Солнца не затмить!

Николай Водневский

Ответ на статью из журнала «Огонек»

Недавно я заметил другу, что журнал «Наука и религия» по какой-то причине прекратил нападки на евангельских христиан-баптистов. «Атеисты уже устали бороться с религией», — ответил друг.

Но не тут-то было! Журнал «Огонек» (тираж около 2 миллионов!) в статье «Прозрение» (№№ 16–17/1982) обрушился на Московскую церковь евангельских христиан-баптистов.

Не каждый читатель этого опуса сразу поймет, что здесь мы имеем дело с выполнением спецзадания атеистов — подорвать влияние церкви на пытливую, ищущую правду молодежь .

Как это сделать? Сатана хитер и опытен. Он нашел человека по имени Александр Озерцковский, протолкнул его обманом в среду верующих в конце 1977 года, а 8 мая 1979 года он ушел из церкви и как автор статьи «Прозрение» выступил на страницах «Огонька» (17 колонок во всю длину журнала!) с разоблачением баптистов.

Программа выполнена, но каков ее результат?

Подобные люди были во все времена. И будут. О них писал в первом веке апостол Иоанн: «Они вышли от нас, но не были наши; ибо если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и через то открылось, что не все наши» (1Ин. 2:19).

Лучше всех на эту статью ответили бы руководящие братья Московской церкви, но ведь их уста закрыты кляпом «свободы», и ни один журнал, ни одна газета не напечатает их ответ на гнусную клевету.

Попробуем мы кратко остановиться на некоторых пунктах этой огромной статьи.

А. Озерецковский пишет: «Я окончил институт, сдавал кандидатский минимум по философии, последние 10 лет работал инженером-конструктором, был членом завкома, председателем товарищеского суда».

Как же А. Озерецковский оказался членом церкви, прошедшим испытательный срок и крещенным по вере? На этот вопрос автор дает весьма смутные сведения, которым может поверить только ребенок. Сначала, втершись в так называемое духовное общение семейных братьев и сестер, которое проводится в Московской церкви 1 раз в месяц, Озерецковский по сути дела не интересовался духовными вопросами. Он сам пишет: «В проповедях я ничего не понимал, да и надобности в этом не чувствовал и молиться по-прежнему не умел». Это примечательное признание автора. Но когда брат Николай Епишин, руководитель духовного общения упомянул о том, что его отец подвергался гонениям за религиозную активность, Озерецковский сразу усомнился, что это могло быть. Слово «гонение» он пишет в кавычках с добавлением «якобы» и этим подчеркнул, что в СССР никогда не было гонений на религиозных деятелей.

Сам Хрущев рассмеялся бы, прочитав эти строки. Здесь сразу Озерецковский выдает себя, кто он.

Автор пишет, что средний возраст участников этих духовных общений 25–30 лет, а собирается 200–250 душ, разбитых на 7 групп. Вот что больше всего беспокоит атеистов. И это, как говорится, под носом Кремля!

И далее: «Характерно, что подавляющее большинство впервые приходят в церковь после какого-либо сильного потрясения». Но ни о каком сильном потрясении в своей жизни автор не пишет. Мы могли бы спросить автора: Что же тебя влекло в ту среду, где по его словам «слепо верят в воскресение Христа и оживление Лазаря и не допускают критики библейских чудес». Разве ты не видел, куда идешь?

Его жена, педагог по образованию, член церкви баптистов, позднее назовет мужа «христопродавцем». Семья распадается, но задание выполнено, и статью, разоблачающую баптистов, будут читать миллионы.

Что же по сути дела представляет собой эта статья? Бросание пыли и грязи на солнце, но эта пыль летит на бросающего, а солнце светит по-прежнему.

С чего же началось разочарование в баптистах у А. Озерецковского? Предоставим ему слово: «Хочу рассказать о случае, который глубоко потряс меня. Большинство верующих во время собрания сидят и приподнимаются лишь тогда, когда молятся или поют духовные гимны и псалмы. Те, КОМУ НЕ ХВАТАЕТ МЕСТА, стоят. Обычно, отсидев примерно половину службы, а она длится около двух часов, братья и сестры уступают места тем, которые стоят. Однажды перед собранием я заметил вошедшую в церковь молодую женщину, готовившуюся стать матерью. Она села на скамью. Через несколько минут к ней подошла сестра средних лет и что-то шепнула ей на ухо, и та, покраснев, поднялась — уступила место подошедшей. Шло время. Никто место беременной не уступал, и она, вероятно, устав стоять, тихо вышла из церкви через боковую дверь. По окончании собрания я подошел к сестре и спросил ее:

— Почему же вы не уступили места беременной?

