Вадим Григорович

Зимний вечер. За окнами завывает пурга, бросает в оконные рамы хлопья снега. Ни одной звездочки на небе, в мире тревожно... Только что в хирургическое отделение сельской больницы поступили раненые из Афганистана. Ветер порвал электропровода, поэтому нет света, но старая санитарка принесла керосиновую лампу. Она горит неровно, испускает желто-сизый свет, и по палатам распространяется запах керосина.

В одной из палат бредит юноша. Несчастный случай - попал под трактор. Сломаны ноги, повреждена спина. Парень из местных жителей, казахстанский, из немецкого поселка Берлин. По-крестьянски крупный и жилистый, он подымается на сильные руки, и страшная боль отбрасывает его назад. Только что ввели большую дозу обезболивающих средств, и скоро должен наступить покой. Санитарка не отходит от парня, трогает шершавыми от хлорки руками его горячий лоб, приглаживает влажные русые волосы, смачивает холодной водой искусанные от боли губы. Но вот наркотики подействовали, они сняли боль, на какое-то время облегчили его участь - и вдруг уже окрепшим мужским баритоном парень начинает петь: "Как счастлив я ныне в Иисусе, Словами не выразить мне; Мои согрешенья простил Он, Привлек мое сердце к Себе..." В палату вошел молодой врач. Он стоит и смотрит на тяжелобольного, поющего песню. Казалось, он вот-вот спросит: "Откуда у парня песня такая?" Другие, после введения наркотиков, сыпят бранью, сквернословят, несут всякую чушь, а этот поет... об Иисусе.

Собрались дежурные сестры. Тоже стоят и слушают. Совсем молодые, недавние выпускницы медицинского училища, в одинаковых белых халатах, в накрахмаленных колпачках на голове, они все с виду как родные сестры.

О чем они думают сейчас, когда слышат песню об Иисусе, когда их сверстник, находясь на грани жизни и смерти, почему-то запел о своем счастье, которое заключено в одном имени - Иисус?

Старая санитарка продолжает гладить его по голове, сушит лоб салфеткой и произносит:

-Он верующий... Христианин... А верующие в Господа как своего Спасителя умирают с песней о Нем... Они уходят в небо.

Одна медсестра плачет, отойдя в угол, как невеста в минуту прощания со своим любимым женихом.

Все стоящие здесь знают, что парень обречен, что, может быть, и не доживет до утра...

Починили электропроводку, в коридорах больницы заблестел кафельный пол от небольших настольных ламп, стоящих на столах дежурных медсестер. Молодой врач уходит. Надо готовиться к очередной операции. Только что поступивший солдат с афганского фронта должен быть срочно прооперирован.

- Как зовут новенького? -спрашивает, уходя, врач сестру Ксеню.

- Его зовут Иваном.

- А этого тоже зовут Иваном, -говорит санитарка, указывая на поющего юношу, - это по-немецки - Иоганн, а по-русски тоже Иван... С ним как?

- Будем ждать утра, - сухо отвечает врач и уходит. По коридору стихают его торопливые шаги, а по палатам плывет, не затихает песня:

"Как счастлив я ныне в Иисусе..."

Утро наступило незаметно. Порозовело небо, утихла пурга. Спит Иоганн, спит и Иван, солдат, раненный на никому не нужной войне. Он будет жить, а судьба совхозного рабочего из поселка Берлин неизвестна. Хирург пьет чай с операционными сестрами. Обычное утро, каких в жизни будет много. Для одних - очень много, для других - поменьше, для третьих останется только еще одно утро.

Иоганн пришел в себя, просит воды и чего-нибудь кисленького.

- Лимончика можно ему дать? - спрашивает врача старая санитарка.

- Ему все можно, - отвечает врач, а в голове все вертятся слова той неприхотливой песни -"мои согрешенья простил Он". Даже в трудный момент операции они, эти слова, пришли ему в голову. Врач думает о покинутой им жене, о дочурке. Рассорились из-за пустяков, хлопнул дверью, сдали нервы. Пришел к матери, та покачала головой: "Нехорошо поступаешь, сын, не по совести". Вот и ушел с головой в работу. Взял все воскресные, все ночные трудные смены, чтобы забыть семейный разлад, а тут умирающий Иоганн со своей песней-молитвой. Как укор ему. И какая у него вера прекрасная, если не озлобляет в боли, если в предсмертные часы освещает его доброй улыбкой и покоем. Надо сходить к нему, посмотреть в его глаза. Они, как родники, бывают так нужны - эти чистые, христианские глаза спасенных верой людей.

