Перед Новым Годом

В конце прошлого века большой русский философ и поэт написал эту свою знаменитую строчку: «Смерть и время царят на земле». И тут же прибавил: Ты владыками их не зови». И в кажущемся противоречии между двумя этими строчками заключена вся глубина, весь трагизм нашего человеческого существования на земле.

Действительно, «смерть и время царят на земле». Действительно, не только все течет, все ускользает, все уходит, но и каждый уходящий час приближает нас к этому таинственному и кажущемуся таким страшным в своей бессмысленности обрыву. Каждый из нас может сказать о себе словами лермонтовского эпиграфа к «Мцыри»: «Вкушая вкусих мало меда и се аз умираю». И, пожалуй, нет человека, который хотя бы раз в своей жизни, наедине с собой, в какую-то страшную по своей простоте и правдивости и беспощадности минуту не спросил бы себя: «Зачем жить, если есть смерть», если вся жизнь есть одно сплошное стремление к обладанию тем, чего все равно не удержишь, желание того, что все равно выпадет из наших мертвых рук. Этот ужас знал Генрих Гейне, написавший: «Мы все спрашиваем, спрашиваем, пока комок глины не заткнет нам рот — но разве это ответ?» И иногда кажется, что вся суть, наполняющая мир, вся эта надрывная декламация о строительстве какого-то лучшего мира, вся эта муравьиная борьба за власть, бессмысленное преследование одних людей другими, что все это делается только для того, чтобы заглушить в себе беспощадное знание того, что «смерть и время царят на земле». Люди боятся тишины, одиночества, углубления в себя, потому что там им открывается правда слов Льва Толстого: «После глупой жизни придет глупая смерть».

Вот почему на последних своих высотах и культура, и искусство человеческое пронизаны печалью, вот почему там, где человек по-настоящему задумался, там уже нет места бравурным призывам, ложной бодрости, суетливым программам. Христос плачет над умершим другом Лазарем — и весь мир пронизан этими слезами расставания, разлуки, ухода, исчезновения.

Но вот Владимир Соловьев, сказав эти предельно правдивые слова: «Смерть и время царят на земле». И добавляет: «Ты владыками их не зови!» Что же это значит? И что изменится от того, назову ли я смерть и время владыками или нет? Не есть ли это все та же бравурность, ложь самому себе, скрывание от себя очевидности — страха и грусти? И не более ли прав величайший философ пессимизма Шопенгауэр, пришедший к выводу, что для человека единственный путь — это отказаться от жизни, как «воли и представления», уйти в некую внутреннюю пассивность и равнодушие, в которых уже, собственно, нет никакой разницы между жизнью и небытием. На этот вопрос отвечают два дальнейших стиха все того же стихотворения Владимира Соловьева. Сказав: «Смерть и время царят на земле. Ты владыками их не зови». Он продолжает: «Все, кружась, исчезает во мгле. Неподвижно лишь солнце любви!»

Вот оно, то единственное слово, которое можно без страха поставить рядом со словом «смерть». «Крепка, как смерть, любовь». Любовь не примиряет со смертью и временем. Любовь побеждает их. Вот вечное откровение, вечная истина христианства. «В любви нет страха, — восклицает любимый ученик Христа Иоанн, — но совершенная любовь побеждает страх». Весь мир пронизан страхом, страхом смерти прежде всего. И только тот, кто любит, свободен от страха. Ибо тот, кто любит, уже отдал себя, уже в другом имеет свою жизнь, уже отдал саму свою жизнь. И когда Христос возвещает людям жизнь вечную, когда каждый год радостно поет Церковь: «Смертью смерть поправ», речь идет не о каком-то биологическом чуде и не о языческом царстве теней, где бессмертные души томятся в бесплодной вечности, речь идет о чуде любви, о победе над смертью той любви, которая так любила, что любовью отдала себя смерти, саму смерть наполнила любовью, и тогда затрепетала смерть, и гроб стал живоносным гробом, и в мир вошло это поразительное, неслыханное, невозможное обещание «воскреснут мертвые, и сущие во гробах возрадуются».

Крепка, как смерть, любовь. Это значит: так же сильна и в поединке оказывается сильнее.

Сначала охватывает она Христа, поглощает Его и думает, что здесь последнее торжество смерти. Но не знает или забывает эта твердыня смерти, что тот, кто отдал себя ей, отдал в любви и любовью. И потому изнутри преодолевает Он это страшное разделение, разлуку и распад. «Если Христос не воскрес — вера наша тщетна» — говорит апостол Павел. Но Он воскрес, и стало возможно в мире жить и мир побеждать этой любовью, которая сильнее смерти.