Ответ был лаконичным:

— Она «субботница» — пусть ходит мыть ноги на свои собрания.

Этот случай привел меня к глубокому раздумью об истинности христианской доброты, любви, человеколюбия».

Мы могли бы спросить у автора: почему же ты не уступил места беременной? Но дело не в этом. Разные люди бывают на свете. Но редактор «Огонька» и здесь недосмотрел и допустил политический ляпсус. Почему же это в молитвенном доме не хватает места? И так из года в год! Церковь насчитывает 6 тысяч членов, а помещение на 800 сидящих мест! Куда же деваться остальным. А где сядут посетители, гости? Разве в стране религиозной свободы баптисты не могли бы на свои средства построить молитвенный дом большей вместимости, как это делается в других странах? Русские баптисты могли бы построить в Москве 3, а если нужно, то и 5 молитвенных домов, где старики и беременные женщины не стояли бы плечом к плечу, а могли бы сидеть. Но это право им не дано и об этом хорошо знают и редактор «Огонька» и автор статьи.

И если этот случай с беременной женщиной повлиял на религиозные убеждения автора, то я сомневаюсь, были ли у него религиозные убеждения вообще.

Теперь мы подходим к самому интересному моменту. Автор пишет: «На собрании, о котором я рассказываю, Семченко и другие проповедники отвечали на вопросы братьев и сестер. И тут я впервые почувствовал их растерянность: на некоторые вопросы ни тот, ни другой не смогли дать вразумительного ответа. Не получил ответ и я на свой вопрос. Я спросил, почему нет единой христианской Церкви, о которой говорит в Своем учении Иисус Христос?»

И далее читаем:

«Епишин отозвал меня в сторону после собрания и предупредил, чтобы я с вопросами был поаккуратней, а то, дескать, так можно далеко зайти».

Правильный ответ! Разве Озерецковский не знает, что в тех условиях пресвитер или пастор церкви должен быть «эквилибристом-канатоходцем». Один неосторожный шаг, правильный ответ на провокационный вопрос — и полетит в пропасть, на Лубянку, а там — Сибирь, Якутия. «Клевета» на советскую действительность карается строго.

Рассказывая о молодежной группе баптистов, которой руководила Вера Блинова, он пишет о дочери, ученице 9 класса: «Девочка стала более замкнутой, какой-то нервной… Зато могла часами вести «разговоры духовные» со столь же юными сестрами, чуть ли не часами молиться. При этом ее молитвы становились все более длинными, чувствительно-слезливыми, она часто плакала, читая Библию… Между нами были дружеские отношения, а теперь я чувствовал, что теряю ее, понимал свою вину: разрешив ей посещать церковь, я совершил грубую ошибку».

Так пишет А. Озерецковский, «верующий» отец, чтобы испугать читателя пагубностью религиозного воспитания, предупредить молодежь и родителей об опасности.

Автор далее пишет, что «баптисты имеют крайне низкий уровень развития. Свой интеллектуальный багаж они пополняют за счет чтения Библии… Причем, многие работают не по своей специальности».

Это верно, но автор не договаривает. Верующий в СССР не может быть учителем, доктором, адвокатом, судьей, занимать руководящие должности и тому подобное. Это знают все. Ясно, что имеющему образование приходится искать работу не по специальности, и зачастую преподаватель становится дворником или сторожем. Так брат Юра, студент московского вуза (отец — директор завода, мать — экономист, оба — атеисты) обратился к Богу и говорит автору статьи: «Я бы с удовольствием дворником стал работать после окончания института». «Это меня очень возмутило, — пишет далее автор. — Ведь ты же будущий математик высшей квалификации, способный человек!» Юра отвечает: «Работая инженером-программистом, святости не достигнешь». Впоследствии Юра действительно устроился дворником. К сожалению, он не одинок. В московской общине десятки молодых людей бросили учебу и любимую работу, порвали отношения с друзьями, утратили активную жизненную позицию», — пишет Озерецковский. Здесь он наводит «тень на плетень», хорошо зная, что учиться в высшей школе, где курс научного атеизма в последние годы стал обязательным предметом, верующему очень трудно.

