Время открытых дверей

Елена Аликова

«Никогда не украсить храм, если что ни день возводить новый фундамент», – сказал А. де Сент-Экзюпери. Имел ли он в виду именно Церковь, Бог весть, но сама мысль заставляет задуматься. Что есть созидание Церкви? Каким служением мы как соработники Господни «украшаем храм», а какими сомнениями разрушаем его? Какими ревизиями неугодных нам порядков мы закладываем все новые и новые фундаменты, которые будут, быть может, разрушены следующими ревизионистами? Как определить, чего хочет Бог лично от каждого из нас и от всех вместе, чтобы не «напрасно трудились строящие»? Где мое место в этой удивительной невидимой стройке? Множество подобных вопросов, которые задают себе верующие, привело нас к старшему пресвитеру церквей ЕХБ Беларуси Александру Ивановичу ФИРИСЮКУ.

– Александр Иванович, наш сегодняшний разговор – о «собрании душ живых», о церкви, ее настоящем и будущем. Может быть, немножко о прошлом. Вы давно в церкви и многое видели и испытали.

– Да, я из так называемых потомственных баптистов. Мой отец много лет был пастором, он сейчас в вечности. А я первый раз принимал водное крещение во чреве моей мамы: она принимала водное крещение беременной, за две недели до того, как мне родиться. Ну а потом, конечно, было сознательное обращение к Господу и крещение – уже второе – по вере, по Писанию. А испытания мне выпали, можно сказать, такие же, как многим в те годы: выгнали из Минского технологического института с формулировкой «за религиозные убеждения». Очень нелегко было получить заочное образование. На защите диплома мне так и сказали: «С самой дипломной работой все ясно. А вот как с баптизмом? Советский инженер должен быть воспитателем коллектива. Баптист, конечно, не может им быть».

– Считалось, что он ничему хорошему не может научить морально стойкий советский коллектив?

– Конечно. А раз не можешь быть примером для людей, то и не можешь быть инженером. Только спустя время, учитывая отличные характеристики с работы и тот факт, что я согласен был ехать в глубинку, в Костромскую область, мне позволили получить диплом.

Сложно было и с крещением. Списки крещаемых просеивали через многослойное сито, людей терроризировали на работе и в КГБ, а молодежь просто вычеркивали из списков. Если вы спросите людей моего поколения, где и как они принимали крещение, то обязательно окажется, что это было тайно, ночью. Так и я. Поехал в Брестскую область, на свою родину, там был один пресвитер, который уже отсидел десять лет за то, что преподал крещение молодым сестрам. И все-таки он не испугался, крестил и меня.

Потом было служение: от певца в хоре Минской церкви до генерального секретаря ВСЕХБ, Союза ЕХБ, Федерации союзов ЕХБ. Там, в Москве, на моих глазах произошло чудо разрушения атеистической системы, когда Бог усмотрел время открыть дверь евангелизации.

– Позвольте не согласиться насчет разрушения атеистической системы. Тоталитарная система, может быть, и рухнула, но вот атеистическая... Если верить статистике массовых евангелизационных кампаний, то – да. Вся наша бывшая большая страна покаялась, причем уже четыре раза. Только где же эти покаявшиеся, если в церквах их нет? Статистику легко опровергнуть, если задуматься, сколько верующих живет в моем доме, работает на одном со мной предприятии...

– Без сомнения, это так. И все-таки, когда меня спрашивают на Западе, могут ли возвратиться коммунизм и атеизм, я отвечаю: «Никогда». И я действительно так думаю. Эта система никогда не была нужна Церкви или Господу, а сейчас она не нужна и сатане. Он не использует те методы, которые владеют умами, у него сейчас совсем иные методы обольщения. Например, номинальные религии, удобные для человека, его плоти. А поскольку в России целое тысячелетие не было духовного просвещения (еще Лесков сказал, что русский народ крещен, но не просвещен), то люди будут, конечно, соблазняться по недостатку ведения. Слово Божье говорит: «Что посеет человек, то и пожнет». Если семьдесят лет сеяли мрак, то и пожинаем его, и необходимо время, чтобы взошло иное, то, что стали сеять в 90-е годы: семена добра, любви, веры. Они обязательно прорастут. Особенно в детских сердцах. На поколении теперешних детей и будет видно, что же мы посеяли.

