Проза

Вера Писаренко

Она подсела ко мне на вокзале, в зале ожидания. Среди суетливых пассажиров эта женщина выделялась спокойной неторопливостью и достоинством движений, мягкой, располагающей улыбкой. Ей, как и мне, видимо, предстояло утомительное ожидание. Время, как обычно в таких случаях, тянулось медленно. И мы, обреченные на длительное бездействие, разговорились.

Эта далеко еще не старая интеллигентная женщина оказалась глубоко верующей христианкой. Этот факт меня заинтересовал, и я спросила, что привело ее к вере в Бога. Нина Ивановна (так назвалась моя собеседница) поправила под шелковой косынкой гладко зачесанные волосы, вскинула внимательный взгляд темно-карих глаз на часы и повернулась ко мне.

– Все у меня в жизни поначалу было складно, – начала она негромко.

И действительно. Молодая учительница математики в коллективе школы, куда приехала по распределению, сразу, как говорится, пришлась ко двору. Активная, принципиальная, серьезная, она быстро стала пользоваться заслуженным авторитетом среди коллег. Об этом свидетельствует то, что вскоре Нина Ивановна стала завучем. И личная жизнь ее сложилась удачно. Любимый муж был уважаемым человеком. А маленький сынишка рос живым и смышленым.

– И верила я тогда в партию, ее идеалы, в светлое будущее. Как и все, – вроде бы подытожила эту часть своего повествования Нина Ивановна и задумалась.

Помолчали... На скамейку напротив села женщина с шустрым мальчуганом лет девяти. Моя собеседница, гдядя на него, грустно улыбнулась: то ли ребенку, то ли своим печальным мыслям.

– Вот так же и около меня крутился мой сынок в тот злополучный день, – как бы очнулась она от невеселых раздумий.

Тот, запомнившийся ей на всю жизнь день был обыкновенным рабочим днем. Ничто не нарушало устоявшегося ритма школьной жизни. Разве что был один посетитель – отец старшеклассника. Он пришел с просьбой дать сыну положительную характеристику.

«Мальчик попал в беду: связался с дружками, и теперь ему «светит» скамья подсудимых», – так объяснил он свою просьбу. А был тот парень не то, чтобы «отпетый», – вспоминает бывшая учительница и завуч школы, – просто «нестандартный» ребенок. Такие дети есть обычно во всех школах и, сами понимаете, доставляют учителям массу хлопот, а то и неприятностей.

– Понимаю, – согласно кивнула я, подумав о своих сыновьях-школьниках, которых тоже не всегда понимают и принимают в школе такими, какие они есть. Конечно, тогда Нина Ивановна осталась верна своим принципам: виноват – пусть отвечает! И выдала характеристику «по полной схеме», в которой очень часто мелькала частица «не»: «...активного участия в школьной жизни не принимал... авторитетом не пользовался... не участвует» и далее в таком же духе. Огорченный отец только головой покачал. А тут подбежал к ним шустрый мальчуган.

– Ваш? – погладив мальчика по вихрам, спросил мужчина.

– Мой, – с гордостью ответила учительница.

– А ведь от тюрьмы и сумы никто не застрахован, – посмотрев на ребенка, с глубоким вздохом сказал посетитель и ушел, не попрощавшись.

Конечно, от такого разговора остался неприятный осадок. Хотя особого значения этим словам она тогда не придала – мало ли что мог от горя и обиды сказать посетитель. Да и в правоте своей была уверена. И только потом, несколько лет спустя, когда в ее жизни светлую полосу сменила темная, мысли женщины часто возвращались к тому дню. И теперь совсем иной, уже не только пророческий, но даже зловещий оттенок приобрели слова, сказанные в запальчивости несчастным отцом.

– От тюрьмы и от сумы не застрахован никто... – повторила Нина Ивановна.

Истинный смысл этих слов поняла она много позже. Когда, казалось, в одночасье сломалась и пошла под откос ее налаженная жизнь. Началом семейной катастрофы стала гибель в автомобильной аварии мужа. Новое замужество оказалось благополучным только внешне. У мужа, работавшего в отделе внутренних дел, был крутой нрав. Он и в дом внес жесткий порядок, не слишком вникая в душевное состояние жены и приемного сына. Общего языка с подростком он то ли не находил, то ли и не старался найти. И мальчик все чаще уходил в себя, все чаще пропадал на улице. Появились дружки. Не обходилось и без драк. С дружками он впервые попробовал и наркотики. Материнским сердцем Нина Ивановна чувствовала, что теряет сына, но поверить в то, что ее «благополучный» сын катится вниз, не могла.

Как в страшном сне, услышала она слова: «Встать! Суд идет!» Судили ее сына с дружками. Судили за убийство в пьяной драке. Стиснула зубы, чтобы не закричать от боли и отчаянья на весь белый свет. Сквозь застилавшую глаза пелену слез видела нескладную фигуру сына с мальчишеской тонкой шеей. Видела, как его пальцы нервно вцепились в край барьера, отгораживающего его от матери и от всего мира. Барьера, ставшего той запретной чертой, за которую ему суждено выйти не скоро. Мать до боли сжала виски, чтобы унять нестерпимый стук. Словно о наковальню стучали молотом, вдалбливая явственно звучащие слова: «От тюрьмы и сумы никто не застрахован!.. От тюрьмы и сумы!.. Никто!..»

– Куда пойти? Кому поплакаться, когда утрачена вера во все и не хочется даже жить? От безысходности и тоски не знала покоя ни днем ни ночью, – изливала свою давнюю боль женщина.

И тут на ее пути встретились верующие. В беседах с ними обретала душевное равновесие, появилось желание и интерес к жизни, вера в добро и милосердие, пришла вера в Бога...

– А сейчас куда направляетесь? – спросила я.

– К сыну. В зону, – ответила она, вздохнув, и стала прощаться. Объявили посадку. Подхватив сумки, женщина направилась к выходу, где вскоре затерялась в людском водовороте.