Автор продолжает: «Пастыри, призывая молодежь вести «жизнь тихую и мирную», отрывают молодежь от активного труда, лишают возможности работать по призванию и специальности, учиться. А потом, когда сбитые с толку молодые люди действительно начинают «вести жизнь тихую и мирную», с дипломом в кармане работают дворниками и сторожами, а проповедник проливает крокодиловы слезы по поводу того, что вот, дескать, «нас, верующих, никто не понимает, атеисты нас преследуют и не дают нашей молодежи учиться и работать по специальности»».

Озерецковский далее пишет: «Почти каждую неделю в Московской церкви гостят иностранные «братья и сестры». Многие из них выступали с проповедями, говорили о мире, о проблемах голода… Но для некоторых братьев подобные визиты — просто возможность заполучить Библию, литературу, записи духовной музыки».

И здесь автор бьет самого себя. Дайте возможность народу, тем, кто желает, купить Библию в магазине или в церкви, и никто никогда не будет просить у иностранца дать или продать Библию. И тут же автор жалуется на брата Семченко, который «подумывает о создании молодежной христианской организации. Члены его группы называют себя «живыми христианами». К осуществлению планов он привлекает молодых евангельских христиан-баптистов. Одному Семченко предлагает стать редактором подпольного молодежного христианского издания, другому — корреспондентом этого журнала, третьему — опубликовать в нем христианские стихи. И невдомек некоторым молодым братьям и сестрам, что никогда этого журнала не будет».

Вот уж, что верно, то верно. Озерецковский хорошо знает советскую действительность: такого журнала не было и не будет. Даже подпольного. А появится — задушат. А к чему подпольный религиозный журнал, если конституция закрепила право на свободу вероисповедания, право исповедовать свою веру и главное — такое же право, какое имеют и атеисты! Бумага терпит. А как же иначе понимать равноправие?

А. Озерецковский пишет: «Меня могут спросить: почему я, увидев столько изъянов во внутрицерковной жизни, все же принял святое водное крещение, после крещения стал весьма активным в хоровом служении? Ответить на этот вопрос очень трудно, ибо он носит сугубо личный характер». А нам ответить на этот вопрос совсем не трудно. И хотя автор пытается что-то сказать о влиянии тещи и жены (обе баптистки), но мы знаем одно: верующий, желающий принять крещение и быть членом церкви, проходит большой испытательный срок, а потом — устное испытание. Как стал членом церкви баптистов Озерецковский, никогда не молившийся и неверовавший «ни в воскресение Христа, ни в оживление Лазаря?» Ответ прост: он лгал, обманывал братьев-баптистов, чтобы втереться в их среду, а потом — ударить в их спину, написать следующее словоизлияние:

«Противопоставление верующих и неверующих — это основа деятельности евангельских христиан-баптистов. С кем бы мне ни приходилось разговаривать, все твердят одно и то же: атеисты нас не понимают, атеисты нас преследуют, атеисты следят за нами и контролируют каждый шаг. Вначале я ничего не мог понять: о каком непонимании идет речь, о каких преследованиях шепчутся?? Московская церковь занимает одно из лучших зданий в центре столицы (где больше половины членов церкви не имеют места, — Н.В.), свободно издается богословский журнал, орган ВСЕХБ (7 000 экз. на всю Россию. А сколько посылается за границу? — Н.В.), духовные календари, ноты для хорового пения. Но все это отнюдь не мешает «истинным христианам» постоянно твердить о каких-то притеснениях и чуть ли не преследованиях со стороны атеистов».

Конец статьи на сниженных нотах: «Когда я сказал жене, что больше не могу посещать церковь, она осыпала меня обвинениями в предательстве и угрозами неминуемой «кары небесной». Более того, она пыталась убеждать сына, что его отец «христопродавец», «сатанинское отродье» и его надо чураться. К несчастью, ей удалось добиться этого… Трудно вспомнить этот период моей жизни. Но время, а главное работа дают мне силы все выдержать. Вернулись мои увлечения: техническое творчество, музыка, театр, литература — словом, все стало на свои места».

А солнце правды светит и никому его не затмить!