Вспомните исход евреев из Египта: освобождение пришло, а рабская психология осталась. Они не готовы были войти в землю обетования. Должен был родиться новый народ, и он родился и воспитывался в сорокалетних скитаниях по пустыне. Я думаю, сорок лет – это тот Божий срок, когда меняется менталитет у народа. Так что, слава Богу, сейчас сеются семена любви, люди прорываются к Господу. Ну а духовная борьба – она никогда не была легкой.

– Времена откровенных гонений на церковь отступили. Уничтожить ее не удалось. Даже как бы наоборот: чем сильнее лютовал режим, тем чище, отборнее становилось сообщество верных. Но тогда возникает вопрос: то «лето Господне благоприятное», которому мы сейчас радуемся, благоприятно ли для церкви во всех отношениях? Нет ли у этой небывалой свободы, у этой медали за страдания оборотной стороны?

– Свобода – это, конечно, проверка нашей духовной зрелости. В Откровении, в посланиях семи церквам, можно увидеть не только историческую ретроспективу развития христианства, но и определение духовного состояния каждого христианина. Смотрите, только двум церквам из семи Господь не высказывает упрека и порицания, не говорит, как другим: «Имею против тебя». Два духовных состояния определяют здоровое развитие церкви – церковь Смирны – страдающая, гонимая, очищенная испытаниями, и церковь Филадельфии – церковь евангелизирующая, церковь открытых дверей. Я думаю, к нам сейчас это имеет прямое отношение. Прошло время гонений, и здоровыми остаются те церкви, которые поняли, что наступило время открытых дверей и что надо, хоть сил немного и авторитет в обществе невелик, нести свидетельство о Христе. И я могу сказать по опыту в Беларуси – те церкви, которые сегодня не замыкаются в себе, которые стараются быть в самом лучшем смысле миссионерскими, которые используют время свободы, остаются духовно здоровыми.

– Может быть, то, что я сейчас скажу, является моим субъективным опытом и на него не стоит обращать внимания, но у меня складывается мнение, что евангелизационная направленность церкви опять же имеет, как ни странно, оборотную сторону. Я поясню. Когда я, как и другие люди моего поколения, пришла в церковь, с нами носились и возились, с нами нянчились, обеспечивали Библиями, всевозможной литературой, нотами, нас посещали пресвитер, братья и сестры, нас всячески поощряли к служению. Словом, старались провести от младенчества до хотя бы отроческого возраста. Ныне же в своем стремлении достичь, «привести к покаянию» как можно больше людей мы уже не имеем ни времени, ни терпения, ни даже цели такой – помочь встать на ноги. Нам не до «штучной» работы. У нас другая стратегия. Я в одной из киевских церквей встретила женщину, которая год назад покаялась, приняла крещение, неоднократно участвовала в хлебопреломлении, потом отпала. И за этот год никто не вспомнил о ней. Знаете, актер и поэт В. Высоцкий написал: «Только вот в этой скачке теряем мы лучших товарищей, на скаку не заметив, что рядом товарищей нет».

– Я по этому поводу думаю вот что: евангелизацией может заниматься только духовно здоровая церковь. Больные овечки не могут родить здоровых ягнят. Духовно сильная, здоровая церковь любовью к Господу и членов церкви друг ко другу евангелизирует этот мир. Евангелизация – это не значит оббежать как можно больше людей. Разве во времена сталинских репрессий вообще не было евангелизации? Была. Человек – сердце к сердцу – находил другого человека и своей жизнью свидетельствовал ему о Христе. А сейчас, вы правы, мы часто теряем друг друга, хотя и знаем Господни слова: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою».