Парень бледный. Глаза василькового цвета смотрят в окно, за которым открывается далекий простор. Скоро Рождество, и природа одела дома и целые деревни, поля и дороги в новый, белый наряд. Врач садится на краешек постели.

- Ну как, брат, жив-здоров?

-Живой пока, - отвечает парень.

- К тебе еще ночью гости приехали из твоего Берлина. Много гостей. Всех пустить или понемногу...

- Лучше всех, а то мой Господь позовет меня к Себе, и я не увижу здесь больше своих...

Как много хотел бы спросить этот молодой врач у мужественного паренька-христианина и даже хотел бы попросить совета у него, но нет времени. И оттого, что не было времени для разговора о своей душе, ему стало тоскливо на душе и жаль себя стало...

Зашли люди из Берлина. Улыбаются. Всю ночь продремали в приемном покое на стульях, ожидая, когда можно будет увидеть Иоганна. Ехали в пургу по степи, ни огонечка на пути не увидели.

- Как ты, Иоганн, себя чувствуешь? - спрашивает старший по возрасту.

- Это их пресвитер, - шепчет врачу старая санитарка.

- Помолитесь со мной Господу, порадуемся наступившему дню, - отвечает парень.

- Можно? - глазами спрашивает врача старший.

-Для него все-все теперь можно, - отвечает врач и опускает голову.

- Понятно, доктор, понятно, милый, - раздается голос женщины за спиной врача. - Я - мать его... Один он у меня... Одна я без него и в то же время не одна, с Господом я. Во всем Его святая воля.

Женщина с трудом сдерживает слезы.

- Вот ваш сын пел нам ночью в болезненном забытьи, что счастлив он в Иисусе, что согрешения его Он простил и привлек его сердце к Себе... Первый пациент в моей врачебной практике пел после такой боли и таких страданий о Боге, первый...

Пресвитер начинает молиться. Старая санитарка опускается на колени у окна, и ее губы тоже шепчут свои слова к Богу. Санитарка православного вероисповедания, но часто молится за больных, которые молиться не могут и нуждаются в Господней поддержке. Сестры и братья из поселка Берлин молятся каждый про себя. Молится и Иоганн. Вот звучат и его такие простые слова живой молитвы к Иисусу Христу. Присутствующие врач и медсестры наклонили головы. Потом женщины и мужчины запели:

"Куда ты пойдешь, не принявши Христа?

Зачем во грехах умирать?

Спасенье и жизнь предлагает нам Бог,

Прими лишь Его благодать.

Куда ты пойдешь? Куда ты пойдешь?

Куда ты пойдешь, не принявши Христа?

Куда ты пойдешь?"

Поет со всеми и Иоганн. Ему уже трудно петь, возвращается боль, она начинает сводить мускулы на лице, но парень выводит со всеми:

"Послушай, о друг, не отвергни Христа,

Блаженство для всех только в Нем.

Доверься Ему и пребудь в Нем всегда.

Тебя Он введет в чудный дом.

Куда ты пойдешь? Куда ты пойдешь?

Куда ты пойдешь, не принявши Христа? Куда ты пойдешь?"

Иоганн улыбается всем на прощание, показав ямочки на щеках, и еле слышно говорит:

- Я всех вас так сильно-сильно люблю... Живите с Иисусом Христом, люди!

Иоганн умер под вечер этого дня. Смеркалось. Вот уже на небосклоне появилась первая звезда. Через столько ненастных дней небо ожило. Звезда заблестела в предрождественском зимнем небе и открыла другим звездам путь. Вскоре ожила вся Вселенная, замигала, заговорила вечным языком Божьей мудрости.

На похороны Иоганна в поселок Берлин приехал врач Суханов Борис Петрович и попросил общину христиан-баптистов принять его своим братом. Впервые Борис Петрович плакал на виду у сотен людей, впервые сказал всю правду о себе и впервые попросил прощения своих ошибок и грехов не у людей, а у своего нового друга, у своего Спасителя - Иисуса Христа.

Куда ты пойдешь? Куда ты пойдешь?

Куда ты пойдешь, не принявши Христа?

Куда ты пойдешь?

Казахстан