для мамы самым важным был вопрос наших взаимоотношений с Богом, а уж все остальное – второстепенно. Ее очень огорчали прогулы в школе, но пропуски служения были гораздо тяжелее. Но она никогда не заставляла нас ходить в церковь. Она предлагала нам, уже подросткам: «Доченька (сыночек), пойдешь со мной в церковь?» 

В очередное воскресное утро ты лежишь в постели и ломаешь голову, какую бы это придумать отмазку и не пойти на служение, – хочется спать, друзья пригласили куда-то, да и вообще… Но тут заходит мама – нарядная, радостная, ведь воскресенье, а значит, праздник, и ласково спрашивает: «Детка, пойдешь на собрание?» Ты отказываешься, мама уходит, дом пустеет – спи давай или иди гуляй, а уже ничего не хочется… Ты лежишь и представляешь, как мама одна пойдет в церковь, а потом, после служения, будет глазами искать тебя, не найдет и, огорченная, опять одна (имеется в виду без тебя) пойдет назад. Дома она не упрекнет, но ты же знаешь, как это важно для нее. И вот так, злясь в душе и проклиная себя за жестокость, ты собирался и ехал через весь город хотя бы к концу служения, чтобы мама нашла тебя глазами и обрадовалась. Вот за эту искру радости в ее глазах ты готов на многое.

Как-то в подвале нашего дома обвалились полки с вареньями и соленьями, заготовленными на зиму. Мама в это время была на спевке хора. К ее приходу мальчишки вдвоем не только дочиста вычистили весь пол подвала, залитый сладко-солеными заготовками, но и восстановили полку, а оставшиеся банки расставили пореже, чтобы не было заметно. Мама потом все удивлялась, как быстро этой зимой закончились варенья и огурцы. Только через много лет ребята рассказали ей правду.

Мама никогда не воспитывала нас каким-то особенным образом. Она просто жила, а мы перенимали этот образ жизни. Она никогда не говорила, что нужно быть гостеприимными, она была такой, из любых своих скудных доходов мама отдавала десятину. Она в любое время была готова прийти на помощь нуждающемуся,  всегда несла служение в церкви,  была рачительной хозяйкой, заботливой и нежной матерью и дочерью, не сплетничала, не злословила, не унывала и не тратила время попусту.   

Помню, когда мне было двадцать лет, я впервые поняла, что у верующих людей все-таки есть недостатки. Одна взрослая женщина, мамина подруга, при мне устроила своему мужу настоящую выволочку. Я смотрела во все глаза и не могла поверить – разве верующие могут ссориться? Мама никогда не позволяла себе сказать хоть одно плохое слово на кого-то в присутствии детей. Я и представить себе не могла, что среди верующих есть ссоры, зависть или разногласия.  Я пребывала в твердой уверенности, что все христиане такие святые, как моя мама. 

Сегодня моя мама счастливая женщина. С ее плеч упал непосильный груз заботы о детях. Мы выросли, все имеем семьи, а мама – внуков, но самое главное для нашей мамы, что мы все христиане. Наши покаяния и крещения были для нее большими праздниками, чем наши свадьбы. Господь дал маме великую милость – она видит всех своих детей в церкви. Это было ее мечтой, ее молитвой, ее целью. Мамины ценности всегда были в небе, и она молилась, чтобы и мы получили небесную прописку. Мамина молитва и жизненный пример проложили нам всем дорогу к настоящему счастью, к Богу.

В одном стихотворении есть такие строки: «Путь твой, как подвиг, весь мужеством светится. Он мне помог с моим Господом встретиться, милая мама моя». Это про мою маму.