Я расскажу вам об одном случае. В Первом детском доме города Минска находятся сироты-инвалиды, дети с физическими недостатками. Как правило, они родились от матерей, которые попали в зону действия Чернобыля. Там есть один мальчик – Игорек. Он родился без двух ножек и без ручки, и мать оставила его. И вот однажды, когда ему было около двух лет, он спросил няню, которая купала его: «Няня, а где мои ручка и ножки?» Он не мог понять, почему у няни все есть, а у него нет.

Что можно рассказать ребенку про вину и грех взрослых? Я об этом вспомнил вот почему. Если мы приводим людей к Богу, а потом теряем, то надо спросить нас: «Где ваши руки и ноги? Почему вы забыли, что Церковь – это тело Христа, и если страдает один член, страдает и все тело, радуется один – ликует все тело?» Когда мы будем чувствовать себя не какой-то организацией по набору новых членов, а организмом, телом, тогда мы не сможем не дорожить каждой частью этого тела, каждой его клеткой. Вот тогда действительно о немощных будет надлежащее попечение.

– Трудно, наверное, печься о духовно немощных, когда в поместной церкви тысячи членов. Трудно даже и узнать, кто именно требует этого попечения, ведь не всякая клетка о себе кричит. Сколько в таких церквах прихожан в полном смысле слова пришли чужими и ушли чужими... Странники. А дух странноприимства сейчас не в моде, сохраняется разве что в селах...

– Что ж, нужно учиться любить. Любить Господа и друг друга. Без любви мы ничего не добьемся. Посвященность приходит только через любовь к Господу. А Бог делает Свое дело через немногих людей, через посвященных. Я как-то читал книгу о докторе Муди. Он говорил: «Дайте мне одного посвященного человека, и Господь через него сделает очень и очень многое». Затем он сказал такое дерзновенное, что мы не осмеливаемся выговорить: «По милости Господней – я хочу быть этим человеком». Если бы каждый из нас сказал: «По милости Божьей – я хочу быть тем жертвенным служителем, который готов любить, обнимать, заслонять и прощать», то какая, скажите, была бы разница – двадцать человек в церкви или тысяча?

Ведь людей, которые впервые приходят слушать Слово Божие, совершенно не интересует наша догматика, наши споры и тонкости. Они – потерянные на этой земле. У них проблемы духовные и физические, они в тупике, они банкроты, они нуждаются в любви. И мы должны чувствовать боль этого человека, сопереживать ему и только тогда говорить ему, что лишь в Иисусе Христе – разрешение его проблем, что есть надежда, есть выход. И тогда люди останутся в церкви.

Вот мы упомянули евангелизационные кампании. В Беларуси они тоже проводятся: на покаяние выходят сотни человек. Не просто же так они выходят, они хотят найти Бога! А потом на изучение Библии приходит половина, а потом четверть, а потом – считанные единицы остаются в церкви. Почему они уходят? Может быть, потому, что мы только говорим, а не исполняем? Христос за пятнадцать часов до Своих голгофских страданий, после того, как умыл ноги ученикам, сказал: «Если знаете, блаженны вы, когда исполняете». А мы хотим знанием заставить человека найти Христа. «Блаженны, когда исполняете». А исполнение в чем состояло? Умыть, например, ноги тому же Иуде и всем остальным. А я так думаю: сидели двенадцать человек с пыльными ногами, с гордыми сердцами, и, когда Господь умыл им ноги, они не кинулись умыть их Ему. Может быть, опять ждали избрания? И когда Он сказал: «Если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам», – тут они наверняка подумали, что вот сейчас скажет Петру, или Иакову, или Иоанну: «то ты должен умыть ноги Мне». А Он сказал: «то и вы должны умывать ноги друг другу».

Вот мы говорим, что любим Господа, служим Ему, а это проверяется тем, как мы любим друг друга, служим ближним нашим, а не тем, как мы говорим о Боге. По двум причинам, я думаю, люди не находят Господа: некоторые не встретили в своей жизни истинного христианина, другие же, напротив, встретили, но такого, что он-то и оттолкнул их от Бога, потому что никакой любви они в нем не увидели.

– Александр Иванович, скажите, противоречия в церквах между молодежью и более консервативной пожилой частью – реальность или вопрос надуманный, раздутый из разницы во вкусах относительно одежды, музыки и т. д.?

– Повторю, здоровый организм не делится на отдельные части. Молодежь – это не только будущее церкви, но и ее настоящее. У нас, в Беларуси, каждый год проходят молодежные конференции. Молодые верующие сами выбирают тему, определяют программу, и нас всех радует, что их интересуют очень глубокие вопросы: посвященности, святости, служения. Да ведь миссионеры наши – сплошь молодежь! Воскресные школы – молодежь. Сестры милосердия, которых мы посылаем в больницы, дома инвалидов, интернаты, детдома, – это наши молоденькие сестры, которые и сами-то еще дети, но они служат любовью детям, обделенным этой любовью. Удивительно, что большинство из них приходит из мира, не имея христианского воспитания, многие жили в грехах и страданиях. Вот я недавно встречался с группой молодежи, которая пришла из сиротского дома. Их не только не учили добру, но буквально толкали ко греху, учили врать, распутничать, пьянствовать. И вдруг часть из них прорвалась к Богу. И они находят счастье в этой святой, посвященной жизни! Поистине, кто во Христе – тот новая тварь, и это не от нас – от Господа. Он совершает это чудо.

Ну а различие, может быть, в понимании служения у молодых и пожилых, конечно, есть, потому что есть в церквах традиции, которые основаны не на Слове Божьем, и они молодежи не нужны, она их не воспринимает.

– И что делать, когда не воспринимает? Уступать? Это хорошо, но как же тогда сама она научится уступать, если будет всегда настаивать на своем?

– А делать всегда одно: любить. С любовью увещевать, с любовью учить. Если сделать замечание не из любви, а чтобы самому себе доказать, что «не та нынче пошла молодежь», то ничего хорошего из этого не получится.

– Важный вопрос: надо ли делать замечание вообще? Или все-таки верующих вразумляет Бог?..

– Вот именно. Я всегда пресвитерам говорю: «Написано об этом в Библии – говори, не написано – не говори». Я могу такой пример привести. У одной женщины погиб в армии единственный сын. Она растила его одна, он был смыслом ее жизни. После его гибели она решила покончить с собой. Жила она недалеко от нашего Дома молитвы, но никогда туда не заходила. А тут вот зашла перед тем, как привести свое страшное решение в исполнение. Она ничего не поняла в проповеди, но услышала пение, и что-то такое от Господа опустилось в ее сердце – она сидела полтора часа и плакала.

А после окончания собрания к ней подошла одна сестра и сказала: «У нас серьги не носят и губы не красят». Женщина ушла. То, что вошло в ее сердце в молитвенном доме, остановило, удержало от самоубийства, но переступить его порог она больше не могла, потому что знала, что там – жестокие люди, которые не видят слез, но видят накрашенные губы. Потом, когда она пришла в церковь, она лично мне об этом рассказывала. Ей повезло. Там, где она работала, оказалась женщина, из нашей же церкви сестра, которая узнала о ее горе, подошла к ней с любовью, разделила ее боль. Они подружились, и постепенно та оттаяла, пришла в дом молитвы, приняла крещение, и по сей день она член нашей церкви.

Так что надо стараться за внешностью видеть сердце человеческое, а подсказать, что за боль и мрак в этом сердце, может только любовь. Чтобы указать, что человек должен делать, достаточно и знание кодекса строителя коммунизма, но преобразует человека только любовь.

– На одном из занятий малых групп как-то зашел разговор о дарах, которые предусматривает Господь для Своей Церкви, чтобы она ни в чем не имела недостатка. Ведущая предложила каждому подумать и сказать, каким даром он наделен. И знаете, Александр Иванович, у всех присутствующих, включая и четырнадцатилетнюю девочку, оказался дар учительства. Представляете, ни у кого не обнаружилось такого обременительного для владельца дара, как вспоможение, то есть умение оказаться в нужном месте в нужное время, пожертвовать своими планами и посидеть с детьми сестры, помыть и заклеить к зиме окна старице. Вы не находите, что это звенья той же цепи: стремление охватить как можно больше людей программами, фестивалями и нежелание заниматься «отделкой храма»? Что делать с этим желанием говорить, а не внимать, исторгать, а не впитывать? Как дать понять такой группе, что в организме не только руки и ноги должны быть на месте, но также невозможно, чтобы на одну руку приходилось двадцать пальцев?

– Знаете, однажды палец на ноге решил, что он должен быть глазом. И как ему ни говорили, что он не глаз, он все равно стоял на своем и желал быть только глазом. Ну и поскольку он все равно никого не слушал, то все согласились: «Хорошо, будь глазом».

– И что?

– Ну и был он глазом. Только такая, знаете, беда: всю жизнь видел лишь изнанку носка.

– Захватывающая перспектива. Ну а если серьезно?

– Если серьезно, то в церкви должен быть Божий порядок. Ведь это Он поставляет пресвитеров, дьяконов. Сам человек себя не должен избирать на служение. Господь ему показывает его место. Через кого? Через людей. И мы видим этот порядок уже в первоапостольской церкви.

– Я сейчас подумала, что люди, стремящиеся не к своему служению, – это полбеды или совсем не беда: рано или поздно им надоест смотреть на свой носок, и все станет на свои места. А вот как быть с теми, кто не ищет никакого служения, кто пришел в церковь получать? (Это бы и ничего: большинство из нас пришло в церковь именно получить, например, утешение и поддержку. Но бывает так, что годы идут, а человек все принимает и получает. Реципиент. Ему все время нужны доноры.) Как же быть? Ведь Господь учил любви жертвенной, отдающей...

– Я думаю, что большинство христиан таковы и, наверное, будут такими. Не потому что эгоисты. Ну просто не выросли для самопожертвования. Но и такие Господу нужны, и таких Он любит. Я, может быть, повторяюсь, но дело служения Господь свершает через немногих посвященных. Подумайте, ведь после Христа на земле осталась горстка последователей, а в итоге христианство победило великую империю и распространилось до края земли. Поэтому не стоит ожидать, что вся тысяча членов поместной церкви будет этими горящими служителями, в основном будут слушающие, нуждающиеся в утешении, ободрении.

– Но ведь в организме не может быть клеток, которые там находятся просто так, для балласта?

– Зато в организме есть члены немощные, неблаговидные, нуждающиеся в большем попечении. Заболела рука – мы ее не отсекаем, а примочки делаем. И даже если она нам будет жалом в плоть на всю жизнь, мы будем печься о ней всю жизнь. Так и в церкви. Ведь ради больных Он и приходил. И еще у меня есть такое наблюдение: в тех церквах, где много таких немощных и неблаговидных, – там Господь воспитывает и закаляет особых служителей. Кажется, уж такая проблемная, хромающая была церковь, что там вот-вот что-то неладное могло быть, а смотришь – наоборот: Господь в ней-то и воспитал удивительных духовных борцов. Потому что Он – Господь, Он несет наши немощи, Он обращает нам во благо то, про что мы и помыслить не могли, что это наше будущее благо.

– Александр Иванович, есть ли такие стихи из Писания, которые как-то особенно Вас всю жизнь сопровождают, имеют для Вас особое значение?

– Есть один такой стих любимый: «Кто мне на небе? и с Тобою ничего не хочу на земле». Я не могу никак это прокомментировать. Здесь все сказано.